История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)

Задул свежий ветер, я отстранилась, чувствуя, как глаза снова наполняются слезами. На губах улыбка. Это был важный опыт, но я не могу говорить, иначе разрыдаюсь. Я махнула ему на прощание и спряталась в машине, заледеневшими пальцами справляясь с печкой и уезжая домой. Он так и стоял возле своей машины, наблюдая за мной до того самого момента, пока я не скрылась за поворотом.

To be continued.

========== Глава Четырнадцать. Часть два ==========

Комментарий к Глава Четырнадцать. Часть два

Я не могла заставлять вас ждать вторую часть главы слишком долго, поэтому прежде чем выкладывать первую, позаботилась о кальке для следующей.

Буду рада, если вы поделитесь мнением не только относительно главы, но и скажете, устраивает ли вас наличие некоторого количества фраз на английском в самом тексте.

Всем приятного прочтения.

– Leigh.

Извилистая дорога к дому тянулась среди пушистых еловых крон, что мягко царапали крышу. Под колесами хлюпала взбитая грязь, поблескивая в свете ярких фар. С губ сорвался облегченный вздох, когда перед глазами вырос монолитный дом — единственная безопасная пристань, которая у меня осталась. Внутри я почувствовала себя гораздо лучше, сбросила обувь и опустилась на колени у пышущего очага. Пламя бережно ласкало стеклянный короб модернистского камина, и я подтянула поближе любимое кресло доктора, прежде чем устроиться в его глубинах. Вокруг стояла непривычная тишина; на первом этаже не было ни души.

От самых кончиков пальцев до дрожащих, промерзших коленей по телу растекалась усталость, а вместе с ней и грусть. Похоже, я остановилась на очередном перепутье и теперь все не могла решить, как же поступить в этот раз: распахнуть неокрепшие крылья или продолжить отсиживаться в тесном коконе. Сделать уверенный шаг и расстаться с предрассудками прошлого или возвести новые, окутанные мнительностью стены?

Я вздрогнула и распахнула глаза, когда почувствовала что-то странное. Карлайл в нерешительности замер в шаге от меня, удерживая в руках клетчатый плед.

— Мне казалось, что в школу ты уезжала в другом наряде. — Статная фигура доктора подсвечивалась в мягком свете пламени. Должно быть я здорово пригрелась и успела задремать.

— Пришлось переодеться, — коротко пробормотала я и потерла уставшие глаза, прежде чем сбросить ноги на пол. Холодно.

— Ты в порядке, Лиззи? Выглядишь уставшей, — заботливо откликнулся доктор, и я согласно кивнула.

— Длинный день. Лучше мне и правда отдохнуть. — Я поежилась и подхватила сумку, что сиротливо валялась на полу. — А Эсме дома? — Я оглядела пустую залу, в надежде застать ее за обеденным столом с книгой или свежими цветами, из которых она составляет свежую композицию.

— Она у себя в мастерской, — кивнул доктор, и я неспешно поплелась наверх, с ностальгической грустью рассматривая те немногочисленные семейные фотографии, что притаились на полках. Даже Каллены, все разные и противоречивые — семья. А что же осталось у меня?..

Как можно скорее я миновала кабинет Карлайла и после стука прошмыгнула в уютную мастерскую Эсме. Вампиресса отвлеклась от атласных лент и нежно улыбнулась, а потом рассмотрела меня целиком, и…

— Ох уж эти девочки с их модой! — осуждающе произнесла она и цокнула. Я виновато улыбнулась, устроилась на кожаном пуфе и обняла мягкую подушку с цветочной вышивкой. — Да ты должно быть замерзла в этом наряде, дорогая.

— Ничего, я в порядке, — уверила я, поглаживая кисточки на уголках. — Знаете, сегодня Алекс позвал меня на обед в честь Дня Благодарения к ним домой, — осторожно произнесла я, тревожно хмурясь и разглядывая узорчатый ковер на полу.

— Это же замечательная новость, — Эсме окончательно отложила свои дела и устроилась рядом со мной, осторожно приобнимая за плечи. — Почему ты грустишь, милая? — растерянно спросила она, и я почувствовала, как уголки губ неосознанно ползут вниз, а горло болезненно сжимается. — Ты не хочешь ехать?

— Вовсе нет… — вздохнула я и помолчала, пытаясь подобрать нужные слова. — Все это так неожиданно, а вдруг мы снова… — я осеклась и беспомощно уставилась в темноту за окном. — Да, и его мама просила, чтобы вы позвонили…

— Не беспокойся насчет Кристин, я сейчас же ей позвоню, — пообещала Эсме и погладила меня по руке. — Но разве из-за этого ты так расстроена?..

— Наверное, я просто устала. Лучше лягу спать пораньше.

Мне совершенно не хотелось думать о настоящих причинах моего расстройства, думать о матери и одиночестве, что расползалось внутри как пронизывающий холод. Эсме не стала меня пытать и, в подтверждение своих слов, подхватила со стола стационарный телефон.

— Я очень рада, что ты не проведешь этот праздник дома. Не беспокойся, мы с Кристин обо всем договоримся. Наверняка, она хочет обсудить меню, — воодушевленно сообщила вампиресса, и я натянула улыбку.

— Надеюсь, что так. Спасибо, — я оставила подушку в покое и поднялась. — Пойду к себе. Быть может, душ меня взбодрит.

— Отдыхай, милая, — тепло отозвалась она и по памяти набрала номер, попутно раскрывая блокнот. Похоже им с доктором Калленом уж слишком нравится собственный почерк.

Я без остановки металась из угла в угол по комнате, обнимая себя за плечи и пытаясь совладать с совершенно противоположными чувствами. Было больше предвкушения, чем боязни. Больше тревоги, чем облегчения. Хотелось расслабиться и покорно ждать, когда спираль раскрутится окончательно, и все прояснится, но неведомое нечто болезненно держало за самое горло, тянуло назад. Внутри тошнотворно-сильно свербило от ощущения потери, и самым отвратительным было то, что Марвел даже не нашлась с достойным прощанием, как будто за один день я стала для нее совершенно чужим человеком, одним из семи миллиардов безликих сосудов с кровью. В её поведении я видела и свою вину. Мне казалось, что если бы я приняла помощь Кейт в свое время, то давно бы пошла на поправку, и Таня бы не сбагрила меня в чужую семью, а обратила. Мне бы не пришлось привыкать к неподражаемому хвойному лесу и открытому пространству комнаты, к новым людям и приемной семье. Мы бы были только вдвоем, и я бы смогла защитить нас обеих…

Мне едва хватало сил держаться на ногах, я зябко обнимала себя за плечи; по щекам беспомощно струились обжигающие слезы. Я порывисто бросилась в душ, в надежде хоть немного освежить мысли и успокоиться. Нужно решить, что для меня важнее: продолжение болезненных самокопаний из-за невозможности хоть как-то повлиять на решения Марвел или зыбкий шанс вступить в скользкое будущее, которое может принести как радость, так и боль. Готова ли я пустить в свою жизнь новых людей, таких хрупких, непостоянных и одновременно похожих на меня? Оказалось так просто привыкнуть к теплым объятиям, шумным компаниям за общим столом и звону столовых приборов, что холодная безупречность превратилась в бельмо на глазу. Разве в доме идеальных ледяных изваяний можно вести себя по-прежнему после того, как на несколько самых приятных часов у меня появится шанс стать частью воображаемой любящей семьи, где родители не видят в поведении детей ничего сверхъестественного, где можно сохранить секреты, где на тебя смотрят, как на равную, а не желают безраздельно обладать.

Вода не сумела смыть мои тревоги, а линейка косметических средств с ароматом вербены разморила еще сильнее. И все-таки лучше лечь спать. Наутро я приду в себя, надену одно из очаровательных платьев и проведу чудесный день в кругу настоящей семьи, которой мне так сильно не хватает.

Я обещала Алексу написать, что добралась домой и теперь рылась в бездонной сумке в поисках телефона, но вместо этого на глаза попался тяжелый скетчбук. С какой-то неведомой целью я таскала его с собой каждый день. Как клеймо. Как непосильный, бесполезный груз.

На первой странице черной ручкой была обрисована двуглавая вершина горы Мак-Кинли, что прекрасно просматривалась из окна на кухне; Таня поставила там диван, чтобы я наблюдала за переменчивой погодой, когда хотела отвлечься и отдохнуть. В первый раз я нарисовала эти пики на салфетке, а потом бережно перенесла в новый блокнот — очередной подарок Марвел. «Mousekin Leigh» [1], — размашистым почерком Таня подписала имя владельца. Я сидела на кровати по-турецки, нависая над этим самым блокнотом и грозясь смазать рисунки падающими слезами. Щеки горели после душа, виски пульсировали, и мне все сильнее хотелось поскорее запрятаться под одеяло до самого утра. Вот только таким образом вряд ли бы удалось решить все мои проблемы.