Олимпиада (СИ)

========== I; 1. Олимпиада ==========

Думаю, многие в глубине души признались бы, что школьные годы — если уж не самая приятная пора, то довольно насыщенная и веселая. Пожалуй, ещё год назад я бы с этим не согласилась и лишь презрительно фыркнула в ответ. Но в моей жизни появились Мародёры. Знаете, такие типичные красивые парни с офигенным чувством юмора и шальными улыбками. Они поистине необыкновенные ребята, и не удивлюсь, что втайне учителя лишь восторженно размышляют об их выходках и думают о том, что бы те могли еще учудить. А уж фантазия у Мародёров была действительно на высоте. Как бы скептически я к ним не относилась, но не признать того, что они были первоклассными магами и довольно харизматичными личностями — просто невозможно. Да и чего греха таить? Я не раз заглядывалась на их смазливые физиономии, невольно проникаясь к ним симпатией. И если бы не моя природная серьёзность и занудство, то я бы наверняка пополнила ряды их поклонниц, которых — поверьте мне на слово, — было столько, что невольно начинает дёргаться глаз. Н-да, умей Сириус Блэк проникать в сознание, ломая притом защитные чары, то извёл бы меня до смерти за такие мысли.

— Эй, Эванс! — глухой баритон, один из тех, что невольно заставляют мурашки пройтись по коже, оглушил моё левое ухо и заставил нервно вздрогнуть. Кстати, знакомьтесь — Сириус Блэк собственной персоной, который скоро пополнит ряды покойников, я вам обещаю.

— Ну что за выражение лица? Ты отравляешь мне всё настроение! — страдальчески выпалил он, закинув мне на плечо свою тяжёлую руку. Я резко дёрнулась, толкнув парня в сторону, и стремительно зашагала вперёд, шлёпая босыми ногами по тёплому, даже слишком тёплому песку.

О, быть может, вы хотите спросить меня, как я умудрилась подписаться на лето в компании четырёх обалдуев? Или то, каким чудесным образом нас занесло в недолагерь на Бермудских островах? Хм, в таком случае придётся отправиться в далёкий 1976-ый год, когда ничто ещё не предвещало надвигающую катастрофу.

Я, будто всё происходило вчера, помню, как прощалась с родителями после летних каникул, и стояла на хорошо освещённой Хогвартской станции. До отбытия поезда оставались считанные минуты, поэтому я вдоволь наслаждалась общением со своими ближайшими родственниками и улыбалась в предвкушении грядущей свободы. Родители у меня хорошие. Мама — Кэролайн Сицилия Эванс — была врачом, поэтому нередко докучала мне со своей чрезмерной заботой, из-за которой отношения у нас были натянуты до предела, и частенько ругала за, как она считала, посредственное поведение. Родившись в семье с аристократическими корнями, она имела прекрасный вкус, музыкальное образование и ненормальную любовь к золотым побрякушкам, которых у неё было неимоверное количество, и к которым она относилась так трепетно, что иногда пугало. Признаться, для меня всегда оставалось загадкой, почему она пошла в медицинский колледж, а не ждала выгодного замужества, которое должно было обеспечить ей богатую жизнь. Ещё больше меня всегда поражал её выбор касаемо мужа. Отец мой был полной противоположностью всех этих богатеньких мужчин со страниц элитных журналов. По натуре он был человеком простым, с гиперактивностью и прекрасным чувством юмора. Его рыжие волосы в молодости всегда лежали на плечах небрежными патлами, а шальной взгляд зелёных глазах смотрел на мир широко и открыто. Порой, когда у моей матери случались приступы меланхолии, она частенько рассказывала мне о том, что Патрик Эванс был первым красавцем в городском округе и пользовался неимоверной популярностью у особ женского пола. В такие минуты что-то таилось в её голубых глазах, придавая взгляду исключительную простоту и доброту, а морщинки, которые всегда появлялись на идеально бледном лице, разглаживались. Наверное, стоит сказать, что я неимоверно похожа на своего отца? Нет, не популярностью, а внешностью: изумрудными глазами и рыжими волосами. Моя же старшая сестра — Петуния Эванс —, напротив, унаследовала голубые глаза и блондинистые волосы (а также гордый нрав и слишком нереальную любовь к блестящему) от матери. Честно? Мы никогда не ладили. В детстве, кажется, я постоянно портила ей праздники выбросами магии, а в отместку Петуния разносила по всей школе не самые лестные слухи обо мне. В начальных классах я была чем-то вроде отброса из-за неё, но меня это волновало не так уж и сильно. Сейчас же, по прошествии пяти лет, наши отношения в лучшую сторону не улучшились ни на йоту, а недопонимание увеличивалось в геометрической прогрессии, из-за чего моя дорогая старшая сестрёнка не изъявила желания проводить меня даже до станции.

— До следующего лета, малышка! — улыбнулся Патрик Эванс, махнув рукой на прощание, а Кэролайн, картинно закатив глаза, качнула головой в сторону, намекая, что мне уже пора бежать.

Бросив на родителей быстрый взгляд, я лёгкой походкой забежала в уже отъезжающий поезд и побрела в предпоследнее купе для старост, с гордостью ощущая тяжелый металл, прикреплённый к фирменному жилету.

Что ж, теперь вы понимаете, почему я никогда не любила Мародёров? Почему их улыбки вызывали у меня лишь раздражение, а извечно громкие разговоры про очередные шалости, доводили до красных пятен на лице? А ещё этот треклятый Джеймс Поттер, который, между прочем, являлся одним из самых главных зачинщиков беспредела в школе и главным красавцем по совместительству. Наверное, за всю свою жизнь я никого так ненавидела, как Поттера. Даже простого взгляда на его лицо хватало, чтобы вывести меня из себя, а чего уж говорить про посещение совместных уроков? Когда толпы девушек штабелями падали от его божественного голоса, я готова была убить Поттера прямо на месте. Меня раздражало в нём всё, начиная от вечного вороха на голове и заканчивая самовлюблённой улыбкой. Его небрежное: «Хэй, Эванс», доводило до жуткой внутренней истерики, а нелепые приглашения в Хогсмид — до язвительных шуточек. О, и не надо называть меня жестокой и тому подобное. Мне совсем не хотелось его обижать, но кто уж знал, что он будет воспринимать все мои слова буквально?

— Привет, Лили, — улыбнулся Римус Люпин, помахав мне рукой. Я приветливо улыбнулась, чувствуя, как приятное тепло расплывается внутри. Римус был третьим в шайке главных бузотёров школы и, пожалуй, самым адекватным. Его спокойный вид всегда внушал мне доверие, а такая поразительная разница между его характером и характером остальных Мародеров немного удивляла. Хотя, как там говорят, противоположности притягиваются?

— Здравствуй, Римус.

Между нами повисло минутное молчание, а я подумала, что перспектива стоять посередине коридора — не самая выгодная.

— Слышал, что Дамблдор в этом году решил устроить какую-то олимпиаду. Что думаешь об этом? — вдруг вопрошает он, озадаченно уставившись на меня. Люпин как-то странно закусывает губу, и мне кажется, что что-то тут определённо не так. Словно он оттягивает время.

— Хм, любопытно, — на минуту я забываю, что шла в купе старост, и удивлённо вскидываю бровь. — Я ничего подобного не слышала. Слушай, Римус, а ты не знаешь…

Закончить свой вопрос мне не удалось из-за оглушающего взрыва в слизеринском купе. Мои глаза с ужасом расширяются, а сердце замедляет удар, словно предчувствуя беду. Догадка приходит почти сразу, поэтому я, стремительно развернувшись, подбегаю к толпе напуганных пятикурсников и на правах старосты раскрываю дверь. На диванах сидят парни лет пятнадцати, с застывшим шоком на лице. Среди них я замечаю Регулуса, чьи серые глаза непривычно широко раскрыты, а губы слегка приоткрыты. Я мельком думаю о том, что здесь не обошлось без Мародёров, но, надеясь на лучшее, пытаюсь игнорировать эту скверную мысль.

— Что здесь происходит? — прохладно интересуюсь я, садясь на корточки, чтобы поближе рассмотреть дымящиеся обёртки бумаги и горелую пластмассу. Слизеринцы молчаливо переглядываются, пытаясь смекнуть, что к чему, а я тем временем аккуратно вытаскиваю из горстки пепла уцелевшие обёртки бумаги. Дрожь проходит по рукам, когда я вижу изящные и такие знакомые завитушки, правда, от текста остались только три изящных буквы, гласящие «Мар…»