Осторожно, женское фэнтези. Книга 1 (СИ)

— Вот черт! — я со всей сила, а вернее было бы сказать — со всей дури, хлопнула себя по лбу.

Не обрати Мэйтин на это мое внимание, я могла бы и дальше не замечать: Мэг практически никогда не использует дар. Она не тратит собственную жизненную энергию на лечение, а обходится вспомогательными средствами.

— Для этого тоже нужен талант, — добавил бог. — Маргарита преуспела в изучении целебных свойств растений и минералов, а изготовление снадобий тоже требует применения силы, хоть и не на таком уровне, как непосредственно для лечения. То есть, от предназначения она не отлынивает, но нашла способ избегать связанных с доставшимся ей даром рисков. Умная и изобретательная девушка. Тебе есть чему у нее поучиться.

— Чему?

Мэйтин промолчал. Набрал в горсть песка, сдавил в ладони и резко разжал пальцы. В воздух поднялся десяток разноцветных бабочек… И осыпался вниз серой пылью.

— Сложно с тобой, — поморщился бог. — Думал, быстрее разберемся. Хотя бы с этим.

— С чем этим?

Он снова не ответил. И расцвечивать пустоту моего персонального подуровня красками живой магии уже не пытался.

— Мэйтин…

— Хорошо, — он встряхнулся, — попробуем иначе. Намеков ты не понимаешь, подсказки пропускаешь мимо ушей, поэтому скажу прямо… что смогу. Я привел в пример твою подругу, чтобы показать, как важно порой обращаться внимание на детали. Любая мелочь может оказаться ключом. У каждой странности должно быть объяснение. Учись видеть. Учись использовать полученную информацию. И, меня ради, доводи начатое до конца! Взялась разобраться с чем-либо, разузнай все, а не делай выводов по обрывочным данным. Не отмахивайся от того, что показалось тебе незначительным, проверь сначала.

М-да… И это он прямо говорит…

— Прямо, — кивнул уверено бог.

— А можно прямо сказать, кто виноват и как все исправить?

— Как исправить, я говорил. Найди книгу. Уничтожь. Твой ректор до этого и без меня додумался. А кто виноват… Тут сложнее. Реальность меняется, Элси. Нити старой потеряны даже для богов. Человек, который в стертой реальности провел ритуал и изменил свою судьбу, в этой не делал ничего подобного. Понимаешь?

— Нет, — я замотала головой. — Не понимаю. Как реальность могла измениться, если никакого ритуала не было? Это же парадокс. Ну, знаешь, как с путешествиями во времени. Если я вернусь в прошлое и убью своего отца до собственного рождения, я никогда не появлюсь на свет. А если меня не будет, то как я смогу отправиться в прошлое и убить своего отца?

— Это не путешествия во времени, — не согласился Мэйтин. — Переписывая реальность, ты можешь написать такую ее версию, в которой никогда не будет ни твоего отца, ни тебя. И это не спровоцирует парадокс. Новая действительность, в которой вас нет и никогда не было, заменит прежнюю — вот и все.

— Хочешь сказать, это и происходит сейчас? — дошло до меня наконец. — Не было ритуала, не было тех, кто отдал для него свою кровь, никто и ничего не помнит. Просто… как будто так и было?

— Без “как будто”. Так и было. Вернее будет. Будет будто так и было, но пока еще не есть. Если говорить о парадоксах, то сейчас, на стыке реальностей, их предостаточно. Я бы сказал, что сейчас — время парадоксов. Пользуясь предложенной тобой аналогией, это так, словно, твоего отца уже нет, а ты почему-то есть. А вот когда исчезнешь и ты… Знаешь, как говорят: жизнь все расставит по местам? И она расставит. Но… — на мальчишеском лице не осталось и намека на привычную беспечность. Улыбка исчезла из глаз, по-прежнему меняющих цвет, но теперь только с темного на темный. — Даже я не скажу, насколько сильными будут перемены. За каждым исчезнувшим тянется длинная цепочка из сотен, может быть, тысяч других жизней и судеб. Вот, Чарли Лост — он никогда не рождался. Почему? Его родители бесплодны в этой реальности? Это был бы самый безопасный вариант. А если они все же завели ребенка? Того ребенка, которого у них не было бы, если бы был Чарли. И у этого ребенка со временем тоже появятся дети, которых не предполагала старая версия реальности. А если Чарли не родился потому, что его родители так и не встретились? Если новая реальность свела их с другими людьми? Вероятности множатся. Кому на самом деле предназначалась женщина, в измененном мире ставшая женой мистера Лоста? Кем должен был стать ребенок, которого она никогда уже не родит? Кем станет тот, что родится в браке, которого не было в изначальном плане бытия? Продолжать можно до бесконечности. И это я привожу примеры масштабных отклонений. А ведь иногда для изменений хватает одного слова, сказанного или не сказанного. А ты мне тут о парадоксах…

Мэйтин тяжело и неподдельно вздохнул, и мне сделалось не по себе. Одно дело, когда в бессилии признается человек: когда Оливер говорит, что я — все что у него есть, чтобы вернуть пропавших, когда Грин возлагает на меня ничем не обоснованные надежды по исцелению миссис Кингслей. Но когда бог вздыхает так обреченно — это страшно.

— Не верю, что ты и твое семейство никак не можете повлиять на ситуацию, — решила я не поддаваться панике. — Даже если вы не всесильны, как ты говоришь.

— Мы можем, — вечно юное божество снова вздохнуло. — Но последствия нашего вмешательства предсказать еще сложнее.

— Реальность меняется не в первый раз, — напомнила я ему.

— В прошлые разы ритуал контролировали. Драконы. С их стороны это было… Скажем так, это был эксперимент. И он не предполагал обязательного стирания людей из новой версии реальности. У них был шанс остаться… В зависимости от того, насколько искренна была их жертва и чего они сами хотели для себя.

— Как это?

— Поймешь, — воздержался от прямого ответа Мэйтин. — Уже скоро. Но все же драконы признали ритуал опасным и решили, что людям нельзя владеть подобными знаниями. Они уничтожили все документальные свидетельства, чтобы никто и никогда не смог повторить…

— Выходит, не все, — я обняла себя за плечи: серая пустыня никогда не баловала теплом.

— Все, — повторил Мэйтин. — Все документальные. Но не учли роль фольклора в людской культуре. Былины, сказания. Иносказания. Через века после ухода драконов с Трайса нашелся умник, собравший все эти истории в одной книге. А совсем недавно другой умник решил проверить правдивость сказок на деле.

— Знаешь, было бы проще, если бы ты не выдавал информацию частями, а сразу рассказал, с чем мы имеем дело. Легко упрекать в том, что я не замечаю деталей, когда я даже не знаю, куда смотреть. И… мы могли бы вернуться на тот луг, к единорогу? Тут холодно.

— Вообще-то, — Мэйтин усмехнулся, и глаза его посветлели, засверкав лукавыми искорками, — я уже сижу на том лугу. А ты — там, где сама захотела оказаться. Что касается ритуала, то есть еще несколько важных деталей. Во-первых, число участников. Их должно быть не меньше семи.

— Минимум — семь? — всполошилась я. — Но ведь у нас — всего пятеро. Шестеро вместе с библиотекарем.

— Пишущий судьбы — не в счет, — покачал головой бог.

— Но…

— Это все, что я хотел сказать об участниках обряда, — не позволил продолжить расспросы Мэйтин. — Теперь о пишущем. Ритуал, который разработали драконы, не предусматривал изменения собственной судьбы. Это опасно для самого пишущего, ведь он обречен жить на стыке реальностей, помнить обе их версии. И если память о чужих изменившихся судьбах сводила людей с ума, подумай, что должен чувствовать человек, сознание которого хранит две версии воспоминаний о собственной жизни. Время парадоксов не закончится для него никогда.

— Хочешь сказать, мы имеем дело с психом?

Час от часу не легче.

— Все зависит от того, насколько глубоки изменения, — ответил бог уклончиво. — И какой период времени они затронули. Прожить одновременно два разных дня — это не то же самое, что прожить два разных года. Прожить два разных года — не то же, что два десятилетия. Представь себе человека, прожившего счастливую, им самим написанную жизнь. Счастливую до того дня, когда свершился обряд и обе реальности сошлись. В один день он получил память о всей своей прошлой жизни, возможно, полной боли и разочарований… А возможно, новая реальность не стала для него желанным счастьем. Ты ведь писала книгу, понимаешь, как сложно учесть все нюансы и как важны незначительные на первый взгляд детали. Если что-то пошло не так, этот человек сейчас проклинает сам себя. Но новая жизнь его все-таки устраивает больше, иначе он сам уже уничтожил бы книгу…