Академия Магических исследованиий (СИ)

Стук в дверь озадачил меня. Климент не стал бы стучать, он знает, что дверь открыта: я не успела закрыть её на ключ.

Осторожно, на цыпочках, я вышла в прихожую и посмотрела в глазок. Это тётя Лиза. И что ей надо от меня? Конечно, я открыла дверь, она ведь знает, что я дома.

— Твой ухажёр выбежал из подъезда сам не свой, — сказала она. — Что-то случилось? Я сразу к тебе поднялась, думаю, мало ли что.

«Мало ли что», это что? Она решила, что Климент мог обидеть меня? Хотя, молодец тётя Лиза, в случае чего, она меня не оставит наедине с бедой.

— Всё хорошо, тёть Лиза, — сказала я. — Клима вызвали срочно в театр.

— Ну, хорошо.

Стоит не уходит. Не хочу её в дом приглашать, если она засядет, то её до вечера не выпроводишь.

— Слышала новость?

Что за вопрос такой, прежде чем спрашивать, надо объяснить, какую новость я могла слышать.

— Какую новость? — спросила я. Вижу, тёте Лизе не терпится рассказать мне о чём-то.

— Сосед наш, Егорка, с третьего этажа, ну, тот, что не в себе. — Тётя Лиза умолкла, ждёт, когда я кивну, что, мол, знаю, о ком идёт речь. Я кивнула. — Сегодня рассказывал, будто видел, как ночью в твоё окно женщина входила. Ну, ты представляешь, что говорит? Пора ему на плановое лечение ложиться в больницу, а то он нам устроит, он ведь и газ может оставить и воду не выключит. И ведь так расписывал, как будто, в самом деле, видел. Говорит, волосы чёрные, до пояса и рубашка на ней длинная до пят. Прямо в окно, говорит, сквозь стекло прошла.

Чёрт возьми, так ведь речь идёт об Аэлите, как есть. Когда я видела её во время телепортации, на ней, как раз была сорочка прозрачная, и волосы у неё тёмные.

— Ну, вот что с ним делать? — распаляясь, спросила тётя Лиза. — И куда Ирина Ивановна смотрит, сына в больницу надо везти, а она сидит себе на лавочке, улыбается, «божий одуванчик».

— Она старенькая уже, ей трудно с больным сыном управляться, — встала я на защиту соседей, потому что знаю, что Егорке не «привиделось», он реально видел духа, который вломился в мой дом. Просто меня дома не было, а так не знаю, что могло бы случиться.

Вот как, значит, душевно больные люди могут видеть «другой» мир. Как кошки.

— А мы-то тут при чём? — возмутилась тётя Лиза. — Нам-то за что страдать.

— Дай бог обойдётся, — ответила я и удивилась, что ответила именно так.

— Вот так Алиса, такой бред нёс, что волосы дыбом. Ладно, я пойду.

Я закрыла дверь и пошла на кухню, чтобы налить себе чаю. Всегда пью чай, чтобы успокоиться. В этой квартире я больше не останусь одна на ночь. И, что мне делать? Просить соседку переночевать со мной? Может ли дух навредить мне в моём мире?

Голова кругом и даже чай не помогает.

Откровения

Откровения.

Нет, никуда я не пойду и звать к себе никого не буду. Переживу, как-нибудь. Всё начиналось так хорошо, и я уже в мыслях парила над суетой, наслаждаясь силой и властью. В моей голове рождались вполне человеческие желания, как месть обидчикам. А в результате, я вынуждена искать защиту от блуждающего бестелесного духа, который почему-то из всех слушательниц выбрал меня. Не понимаю, почему она ко мне привязалась? Неужели, всё дело в том, что я пожалела её и пыталась помочь.

Конечно, я недооцениваю опасность, которая нависла над моей головой, поэтому такая рассудительная и в некоторой степени спокойная: я не знаю, чем мне грозит это.

Чёрт возьми, только бы Климент ждал меня, как обычно в одиннадцать тридцать у подъезда, не хочу оставаться в доме одна. Что если этот дух явится с помощниками? А у неё должны быть защитники, как у каждой нормальной женщины. Аэлита женщина, хоть и бестелесная и наверняка у неё есть возлюбленный, который жаждет отыскать для неё плоть.

Кое-как дождалась одиннадцати часов. Оделась и, прыгая через две ступеньки, выскочила во двор.

— В запасе полчаса, — улыбнувшись, сказал Климент. — Долго ты соображала, что покинуть дом самое разумное решение.

Он серьёзно, или шутит?

— Ладно, полетели уже, — сказала я и подошла к Клименту, чтобы запрыгнуть ему на руки.

— Не собирался, — отстранил меня Климент.

— Всё отменяется? Ты передумал мне помогать? — запаниковала я. Неужели, я обречена и мне уже никто не поможет, а Мастер снял с себя всю ответственность.

— Давай пройдёмся по городу, — предложил Климент. — Зайдём в наше кафе, посидим на нашей скамейке.

Он, как будто издевается надо мной. «Наше кафе», «наша скамейка» бывают только у пар, которые строят отношения, а мы, можно сказать, коллеги. Климент не проявляет ко мне интерес, а я, хоть он и нравится мне, не тешу себя пустыми надеждами.

— Ты накинулась на меня с обвинениями, и я решил, что тебе надо расслабиться, почувствовать себя нормальным человеком.

— Прости, что вспылила. Это нехорошо, я знаю, — повинилась я.

— Извинения приняты, — улыбнувшись, сказал Климент. — Итак, я приглашаю тебя пройтись по «историческим» местам.

Если бы знала, надела приличную обувь, а теперь я, как спортсменка — эти кроссовки на ногах. В город я не выхожу в спортивной обуви.

— В кафе не пойду, — предупредила я, насупившись.

— Сейчас я всё устрою, — пообещал Климент и исчез. Интересно, он надолго? Мне, как бы страшно одной, в темноте.

Не прошло и пяти минут, как Климент вернулся с коробкой в руках. Воспользовался практической телепортацией, иначе, откуда бы в его руках появилась эта коробка. Там обувь. И это дорогая обувь. Коробка отличается от тех, что скопились в моём шкафу, эта чёрно белая и с золотистой надписью.

— Мне это нравится, — улыбнувшись, сказала я, принимая подарок. — Отличная пара туфель у меня уже есть. Что в этот раз?

Климент снял крышку, и я увидела чудесные ботильоны. Как раз под мою курточку, тёмные и простые в исполнении, но они роскошные. И каблук отличный. А кожа на ощупь, словно бархат.

— Умеешь ты обувь выбирать, — похвалила я Климента.

— Обувь не роскошь, а средство передвижения, она должна быть удобной.

«Да уж, сказал тоже. Попробуй, купи её, удобную обувь, если она стоит чуть больше твоей месячной зарплаты».

Но я не озвучила свои мысли, постеснялась. Человек в нужде стесняется своей бедности. А я бедствую и это реальный факт. Работы в театре мало, а если ты мало занят, значит и получаешь копейки. Старожилы театра рассказывают, что раньше артисты получали ставки по категориям. Зарплаты были ровные, а теперь кто-то «жирует», а кто-то перебивается с копейки на копейку. И что обидно, в основном трудится серая масса посредственных «ремесленников», а талантливые люди отодвинуты в сторону. Как говорится, талантам надо помогать, а бездарь сам пробьёт дорогу. Но теперь некому помогать талантам, а стало быть, несправедливость так и будет иметь место в театрах.

— Переобувайся, и пойдём, — сказал Климент.

— Прямо тут? — удивилась я. Как-то неудобно. Могут соседи в окно наблюдать за нами, а я тут обувь меняю.

— А кто сказал, что на улице нельзя переобуваться? — в шутку сказал Климент. — Да и темно теперь, кто поймёт, что ты меняешь обувь.

Ему смешно, а мне неловко. Почему я не могу вернуться домой и там в спокойной обстановке примерить новую обувку.

— А мои кроссовки? Мне с ними под мышкой гулять?

— Больше не надевай их, никогда, — попросил Климент. — Это не женская обувь.

Разве? А я так не считаю. Очень удобная, и комфортная в плане прогулок.

Делать нечего и я стала переобуваться, усевшись на лавочку, а кроссовки положила в коробку и оставила у подъезда. Не будет их здесь, когда вернусь, уверена.

Сижу на скамейке, ем пирожное. Мы с Климентом не остались в кафе, там народу много, о мой спутник не любитель вертеться на глазах у зевак. Он взял пирожное с собой, в контейнере и ещё сок натуральный в красочной бутылочке.

— Откуда у тебя столько денег? — не постеснялась спросить я. Нет, правда, это интересный вопрос.

— Подрабатываю «чревовещателем», — посмеиваясь, ответил он.