Знак королевы вампиров

— А что если Совет распустят и сделают еще больше вампиров? Что если такие, как Карнал, получат власть? Что тогда? — Глаза Гидеона сузились. — Да, я не так глух, как ты думаешь. У нас есть шпионы. Мы знаем, что политическая обстановка меняется. Главная цель — выживание смертных, Джейкоб.

— Главная цель — честь. Единство.

— О господи. — Гидеон сгорбился в кресле, потирая руками небритый подбородок. — Рыцарская чушь…

— Ага, та самая чушь, — прервал его Джейкоб. Его собственная злость рвалась наружу. — Ты тоже ее когда-то помнил. Верил в нее. Именно поэтому ты начал заниматься тем, чем занимаешься сейчас, и вот почему я сначала последовал за тобой. Но есть разница между убийством за правое дело и убийством, которое совершаешь, чтобы заполнить пустоту в собственной душе. Чтобы это помнить, нужна любовь, Гидеон. Для равновесия.

Брат уставился на него.

— Я тебя люблю. Посмотри, как хорошо вышло.

— Дешевый трюк, — сказал Джейкоб. — Она живет уже много веков. Ты за ней никогда не охотился. Почему так? Ты мог убить ее в ту первую ночь, когда я ее увидел. Я же был с тобой. Когда ее муж сломал ей руку и она осталась совсем одна.

Гидеон взял свой стакан, наполненный чаем со льдом, и сделал глоток с таким видом, словно пробовал что-то неприятное на вкус.

— Она держит в узде еще больших чудовищ. Для этого есть Совет, который она же и создала.

— Нет, этого недостаточно. Это скорее личное, Гидеон. Почему она не твоя цель?

— Она спасла мне жизнь. Однажды, — он провел салфеткой по губам. — Попал в переделку во время драки с вампиром. Это чудовище убивало все, что двигалось. Очевидно, вампир с ее территории. Очнулся в переулке. Она сидела рядом, а вампир был мертв. Она кивнула и просто ушла. Ну, — он раздраженно пожал плечами, — после того, как сказала мне, что я полный идиот и прожил бы дольше, если бы был христианским миссионером в Судане.

— Очень похоже на леди Лиссу.

Это замечание Гидеон проигнорировал.

— Но теперь долг выплачен. Она спасла мою жизнь, но украла у меня брата. Даже если она из тех, кто убивает по одному человеку в год, эти здоровые и хорошие люди все равно не заслуживают смерти.

— Я и не говорю, что ситуация не паршивая. — Джейкоб закинул руки за голову и переплел пальцы на затылке. — Это выбор без выбора. Но предположим, у тебя есть нормальный вампир, убивающий одного человека в год, чтобы оставаться в живых и контролировать свои силы. У тебя также есть нормальный смертный, который должен умереть. Все одно к одному. Как ты будешь судить? Один вампир или один смертный? Ты никогда не увидишь, как стадо оленей убивает всех волков, если волк убьет одного из них. Это равновесие, Гид. Не честно, не добро, ничего даже близкого к состраданию. Равновесие. Вампир выберет смертного, и этот смертный будет драться. Ему придется. Защищать себя всеми доступными способами. Может быть, он сможет спастись; может быть, нет. Может быть, он убьет вампира.

— Ты говоришь так, словно это нормально — вампиры, убивающие людей.

— Я говорю о том, что люди — единственный вид, который не принимает возможность того, что быть добычей — часть природного цикла. — Джейкоб резко выдохнул и ударил раскрытыми ладонями по крышке стола. Официантка, шедшая к ним с кофейником, отпрянула и пошла к другому столику. — Мы должны попробовать остаться в живых. Кто бы ни были высшие силы, я не думаю, что они хотели бы, чтобы мы полностью уничтожили какой-то вид, чтобы сделать свою жизнь на сто процентов безопасной.

Гидеон прищурился.

— И что же ты собираешься делать, братец, когда она попросит тебя помочь ей с ежегодным убийством? Опозоришь свои доспехи? Подведешь ей кого-то, похожего на мистера Ингрема, человека, который думает, что у него есть цель в жизни помимо того, чтоб стать ужином для вампира? Дьявол, я тебя знаю. Тебе это неприятно. Ты же не убийца.

— Я был убийцей, когда помог тебе, — оттолкнул свою тарелку Джейкоб. — Убийца намеренно отнимает чью-то жизнь, против воли, и неважно, справедливо это убийство или нет. Я еще не получил всех ответов. Я просто знаю, что я там, где должен быть.

— Я тебя совсем не понимаю.

— Нет, понимаешь, — посмотрел ему в глаза Джейкоб. — Ты просто не хочешь. Когда ты полюбил первый раз в жизни, твоя девушка погибла в руках вампира.

У Гидеона надулись желваки.

— Если следовать твоей логике, я должен был сказать: «Такова жизнь» и пойти дальше.

— Нет. У всех действий есть последствия. Вампиры знают это, так же, как и мы. Но Гидеон, тебе было восемнадцать, а Лауре — шестнадцать. С каждым годом ты становишься все более ожесточенным. Разве ей бы этого хотелось…

— Прекрати копаться в моей голове, — ткнул в него пальцем Гидеон. — Мне безразличны их мотивы. И если у меня будет возможность убить их всех до единого, я это сделаю.

Чтобы ни один человек больше не горевал так, что его сердце само себя поедает. Джейкоб вспомнил Лауру. Он подумал, что она была слишком хрупкой для брата, но такой прелестной, что ни один мужчина не мог равнодушно пройти мимо. Ее хотелось оберегать, как нежный цветок. Поэтому тот, кто полюбил ее, чувствовал бы двойную ответственность, если бы не смог уберечь ее от смерти. В особенности тот, кто потерял родителей в двенадцать лет и кто сам возложил на себя ответственность о восьмилетнем брате.

Брат будет мучить себя ненавистью до самой смерти. Об этом говорило многое. Как и любой человек, член семьи которого вступил на скользкую дорожку, Джейкоб испробовал все, даже пытался стать таким, как он. В конце концов, он мог только пытаться отговорить его, отказываясь и дальше поддерживать это саморазрушение. У него упало сердце, когда он понял, что это еще больше пристрастило брата к насилию. Сейчас Гидеон был один против всего мира и всех обид, нанесенных миром.

— Почему, Джейкоб? Ну… почему? Почему ты со мной это сделал? С нами?

Гидеон словно бы произнес это вслух.

Так как он не мог ожесточиться против боли, которая проскальзывала в голосе Гидеона, Джейкоб решил быть честным.

— Я мечтал о ней еще до того, как встретил, Гид. Ты же помнишь, как я всегда словно искал что-то? В ту ночь, как мы увидели ее, я испытал глубочайшее облегчение. А вот и ты. Бах. Тот монах, который меня обучал, считал, что я уже служил ей раньше, в предыдущей жизни.

Увидев, что губы Гидеона искривились в презрительной гримасе, он упрямо продолжал:

— Я не знаю, верю ли я в это, да это и не важно. А теперь то, что важно. Помнишь свои чувства к Лауре? Едва встретив, ты уже не мог вообразить свою жизнь без нее.

Взгляд Гидеона ожесточился, словно заморозив пространство между ними. В мгновение ока все, чего, казалось, достиг Джейкоб, словно испарилось.

— У них нет ничего общего. Не смей никогда ставить ее и одну из этих кровожадных сук в один ряд.

— Молодой человек! — Дама, сидящая за столиком напротив, заговорила довольно резко, хотя ее подруга пыталась ее успокоить. — Может, хватит выражаться?

Гидеон поднял голову:

— Не лезь не в свое дело, сучка. Засунь голову обратно в песок, как делаете вы все, включая моего чертова братца.

— Гидеон, — оборвал его Джейкоб. Он, словно извиняясь, кивнул женщинам и заметил неприязненные взгляды строителей, которые сидели позади них. Брату же, тихо сказал: — Я даже не знаю, кто ты теперь, Гидеон.

— Да и ты тоже, братишка.

Промолчав, Джейкоб положил на стол двадцатку.

— Я думаю, что нам пора. Я оплачу.

— Ее деньгами? Я так не думаю.

— Это мои деньги, Гидеон, — Джейкоб встал. Кулаки сжаты в бессильной ярости, голубые глаза сверкают. — Пока ты в таком состоянии, нам не о чем говорить.

— Я не колеблясь убью тебя, если ты встанешь на моем пути.

Однажды два мальчика бегали по полосе прибоя, а в брызгах смеялось полуденное солнце. В воздухе звенел детский смех. Джейкоб тогда попытался схватить Гидеона, бросить его в воду, но Гидеон поймал его первым, и упали оба. Джейкоб изо всех сил держался за это воспоминание, чтобы прогнать боль — и не мог.