Киборглюбовница. Часть первая (СИ)

Писается прямо под себя. Замечает профессор. Надо же было мне ее научить и как же это я так, об этом я даже не подумал?

— Что! Что же ты делаешь? Разве же можно этим красить губы? Это же…

Я смеряю его, этого пугливого очкарика пренебрежительным взглядом и медленно так и с расстановкой и спокойно ему отвечаю.

— Что же вы беспокоитесь? Я ведь всего- то хочу лишь подправить и сделать более яркими свои великолепные губки. А вы не находите? Вам они нравятся? Да, кстати, я с вами, совсем, не знакома. А как с вами мне познакомиться ближе, милый очкарик?

Я наклоняюсь и слегка прикасаюсь к его лысеющей голове, оставляя на ней следы великолепной и неповторимой помадки.

А ведь он ничего! Несмотря на его обалденный вид, я чувствую за этим мощный сексуальный потенциал и неудовлетворенность. А ведь, точно! Сейчас я его распробую!

— Что ты! Что ты творишь? Противная девчонка! Ну, скажи мне не милость, зачем ты себе губы испачкала и еще и меня ими поцеловала? А почему же ты даже не просишься, а писаешь?

— Ну что же ты переживаешь? Лучше иди ко мне ближе. Ты, что же не чувствуешь моего возбуждения, котик?

— Я, я… — Лепечет он. — Я тебе запрещаю разговаривать со мной в таком тоне! Сейчас же иди на свое место и ложись. Я ведь еще не закончил с тобой и у тебя все мозги могут вывалиться по дороге из черепной коробки! Ну, же!

Мне обидно, но почему — то приходится ему подчиняться. И пока я плетусь за ним, все прикидываю свои шансы на удовлетворение с ним.

— А ведь он ничего. Особенно, когда разгневался. Мне понравилась его реакция и манера поведения. Она агрессивна! Очень агрессивна, и это мне больше всего в нем понравилось.

Потом он возится с чем-то на моей голове и все время что-то проговаривает. Мне приятны его прикосновения, и я млею от этих ощущений от его прикасаний и даже болезненных вторжений. А потом что-то щелкнуло и я уже ничего не слышу и не вижу. Я вообще не ощущаю себя.

— А теперь, открываем глазки! Моя прелесть! — Слышу чей-то приятный голос.

Смотрю и вижу только это красивое лицо за очками.

— Это что? Где я?

— Не волнуйся моя детка! Ты дома и мы с тобой сейчас начнем восстанавливать наши возможности.

— А почему? Почему мне надо их восстанавливать? Я, что? Я умерла? Или же я так сильно болела?

— Ну, да! — Говорит он и ласково смотрит в мои глаза все проникающим светом.

Ты болела и настолько сильно, что теперь тебе надо все будет осваивать заново.

— А что? Что я должна освоить? Это не будет для меня больно, доктор?

— И вовсе я и не доктор!

— А кто же тогда вы? Только не говорите, что вы меня даже не знаете. Я этого просто не перенесу. И потом. Мне с вами очень просто и легко. Помогите мне, пожалуйста, я хочу в туалет. Извините, это, кажется, так называется?

— Да. Давай же я тебя провожу.

— Ну, что вы! Пожалуйста, я все сделаю сама.

Встаю и с его помощью медленно бреду. Он меня нежно придерживает и почти волочит на себе. Ага. Вот это то, что мне надо. Сейчас я, сейчас.

— А почему вы стоите и не уходите. Почему смотрите и ждете? Пожалуйста, оставьте меня одну. Мне так надо! Простите.

— Так! Пальчиками, большим и указательным раздвигаю губки и…

Присела и с удовлетворением расслабляюсь. Из меня веселой и брызгающей струйкой шумно вылетает чуть мутноватая и горячая влага. И пока происходит сам процесс, мне почему-то становится смешно от того, что все, что я делаю, сначала как бы озвучивается в моей голове посторонним голосом, который звучит так нелепо. Ну, это еще ничего, замечаю я. Ага! Внутренний голос подсказывает, что надо хорошенечко и аккуратно подтереться. Смешно же! Нет, правда! И что это за внутренний голос такой, и откуда он взялся?

Он стоит передо мной и не замечает, что мешает мне спокойно выйти из туалета. Смотрит мне на ноги и старается заглянуть между ног. Вот же! И с чего бы такое нахальство?

Потом начинается наше взаимное притяжение. Стоило ему только со мной заговорить, как у меня словно бы мурашки побежали по коже. Пока я не совсем понимаю то, о чем он мне говорит. Но его голос? Он меня просто завораживает и вызывает какое-то внутреннее волнение. От чего бы это? Что это за такое волнение и почему? Но пока я ничего не понимаю, да и не стараюсь понять, хотя он так настойчиво и уверенно все говорит и говорит мне о чем-то. Наконец он замолкает и смотрит вопросительно.

— Ну, что, детка! Тебе все понятно?

Не желая его обидеть, я, молча, киваю головой, так подсказывает мне внутренний голос. Хотя о чем это он? Даже не могу и припомнить!

Глава 13. Настоящая женщина

Потом начались мои мучения и разочарования. Он, как он просил его называть Любимый, стал мне показывать и рассказывать все о том, что мне следует одевать и как это надо делать. С трусиками я справляюсь легко, а вот с этими чашечками и этими лямочками и застежками, то с ними просто беда. Мне неудобно, и когда я, с его помощью все-таки заталкиваю, в эти самые чашечки свою великолепную грудь, то сразу чувствую, что этот бюстгальтер, как он его называет, меня просто душит. Пока я сама не могу застегнуть там, за спиной эту противную застежку и он мне помогает, сдавливая этим самым бюстиком, так я его называю, мою грудную клетку. Он говорит мне, что купит другую модель, у которой застежки спереди, а пока просит терпеть. Но лямки, что наброшены на мои плечи давят, грудь не может в полной мере вздохнуть. Что вообще все это значит? Для чего мне такие мучения? Спрашиваю, и он мне долго и нудно объясняет. Говорит, что грудь у женщины это не только ее украшение, но прежде всего это орган для связи матери с ребенком, это его кормовая база на первые месяцы жизни после рождения.

— Какого ребенка? И какой такой связи и, причем тут рождение?

Все эти вопросы я задаю ему сразу же, и он замолкает и обиженно хлопает ресницами, а потом восклицает.

— Ах, да! Действительно причем здесь ты и рождение, да и кормление ребенка! Прости меня, что-то я слишком увлекся. Лучше давай познакомимся с твоим гардеробом.

А потом. Потом я стараюсь, запомнит названия этих дивных и нежных изделий из мягких и красивых тканей. Я часа два провозилась, примеряя и натягивая, стаскивая и рассматривая мою новую нижнюю одежду. Оказывается, что это всего лишь полдела, потому, что поверх ее надо еще надевать все это волшебное великолепие. Я жалею его, а сама бы часами все возилась бы и примеряла и то, вот и это. И что странно? Как только я облачаюсь в красивое белье и платье я вся словно подтягиваюсь и выпрямляюсь, да и настроение у меня заметно улучшается. Уф! Кажется не только он, мой Любимый, но и я устаю. А жаль! Мне бы еще вон то, померить и вот это. Прошу его, но он протестует и говорит, что всему свое время. Но, как это? Я что-то его даже не понимаю?

Одеваясь проще, как он мне говорит, мы следуем по комнатам его дома. Но он мне говорит, что этот дом наш. А как это? Он его, и он в то же время наш? Не сильно обязываюсь и не нагружаю память, а просто следую за ним буквально по пятам, но все равно, как только он исчезает я тут же, сбиваюсь и теряюсь за поворотом. Интересно? Куда же мне идти? Вроде бы мы вышли с той стороны, или может быть с этой? От его неожиданного выхода я вздрагиваю и пугаюсь. А он же наоборот. Он сразу же, как видит мою реакцию, то сразу же весело смеется.

— Вот теперь-то я вижу, что ты становишься настоящей женщиной! Только они могут вздрагивать и пугаться своих мужчин в собственном доме! Это же надо!

Я и этого не пойму. От чего это ему так становится радостно. Ведь он же своим внезапным появлением напугал меня так, что я даже почувствовала, что в моих трусиках не все так уж стало уютно. А ему, видите — ли, весело?

Дом большой и пока что я не стараюсь запомнить расположения комнат и их назначений. Только твердо запоминаю, где же находится спальная комната и где туалет. И мне пока что этого даже достаточно. Устаю от всего этого и прошу меня провести в свои комнаты, так подсказывает мне внутренний голос. Наконец-то я одна!