Лунный серебряный свет (ЛП)

— Да, конечно. Доктор Эриксон и Софи будут рады. Я позвоню им позже и предупрежу. — Бри просияла, а я тут же почувствовала укол совести. Она же не могла знать, что я хочу пойти в дом пастора преимущественно из-за Кэлама.

В школе в ожидании окончания дня я не могла сконцентрироваться на учёбе и завалила незапланированный тест по математике. Вернувшись домой, я обнаружила записку от Бри: «Эриксоны ждут тебя к пяти часам на чай. Хорошо провести время».

Сейчас было около трёх, оставалось ещё два часа, которые будут тянуться для меня целую вечность. Я решила сделать своё домашнее задание. Так, по крайней мере, я проведу время с пользой. Когда я закончила, я достала свою папку для рисунков, чтобы выбрать несколько картин, которые мне бы хотелось показать Эриксонам. Два или три рисунка я хотела повесить в рамку в своей комнате. Но до сих пор у меня не доходили до этого руки. Мне было нелегко принять решение.

Я взяла портрет своей мамы, три пейзажа, которые нарисовала ещё дома и мой первый здесь рисунок моря.

Я натянула свежепостиранные джинсы и светло-голубой джемпер с треугольным вырезом, расчесала волосы и нанесла блеск для губ. В результате я осталась довольна своим отражением в зеркале. За последние несколько недель синяки под глазами исчезли, а весеннее солнце нанесло на мою кожу лёгкий загар.

В половине пятого я отправилась в путь, так что пришла я на пару минут раньше положенного. Название «дом пастора» было несколько обманчивым — здесь уже более ста пятидесяти лет не живёт никакой пастор. Дом принадлежит семье Эриксонов уже вечность. Я набрала воздуха в лёгкие и нажала на старомодный звонок. Раздался серебристый звон. В ожидании я теребила свою серебряную цепочку, которую носила на шеи. Дверь распахнулась, и передо мной оказался Кэлам. В своих джинсах и тесно прилегающем пуловере цвета слоновой кости он в очередной раз выглядел слишком хорошо. Я вмиг почувствовала себя ещё более невзрачной, чем обычно.

Мой смущённый взгляд его позабавил. Он улыбнулся и сказал:

— Думаю, ты хотела бы зайти и выпить с нами чаю.

Я всё ещё была озадачена его «с нами», когда он нежно оторвал мою руку от цепочки, в которую я по-настоящему вцепилась, и потянул меня в просторный вестибюль.

— Не порви её.

Я стряхнула его руку и ответила упрямей, чем следовало бы:

— Я сама могу о себе позаботиться.

Он посмотрел на меня с удивлением, и в тот же самый момент я покраснела.

— Извини, — пробормотала я, запинаясь, — обычно я не бываю такой невежливой.

Он осмотрел меня.

— Что ж, в будущем я постараюсь пропускать мимо ушей твои скверные замечания.

Он издевается надо мной?

— На озере было здорово, — продолжил Кэлам.

Я кивнула и опустила взгляд на свои ноги.

— Теперь ты войдёшь? — спросил он ещё раз.

Я вошла.

Дом внутри был почти таким же впечатляющим, как и снаружи. Где у обычных людей на стенах обои или картины, здесь были книжные полки. Стоял чудесный запах старой бумаги и кожи.

— Где ты прятался целую неделю? — задала я вопрос, который казался мне самым важным, пока мы были наедине.

— Кое-что личное, — коротко ответил он и вошёл на кухню.

Доктор Эриксон поприветствовал меня, а Софи повела к креслу в гостиной. Здесь также на каждой стене висела книжная полка. Даже на полу стояли стопки книг. Ещё нигде, кроме библиотеки, я не видела такое количество книг.

Стол был накрыт изысканной фарфоровой посудой. На нём лежали маленькие сэндвичи и домашние сконы.

— Кэлам, разольёшь, пожалуйста, чай? — попросила Софи. Он кивнул и налил чай в чашки. Мне в нос ударил восхитительный аромат. Наблюдая за мной, Кэлам улыбнулся. Я стеснительно, но с облегчением улыбнулась в ответ. Очевидно, он решил не обижаться и не злиться. Но важным было то, что, по всей видимости, он планировал провести всю вторую половину дня вместе с нами.

Мы пили чай, ели выпечку и разговаривали. Мы рассказывали о школе и смеялись над учителями. Доктор Эриксон поведал о своих путешествиях по острову и предложил мне однажды составить ему компанию.

— Теперь покажи нам наконец свои рисунки, — попросил он. Я почти забыла о них, время бешено мчалось, и на улице уже начало смеркаться. Я взяла свою папку и протянула ему одну картинку за другой. Он долго рассматривал портрет моей матери. Осторожно он провёл пальцем по линиям её лица.

— Она была удивительной женщиной, — проговорил он с благоговением. Краем глаза я заметила, как меня рассматривал Кэлам. Тогда он забрал из рук доктора Эриксона картину.

— Красиво, — серьёзно сказал он.

Все трое внимательно рассмотрели и остальные мои картины.

— Мне бы хотелось повесить их в рамку, — сказала я, убирая рисунки. — Где можно это сделать?

— О, мы можем это сделать. Кэлам очень умелый в таких вещах.

Я взглянула на Кэлама. Провести с ним ещё больше времени, я была совсем не прочь.

— Пойдём, я покажу тебе несколько рамок, — сказал он. — Соберём все, которые сможем найти.

Софи улыбнулась мне.

— Я предупрежу Бри, что ты поужинаешь с нами и немного задержишься. Кэлам может потом тебя проводить.

При мыслях о перспективе остаться с ним наедине допоздна, моё сердце взволнованно забилось. Я начала опасаться, что каждый в этой комнате мог его услышать.

Доктор Эриксон и Кэлам направились со мной в огромный сад, находившийся за домом. Здесь цвело большое количество цветов, из которых большинство я даже никогда не видела.

Они вели меня к старому перекошенному домику на краю грядок через сад, который в свете заходящего солнца выглядел волшебно. Дом был покрыт вьюном. Кэлам со скрипом открыл большую деревянную дверь, и мы вошли внутрь. В нос ударил запах свежей древесины, краски и скипидара. Последние лучи солнца пробивались в помещение, и маленькие пылинки парили в воздухе в тускнеющем свете дня. Я в удивлении осмотрелась. Это помещение было словно из старого фильма. На стенах из кирпича висели сувениры: маски, картины и древние деревянные кресты. На стене висела старая уздечка и как минимум двадцать ржавых подков.

— Мои талисманы, — рассмеялся доктор Эриксон, заметив мой удивлённый взгляд. — Все они из разных стран.

Медленно, чтобы ничего не уронить, я скользнула между столом с инструментами и неготовыми рамами к мольбертам в конце помещения. На них стояли различные холсты с более или менее готовыми картинами. Пейзажи на них выглядели прекрасно, каждая картина сама по себе была произведением искусства. Смогу ли я когда-нибудь рисовать так же? По сравнению с этим, мои рисунки выглядели дилетантской мазнёй.

Пока я любовалась картинами, Кэлам подошёл к стопке старых картинных рам, которые были прислонены к стене. Он рассмотрел каждую из них, прежде чем выбрать три рамы.

— Должны подойти к твоим картинам, как я думаю. — Он понёс рамы к огромному верстаку и забрал у меня из рук папку. — Что думаешь? — спросил он, держа в руках портрет моей мамы в светло-коричневой отделанной изящной резьбой раме. Красивое изделие представило портрет в выгодном свете.

Я кивнула и пронаблюдала, как он ловко вынул заднюю стенку рамы и осторожно достал стекло.

— Почистишь? — попросил он и вручил мне стекло. — Там стоит стеклоочиститель, а тряпку найдёшь на полке.

Пока я основательно начищала стёкла, Кэлам изучал картинные рамы в поисках маленьких повреждений. Затем на эти места он аккуратно нанёс подходящую краску и лак.

Закончив, я села рядом с ним на верстак и рассматривала его сконцентрированное лицо, пока он работал.

— Я поищу Софи, справитесь сами? — спросил доктор Эриксон. Я совсем забыла о его присутствии.

Кэлам продолжал молча работать, пока я наблюдала за ним. Его лицо излучало силу и грацию. Мне очень хотелось коснуться его щеки. В очередной раз мне бросились в глаза его длинные тонкие пальцы. Я нервно сглотнула, представив, как он касается меня ими. Это было глупо. С чего вдруг он будет проявлять ко мне больший интерес, чем ко всем тем девушкам, которых, по словам Амели, он отверг?