Can't help falling in love (СИ)

— Наверняка именно он столько воды в этой темноте и налил (с) Canvi

— мне всегда было смешно от того, что теоретически Эл может подглядывать за Майком) ахахахах (с) AnasteishaModina;

► Мне кажется, это **слишком пошлая** глава. Куда я качусь?;

► **warning!** Уберите беременных детей и кормящих грудью мужчин от экранов. Спасибо.

Песня:

Hess Is More — Yes Boss

Хоппер всё-таки исполнил свою угрозу. После того, как он вернулся на машине домой, злой и даже обиженный, он весь оставшийся день проходил молча, злобно пыхтя сигаретами на крыльце. И даже к вечеру её не ждала примирительная тарелка с горой вафель, а это означало, что Джим был в самой крайней степени злости и обиды на неё.

Но и Эл не собиралась ему уступать. В конце концов, ей уже семнадцать, и ей очень — очень-очень! — нравится Майк, и она сама порой не может удержать руки при себе, когда он рядом. Что уж говорить о том, чтобы хранить целибат до… до какого возраста Хоппер хотел, чтобы она оставалась невинной? До двадцати одного? До тридцати? Сорока? До его смерти?

Они ведь подростки! Такие же подростки, каким и он был когда-то, так что она не видит объективных причин для такого резкого отношения ко всей этой ситуации. Да, ей было немного стыдно за то, что они занимались этим за тонкой стенкой брезентовой палатки, когда вокруг мирным сном спали их друзья и Джойс, но с другой стороны, они ведь ещё так молоды, им хочется разнообразия и остроты, а ничто так не бодрит, как осознание того, что тебя в любой момент могут поймать с поличным.

Но так или иначе, слова словами, а наказание вступило в силу, и на следующее утро завтракающая Элевен получила хмурый взгляд от отца и жёсткое «Месяц домашнего ареста. Если будешь хорошо себя вести, позволю общаться с Макс». И всё, и ушёл на работу.

Казалось бы, можно легко выбраться к Майку и вернуться до окончания смены Хоппера, но нет, тот пообещал звонить ей в течение дня с проверкой в самое разное время, а ещё приставил какого-то молоденького стажёра, соврав ему, что он не просто приглядывает за каким-то там домом, а проходит настоящую подготовку по наблюдению под прикрытием. А любой промах девушки карался бы весьма строго — плюс три дня к ещё не истёкшему сроку наказания. Так что Эл оказалась заложницей собственного дома без права какого-либо общения. Нет, она, конечно, могла сутками висеть на телефоне, болтая с Майком, но им бы головы открутили за это, потому что тарифы на связь в Хоукинсе были самые высокие в Индиане.

Сам Уилер не бросил своих слов на ветер и честно пытался любым способом исправить сложившуюся ситуацию. Он приходил к Хопперу на работу три дня подряд, крутился у офиса, сидел в приёмной, дожидался с обеда или патруля, но всегда зарабатывал лишь хмурый взгляд и абсолютное пренебрежение собственной персоной. Но парень не сдавался, нет, ни в коем случае. Он звал Элевен триста пятьдесят три дня, не теряя надежды, а здесь и подавно нельзя было опускать руки, поэтому он упорно добивался аудиенции с шерифом, капая на мозг не только терпеливой Фло, но и всему рабочему составу. Офицеры уже шептались за чашкой кофе во время обеда о том, что Джим какой-то тиран и садист, раз так издевается над собственной дочерью и её парнем (правда, никто не знал причины её домашнего ареста, но вряд ли бы это что-то изменило).

И вот на четвёртый день Хоппер не сдержался и едва ли не за ухо затащил обрадованного Майкла к себе в кабинет. Усадил его в кресло перед собой и угрожающе навис над ним, пытаясь подавить в нём эти героические замашки, но, увидев полные решимости глаза Уилера, вспомнил, что не с тем связался. Этот сумасшедший душу Дьяволу заложит, если потребуется, во имя Элевен. Это, безусловно, подкупало старика, но отцовские чувства защиты и ревности были сильнее здравомыслия и рациональности.

У них был долгий часовой разговор на повышенных тонах, когда один обвинял, другой защищался, а потом они как-то незаметно менялись ролями, а потом опять наоборот. Никто не хотел уступать, никто не хотел прогибаться. Джим искренне считал себя правым в этой ситуации, и домашний арест на месяц — это ещё мягкое наказание за то, что эти двое провернули в лесу. Стыд-то какой!

Майк же бил аргументами на тему отношений между парнем и девушкой в их возрасте, историями Джойс (вот от неё шериф не ожидал такого предательства, а Уилеру это давало плюс двадцать очков к стойкости и уверенности перед лицом медленно сдающего рубежи Джима), а также постоянным упоминанием того, что Хоппер и так уже забрал у них в своё время целый год жизни, и теперь снова хочет их разлучить на целый месяц (если не больше).

Чувство вины неприятно царапало душу мужчины. Он видел, как уже буквально за первые сутки ареста выцвела его девочка. Как кровь отхлынула от её щёк, как исчезла улыбка с её лица, как у неё пропал аппетит и задорное настроение. Теперь Эл ежедневно просто смотрела какие-то мелодрамы по телевизору, не слезая с дивана. Она даже спала там же, укрывшись пледом. И сколько бы раз Джим не пытался с ней заговорить, получал в ответ лишь полный тоски и грусти взгляд остекленевших и распухших от слёз глаз. Он слышал, как по ночам девушка плачет в подушку и зовёт в зыбких кошмарах Майка, ворочаясь с бока на бок. Он видел, что Элевен иногда просто зависает взглядом в пространстве, не двигаясь в течение часа, и это было даже немного жутко.

Шериф понимал, что нельзя разлучать этих двух помешанных, иначе они просто по одиночке посходят с ума и начнут творить глупости, но и просто так сдаться ему не давали гордость и мужские предубеждения. Если он сказал «Наказана», значит, она наказана, и никаких внезапных амнистий.

Но сейчас, глядя на такого же помятого и выцветшего Майка, который буквально ночевал под дверями участка, чтобы не пропустить Хоппера, мужчина понимал, что, возможно, он действительно слишком строг к ним. Поэтому, тяжело вздохнув и потерев ладонями лицо, он объявил, что срок домашнего ареста девушки сокращается с месяца до двух недель, и то уже четыре дня прошло. Уилер хотел ещё поспорить и вообще выбить освобождение для своей Эл, но Джим нахмурился и сурово пригрозил, что отменит свои поблажки, если Майкл будет и дальше капать ему на нервы. А ещё он официально разрешил один десятиминутный разговор по телефону каждый день.

Вечером он сообщил эти новости грустной Элевен, которая, подперев щёку рукой, смотрела яркую рекламу по телевизору. Та немного приободрилась, но совсем чуть-чуть, потому что суть всё равно не поменялась — ей всё так же было запрещено видеться с Майком и остальными. Да, две недели и ежедневный разговор — это прекрасно, но не настолько, чтобы быть счастливой. Это даже не тянуло на компромисс, на половинку счастья.

***

Сутками напролёт она думала о Майке. За те годы, что они были вместе после значимого для обоих Snow ball‘84, они больше так ни разу и не расставались дольше, чем на двенадцать часов. Так что теперь было очень сложного привыкнуть к тому, что она не может увидеть его, потрогать, обнять, поцеловать. Сидя в одиночестве на старом диване, укутавшись с головой в плед, хотя на улице и было лето, она смотрела в одну точку и вспоминала о том, как им было хорошо вместе. Как Майк обнимал её за талию, как щекотно целовал в шею, улыбаясь, как шептал на ухо разные пошлости, шутки и милые прозвища, вызывая у неё смущённый смех и пунцовые щёки, как ласкал руками её отзывчивое на любое его прикосновение тело, как оглаживал её бёдра, восхищённо причитая о том, какая же она совершенная и красивая, и только его. Его.

Ей очень не хватало её Майка. Она отчаянно скучала по нему, а привыкшее к ежедневным ласкам и поцелуям тело начало требовательно зудеть уже на вторые сутки. Чем она только себя не отвлекала. И закрывалась в ванной, просто сидя под холодным душем, и ублажала себя же пальцами (но это, разумеется, было ничто по сравнению с его потрясающими длинными пальцами), и надевала на голое тело его ношенную футболку, ещё пахнущую его терпким дезодорантом, и, широко разводя ноги, подкидывала бёдра в воздух, с закушенной нижней губой вспоминая, какое наслаждение ей дарил нависший над ней Майк, весь взмокший и хрипло шепчущий о том, какая она хорошая девочка. Его девочка. И вставала обнажённая перед зеркалом, обводя пальцем уже постепенно блёкнущие засосы, оставленные им в тот памятный вечер в их палатке, а потом, прикрыв глаза, гладила себя же руками, представляя, что это он стоит рядом, горячо дыша в макушку и прижимаясь к ней своим нагим телом со спины.