Одержимость (ЛП)

– Почему ты решила, что он не положит на мои слова?

Когда его бывшая любовница посмотрела на него, ее взгляд был пустым.

– Потому что он боится тебя.

– А тебя не смущает такая тактика, – пробормотал он.

– Я просто не знаю, что еще сделать.

– Мне пора на работу.

Когда он отвернулся от нее, она сказала:

– Дьюк. Пожалуйста. Кто-то должен достучаться до него.

Посмотрев через плечо, он прошелся взглядом по ее волосам, лицу, изгибу плеч, пока она сидела над остывающей тарелкой с ужином.

В тишине, годы улетучились, это позволило ему словно подойти к ней, стать ближе, хоть и не в физическом плане.

Он увидел Николь в далеких воспоминаниях, сидящей в лекционном зале в Колледже Союза [50]. Биохимия, с лысым профессором, у которого были мохнатые, словно перекати-поле брови. Дьюк сидел на галерке, она – в первых рядах. Раздалась пожарная сигнализация, и она завертелась по сторонам, как и большинство студентов, будто составляла план побега, который должен быть настоящим, а не учебным или вследствие ложной тревоги.

Темные волосы. Темные глаза. Хрупкого сложения, но с очень длинными ногами в шортах – стоял теплый день в середине сентября.

Мгновенное притяжение с его стороны, такое превращало всех женщин в гребаном колледже в картонные фигуры. Позже он узнает, что в тот день она его даже не заметила. Но когда это произошло?

Лучшие три года в его жизни.

За которыми последовал кошмар, в котором он жил по сей день.

– Почему ты так смотришь на меня? – спросила она, зная ответ.

Он смотрел на нее, потому что сейчас ей было за тридцать, как и ему, и они были также далеки от пары в тот день с пожарной тревогой, как два незнакомца: она была медсестрой, а не акушером-гинекологом, как планировала. В средних летах, воспитывала ребенка одна, потому что его отец…

Он не смог закончить предложение. Даже мысленно. Было слишком больно.

Что до Дьюка? Он не стал кардиохирургом. Не-а. Даже рядом не стоял… от образования, которому он был так предан, у него остался бесполезный словарный запас и каталог забавных фактов о сердце, благодаря которому он мог ответить на случайные вопросы из игры «Джеопарди» [51].

Он был всего лишь вышибалой и дорожным рабочим, его мозг заклинило в положении «нейтрал», а тело приняло рулевое управление.

Они вдвоем – живое доказательство того, что трагедия не обязательно могла быть травмоопасной, как в автокатастрофах. Порой она была банальной/пустяковой, вроде ночи незащищенного секса.

Пока он вспоминал, каким был когда-то, в его груди открылся склеп, в кои-то веки выпуская отрыжку из эмоций отличных от горечи или гнева: представляя тех восемнадцатилетних студентов, их великие планы на будущее, он почувствовал… жалость к ним. Как чертовски жалки те стремления и оптимизм, невежественная уверенность в том, что пройдя через список спец дисциплин, на самом деле сможешь определить остаток своей жизни.

Словно жизнь – это меню на выбор.

Учитывая, что молодые тратили зря свою молодость… черт, а так и было… старение – это плата за то время блаженной глупости, и, честно говоря, оно того не стоило. Уж лучше выйти за порог зная, что ничего нельзя спланировать, кроме смерти и налогов. В отсутствие иллюзий не сильно удивляешься, когда почва уходит из-под ног.

Тогда, в биохиме, будь он реалистичнее… когда Николь стала искать запасные выходы… он бы трахал ее неделю, чтобы выбросить из головы, а потом ушел бы со спокойной душой. Не потратил бы на нее столько времени… и определенно не сбился бы с курса так капитально, когда колеса сошли с рельсов.

Но вместо этого? Никакой приставки Д.М. [52] к его фамилии, и никогда не будет. А она стала одной из тех одиноких, живших в вечной спешке мамаш, которые последний раз были на свидании еще до беременности.

– Пожалуйста, – сказала Николь. – Я знаю, ты не горишь желанием, но…

– Увидимся в следующем месяце, – бросил он, уходя от нее и ребенка, о котором «заботился».

Покидая свою старую квартиру, он плотно закрыл дверь.

Финансовый взнос – все, что он был волен ей дать… и он доставлял деньги каждый месяц, потому что ему нравилось приносить ей боль: он наслаждался, когда стоял перед ней, клал конверт, видя усталость и капитуляцию на ее когда-то красивом лице.

Словно пускал кровь, подумал Дьюк, болезненный порез предлагал облегчение. Он ненавидел приходить сюда, но уходя, чувствовал себя… всемогущим, очищенным.

И да, это было нечестно.

Но и его жизнь не была честной.

Глава 6

Сидя на небольшом стуле в кафе, Кейт начала хлопать, присоединяясь к толпе. Абсолютно все в помещении аплодировали певцу на сцене, и он принимал аплодисменты очень вежливо, кланялся без заносчивости. Скорее наоборот, он казался застенчивым.

– Что я говорила? – сказала Тереза, перекрикивая шум. – Ну что я говорила, а?

– Ты была права. Он… – Когда она задумалась над определением, на лице ее бывшей соседки по комнате воцарилось выражение превосходства. – О, да брось, мой профиль – искусство, а не английский.

– Все одно – ты лишилась дара речи.

Певец помахал кому-то позади них, и рассмеялся, будто его и того, кого он приветствовал, объединяла общая шутка. Потом он снова согнулся в талии и помахал еще кому-то. Снова поклон.

Сколько песен он исполнил? Семь? И все на память… черт, она сомневалась, что споет без нот что-то большее чем «Колокольчики, звените» [53] и «С днем рождения». А «Вечная жизнь», которую он написал? Воистину невероятная.

– Знаешь, он сам пишет свои песни. – Тереза не сводила взгляда с парня, когда тот спустился со сцены и заговорил с двумя женщинами по пути. – И он не пользуется авто-тюном [54]. Серьезно подходит к делу.

Кейт кивнула, и хотела бы она не пялиться, как и все остальные, но глаза смотрели туда, куда смотрели. Во время его выступления она словно смотрела ТВ… ни запинки, ни одной по-дилетантски высокой ноты, которая бы срывалась на визг, никакой трафаретно-сопливой версии Холлмарка [55]; он на самом деле серьезно подходил к делу, и в какой-то степени казался от этого нереальным. Поэтому тот факт, что он ходил между столиками, болтая с простыми смертными, смеялся, как обычный человек, делал его более притягательным, чем на сцене…

Мужчина без предупреждения посмотрел на нее, их взгляды пересеклись, и смущение тут же завладело ею … а также волна жара, ставшая большой неожиданностью.

Быстро отведя взгляд, Кейт принялась внимательно разглядывать свой стакан с водой. Когда она решила, что все чисто, то снова подняла глаза.

Он все еще смотрел на нее, хотя сейчас перед ним стояла другая женщина, которая так активно жестикулировала – словно чирлидерша [56] размахивала своими помпонами.

– Так-так, – сказала Тереза. – Кажется, кое-кто еще заметил твою новую прическу.

Кейт снова обратила все свое внимание на воду, рассматривая углы гладких, толстых стенок.

– Не понимаю, о чем ты.

– О, Боже, он идет сюда.

– Что?!

– Он идет…

– Привет, – раздался низкий голос.

– …сюда.

«Не смотри», – сказала себе Кейт. Не-а. В стакане слишком мало воды, чтобы облить ее, если она на ровном месте самовоспламениться.

– Привет, – ответила Тереза голосом на октаву выше. – Отличный сет. В смысле, песни. Потрясающие.

– Спасибо, приятно слышать. Мне кажется, или я видел тебя раньше?

– О, знаешь, я люблю живую музыку.

«Вот так новости», – подумала Кейт с ухмылкой.

Очередная пауза.