Оттенки изумрудных глаз (СИ)

Смех все еще отдает тягучим эхом в ушах. Пронзающим. Колотящим.

— Запомни, Джен, это самое последнее чувство, которое я бы испытал относительно тебя, — закончив открыто насмехаться, проговаривает бог обмана. Я с силой сглатываю горькую слюну, будто это его небрежно брошенные слова. Пропитываю ими горло, вталкиваю их в разгоряченную грудь, смакую в мыслях. А затем резко дергаю головой, наконец-то отойдя от его смеха. Вернув себе решительность и дерзость.

— Да? А как же то, что между нами было? — выпаливаю я, едва сдерживая свой тон, порывающийся сорваться на визг. Гнев стискивает внутренности, обматывает их раскаленными струнами, прошивает насквозь. Вместе с ним и дрожащая обида просыпается под сердцем, ползя тонкой змейкой наверх, в горло. Образовывая колючий и давящий ком.

— Хм… а между нами что-то было?

И эти слова словно ударяют меня по голове. Пробивают ее.

Даже где-то на задворках подсознания я слышу хруст раздробленных костей.

Я уставилась на Локи широко распахнутыми глазами, поддавшись всплеску ярких эмоций. Все мое существо замерло и подобралось. Каждый сустав напрягся, натянулся до предела.

Что?

Нет, он не думает так на самом деле.

Нет.

Нетнетнет.

Эта отчаянная, пропитанная страхом мысль бьется в голове, будто подстреленная птица. Заливает густой кровью всю черепную коробку, медленно заглушая окружающие звуки.

И на глаза так не вовремя наворачиваются предательские, колющие слезы.

Я стискиваю челюсти, бегая взглядом по темному пейзажу леса. Только не это.

— Ты врешь мне, — каким-то образом умудряюсь выдавить из себя я. Вместо язвительности, с которой эта фраза пронеслась в воспаленном мозгу, я слышу какое-то жалкое блеяние. Отвращение подкатывает к горлу, вбиваясь в жгучий ком, вставший поперек него.

— Это попытка как-то скрыть правду, выплывшую наружу? — Кажется, трикстера нисколько не покоробил мой вид. Из него так и продолжает литься нескончаемый яд. Прямо в меня, погружая в него сердце, разум, внутренности. Липко, глубоко, грязно. До омерзения. Я резко втягиваю в себя кончившийся кислород, допуская какую-то постороннюю, отрешенную мысль.

Господи, мы так часто сталкиваемся с перепадами настроения.

И снова это “мы”.

Пропитывающее местоимение. Слово в две буквы.

А эти две буквы вмещают в себя слишком много. Недопустимого, невозможного.

— Это попытка разобрать всю твою правду и ложь, которой ты напичкал меня, — сухо, но с нажимом говорю я, стараясь выровнять дрожащий от напряжения голос. В груди что-то сжимается в железных тисках, а сердце будто вырвали из моей груди и бросили на раскаленные угли — так сумасшедше-сильно оно сейчас бьется. — Выходит, ты не принимаешь все поцелуи, объятия, сказанные слова как за проявление каких-либо чувств?

А голос все равно дрожит. А слова, кажется, тянутся целую вечность. Я говорю долго, уже не контролируя себя. Сейчас вот-вот сорвусь. Поддамся разбухшей, словно мокрая губка, ярости.

— Я принимаю их как за проявление ценного урока, или же возвращение магии. Имей в виду, я бы и вовсе не стал прикасаться к тебе, если бы ты вела себя более… сдержанно.

Я вздрагиваю на том моменте, когда Локи запинается. Подбирая наиболее емкий эпитет. Будто бы сжалившись надо мной.

Теперь мое сердце, лежащее на раскаленных углях, еще и полосуют ножами. Глубоко, насквозь, заставляя темную кровь вырываться из пульсирующих ран, стекая с шипением на тлеющие угли. Оставляя ожоги, шрамы.

Я забываю о дыхании, бездумно пялясь в яркие изумрудные глаза. Не понимая, что творится сейчас у меня внутри. Лишь зная, что что-то поистине ужасное.

Сосуды — узлы. Кости — крошево.

— А как же те слова, что ты говорил о том, почему мы не можем быть вместе? Выходит, что ты допускал такую мысль? — Я удивляюсь, как во мне вообще еще остались силы сопротивляться. Этому поспособствовала жгучая ярость, выдавливающая наружу эти слова. Мозг же соображает с трудом. В нем еще плещутся последние слова, давя на больную и раздувшуюся до невероятных размеров мозоль.

— Джен, я всего лишь обдумывал всевозможные варианты. Ты слишком упертая, особенно когда поддаешься чувствам. Мне пришлось прибегнуть к этому слову, чтобы хоть как-то остановить тебя, — спокойно возражает бог лжи. Меня же пробирает лихорадочная, крупная дрожь. Все внутри в который раз закипает от его слов. Булькает и напрягается.

Я точно сейчас свихнусь. Если не прекратится на сегодня это безумие.

“Ты уже достаточно сегодня наговорила громких слов…”

Я дергаюсь, услышав вспыхнувшие в сознании слова Локи. Они добавляют давления на мое состояние, ложась тянущим грузом.

— Вранье, сплошное вранье, — практически обессиленно шиплю я сквозь сжатые челюсти, смотря на трикстера. В его глазах не читается ни одной эмоции, да и вообще он до мерзкого чувства в желудке спокоен. Я едва сдерживаюсь от того, чтобы резко податься вперед и вцепиться в складки его костюма. Тряхнуть изо всех сил, добиться каких-то эмоций. Слов извинения. Хоть чего-нибудь!

С губ срывается неслышный рык бессилия. Все. Вывело.

— Надо же, ты научилась разбираться в том, где я говорю правду, а где ложь, — усмехается бог коварства прямо мне в лицо. Я моргаю, почти не обратив внимания на его слова. В мозг шипом врезается другое. Мне на секунду показалось, что Локи действительно врет. Будто это какой-то спектакль. Требующий очищения души от всего, что скопилось в ней.

— Что ж, раз так… — как можно холоднее говорю я, уже почти не соображая, что делаю. А делаю я что-то действительно неожиданное. Шаг вперед. Навстречу тому, который сейчас просто растерзал мое сердце. — То ты не будешь против, если я сделаю это.

Слова слетают с губ сами — я не ведаю, что несу какой-то бред. Не контролирую свои движения.

Просто уже по фигу. Это как последняя попытка. Зацепиться за слабую соломинку.

На лице трикстера в какую-то миллисекунду мелькает удивление. Он явно не ожидал такого поворота событий. Я и сама-то не ожидала. В крайнем случае, того, что мои ноги подкосятся и я рухну на землю, заходясь в громких и отчаянных рыданиях, которые когтями будут разрывать мое горло.

Я делаю еще шаг, убивая расстояние. Сердце разгорячено бьется в ребра и через каждые пять секунд ухает к желудку. Локи замирает, напряженные мышцы становятся еще более видны под костюмом, глаза неотрывно следят за моими движениями. Я останавливаюсь и, сглотнув горькую слюну, медленно отнимаю онемевшие пальцы от лямки рюкзака и тяну их вперед, поднимая на уровень белоснежного лица. Неприязнь заливает сердце до краев. Такая остро ощутимая, плавящая, опасная.

Господи, что же ты творишь?

— Тебе же все равно, — отстранено шепчу я, тем не менее сосредоточив в своем взгляде все внимание и настороженность. А пальцы все движутся к четко очерченной скуле. Непозволительно зудят от резко возникшего желания погладить по ней. Ощутить мягкость и гладкость мраморной кожи…

В висках грохочет пульс обезумевшего сердца.

А потом…

Оно-таки замирает.

И тянущее, тягучее, контрастное ощущение уже бежит параллельно сосудам от моих холодных пальцев.

Коснувшихся скулы бога коварства.

Все вокруг меня и, по всей-видимости, Локи замирает. Атмосфера сгущается, потрескивает, плавно перетекает из одного аморфного состояния в другое.

А к моему горлу отчего-то подкатывает тошнота. В виде слез, сильных эмоций, не умещающихся в одном маленьком органе.

Но я не останавливаюсь. Не отстраняюсь, хотя это желание зудит где-то под лопатками.

Вместо этого.

Тихонько скольжу пальцами вдоль щеки бога обмана. В какой-то момент прикрывая глаза. Что-то растекается по моему телу, остужая предыдущую боль. Распутывая узлы, ослабляя туго затянутые, душащие веревки.

Почему все так? Я должна сейчас перестать это делать. Ведь это глупо, мерзко, и…

И мои пальцы будто случайно соскальзывают к мочке уха Локи.

Тот практически незаметно, но все же втягивает в себя с шипением густой и плотный воздух. Я усмехаюсь самым уголком рта, на мгновение останавливая движение руки. Вглядываясь в безразличные изумрудные глаза, которые сверлят мое лицо.