Воссоединенные

И я скучала по нему почти так же, как скучала по Брэму.

Ветви над моей головой были сухими, мертвыми, безлиственными и голыми. Я протянула руку и отломила одну из них.

Я прислушалась. К чему-то. К какому-нибудь живому звуку в этом тихом круге. Но не было никаких звуков, правда, кроме тех, которые никогда не затихают, ­— например, шум ветра в деревьях.

Но это мне ни о чем не говорило.

В Обществе, мы не можем проявлять чувства за пределами своих комнат, за пределами своего собственного тела. Если мы и кричим, то только в мире наших снов, и я не уверена, что нас хоть кто-то слышит.

Я оглянулась вокруг, чтобы убедиться, что никто не подглядывает, затем наклонилась и в снегу возле стены написала « Э» для имени Элая.

Когда я закончила, то захотела большего.

Эти ветви будут моими костями, подумала я, а бумагой станут мои сердце и кожа, те органы, которые чувствуют все.Я отломала еще несколько веток: берцовая кость, бедреная, кости руки.Нужно разложить их по местам, чтобы они могли двигаться, когда двигаюсь я. Я засунула веточки за голенища сапог и в рукава пальто.

Затем я поднялась, чтобы уйти.

Какое странное чувство, подумала я, как будто мои кости идут рядом со мной за пределами тела.

— Кассия Рейес, — произнес кто-то сзади.

Я обернулась в удивлении. На меня смотрела ничем не примечательная на вид женщина. Она была в обыкновенном сером пальто, как и я, ее волосы и глаза были карие или серые; трудно было сказать. Она выглядела неприветливо. Не могу сказать, как долго она наблюдала за мной.

— У меня есть кое-что, что принадлежит тебе, — сказала она. — Прислано из Отдаленных провинций.

Я ничего не ответила. Кай учил меня, что иногда лучше помолчать.

— Я не могу обеспечить твою безопасность, — продолжала женщина. — Могу только гарантировать подлинность предметов. Но если ты пойдешь со мной, я приведу тебя к ним.

Она поднялась и пошла прочь. Через секунду она бы скрылась из виду.

Поэтому я последовала за ней. Когда женщина услышала, что я иду, она замедлила шаг и позволила мне догнать себя. Мы шли, не разговаривая, по улицам, мимо зданий, огибая пятна света от фонарей, пока не приблизились к спутанному проволочному забору, ограждающему огромное поле, заросшее травой и изрытое щебнем. Призрачно-белое пластиковое покрытие на земле вздымалось и колыхалось вслед за дуновением ночного ветра.

Она нырнула через щель в заборе, и я поспешила за ней.

— Держись рядом, — предупредила она. — Это поле — старый участок реставрации. Здесь повсюду дыры.

Как только я последовала за ней, то с волнением осознала, куда мы идем. В настоящееукрытие архивистов, не в музей, где они вели мнимую, поверхностную торговлю. Я шла в то место, где архивисты должны хранить вещи, куда они сами приходили, чтобы обменять стихи и бумаги и информацию и не знаю, что еще.

Пока я огибала дыры в земле и прислушивалась, как в пластике шуршит ветер, я понимала, что должна была испугаться, и где-то глубоко в душе я и правда боялась.

— Тебе придется надеть это,— сказала женщина, когда мы вышли на середину поля, и достала лоскут темной ткани. — Я должна завязать тебе глаза.

Я не могу обеспечить твою безопасность.

— Хорошо, — согласилась я, разворачиваясь к ней спиной.

Завязав концы ткани, она придержала меня за плечи. — Сейчас я поверну тебя кругом, — сказала она.

Слабый смешок вырвался из меня, не смогла сдержаться. — Как игра в начальной школе, — сказала я, вспоминая, как в свободное время мы закрывали глаза руками и играли в свои детские игры на лужайках городка.

— Да, что-то вроде того, — согласилась она и раскрутила меня, и мир, темный, холодный и шепчущий, закружился вокруг меня. Тогда я подумала о компасе Кая, и о стрелке, которая всегда указывала на север, неважно, сколько раз ты поворачивался. Я почувствовала знакомую острую боль, которая возникала каждый раз, когда я думала о компасе, и о том, что продала его подарок.

— Ты очень доверчива, — сказала она.

Я ничего не ответила. Еще в Ории Кай сказал мне, что архивисты не лучше и не хуже остальных людей, поэтому я не был уверена, что могудоверять ей, но чувствовала, что должна была рискнуть. Она держала мою руку, и я шла за ней, неуклюже поднимая ноги, стараясь не наступить на что-нибудь. Земля под ногами становилась холоднее и тверже, но и сейчас и тогда я ощущала мягкость травы, и чего-то еще, что росло в прежние времена.

Женщина остановилась, и я услышала, как она отодвигает что-то со скрежетом. Пластик, подумала я, то белое защитное покрытие, покрывающее остатки зданий. — Это подземелье, — сказала женщина, — Мы спустимся вниз по лестнице, а потом пойдем по длинному коридору. Ступай очень медленно.

Я ждала, но она не двигалась.

— Ты первая, — сказала она.

Я положила ладони на стены, близко смыкающиеся друг с другом, и почувствовала старые кирпичи, покрытые мхом. Я перенесла ногу вперед и сделала шаг.

— Как я узнаю, что пришла? — спросила я ее, и эти слова напомнили мне о стихотворении из Каньона, самом любимом мною из тех, что я нашла в пещере-библиотеке фермеров, о стихотворении, которое стало символом моих скитаний в поисках Кая:

Когда я сделала последний шаг, нога соскользнула, как в стихотворении.

— Продолжай идти, — сказала она за спиной. — Держись за стены и веди себя.

Грязь крошилась между пальцев, пока я скользила правой рукой по кирпичам, и через некоторое время я почувствовала, что стены закончились, и открылся вход в огромное помещение. Моя обувь гулко стучала о землю, я слышала и другие звуки; топот ног, дыхание людей. Я знала, что мы не одни.

— Сюда, — сказала женщина, и взяла меня за руку, направляя. Мы отдалялись от звуков.

— Стой, — произнесла она. — Когда я сниму повязку, ты увидишь оставленные для тебя послания. Ты заметишь, что некоторые из них исчезли. Они стали платой за доставку, с согласия отправителя.

— Хорошо, — кивнула я.

— Используй отведенное тебе время и тщательно изучи послания, — сказала она. — Потом за тобой придут и отведут обратно.

Мне потребовалось время, — я была дезориентирована, и в подземелье было тусклое освещение, — чтобы понять то, что я видела. Мгновение спустя, я осознала, что стою между двумя рядами длинных и пустых металлических стеллажей. Они выглядели начищенными до блеска, как будто кто-то заботился об их чистоте и протирал пыль. Но даже так они напомнили мне могильный склеп, который мы однажды видели на одном из Ста уроков истории: там были небольшие углубления, полные костей, и камни с вырезанными лицами людей, установленные поверх ящиков. Так много умерших, рассказывало Общество, не имевших ни единого шанса вновь возродиться после смерти. Тогда не существовало никакой консервации тканей.

В середине полки прямо передо мной, я увидела большой пакет, завернутый в плотный пластик. Откинув верхний край пластика, я обнаружила бумагу. Страницы, которые я вынесла из Каньона. Бумага, казалось, источала запах воды, пыли и песчаника.

Кай. Он сумел отправить их мне.

Я положила руки на бумагу, вдыхая, удерживая запах. Он тоже касался их.

В сознании замелькали картинки бегущей реки и падающего снега, слова нашего прощания на берегу. Я осталась в лодке, а он убегал прочь вдоль реки, унося с собой эти слова.

Я листала бумаги, всматриваясь в каждую страницу. И в этом холодном металлическом коридоре, в одиночестве, я хотела его. Хотела ощутить его руки на своей спине, его губы, шепчущие стихи обо мне и о наших скитаниях в поисках друг друга, о пройденных километрах и о том, как мы, наконец, воссоединились.