Тайный голос

— Ой, как все официально. Да когда хотите. Ну, через неделю. А хотите завтра я вам покажу окрестности? Проведу для вас экскурсию по Вашингтону?

— Вообще-то я здесь бывал, и довольно часто…

— А я вам покажу свои места. Поедем после школы. У меня появилось свободное время, я закончила большую работу и хочу развеяться.

— Ну, если вам это доставит удовольствие, я с радостью приму ваше предложение. Позвольте откланяться. И спасибо за чай. — Полковник встал, кивнул головой и вышел.

Ла-ла-ла… Если доставит, с радостью приму. Честь имею. Что-то из викторианских времен: «Наши славные колониальные войска окончательно разгромили сипаев, ваше величество». Надо попросить его устроить фейерверк в саду, пока тепло и сухо. Энн засмеялась и налила себе остатки чая. С этим Одиссеем и чаю напиться как следует не удалось. Похоже, я совершенно не в его вкусе. Может, это и к лучшему. Но почему? Может, я вообще уже перестала нравиться мужчинам или он решил, что мне сто лёт, как королеве-матери Элизабет? Он просто обязан влюбиться в меня и страдать. А я буду делать вид, что ничего не понимаю. Но однажды он не выдержит. Нет, что за чушь! Жизнь — это не дамский роман. Никакой любви в моем доме. За любовью поедешь в Нью-Йорк, идиотка! Энн вздохнула и вернулась к своей работе. Ее новый любовный роман, не настоящий, а выдуманный, был уже написан, осталось его немного почистить, слегка отредактировать, на это и уйдет весь сегодняшний день.

Улисс покинул чайную гостиную в смятении. Белокурая хозяйка подействовала на него странным образом. Если честно, он, кажется, влюбился в нее. Что за бред! Когда он полюбил Монику, все было ясно. Он с первой минуты сказал себе: я женюсь на ней! Они познакомились на балу выпускников военного училища. И с первого вечера все уже решилось. Она ждала его, потом они поженились. Потом стали жить вместе, потом она опять ждала его. Это была настоящая, правильная любовь молодых сердец. Если бы Моника не погибла, ничто не изменило бы его отношения к ней, а других женщин он бы просто не замечал. Но сейчас все не так. Еще вчера он был одиноким волком, еще утром у него был депресняк и хотелось перерезать себе горло во время бритья. А войдя в голубую комнату с накрытым столом, он неожиданно для себя почувствовал, что у него, знает, сколько времени, не было женщины, и эта мысль его совершенно обезоружила пере лицом белобрысой красотки с сиреневыми глазами. Черт, на кого же она похожа, на эту Гвинет… забыл фамилию, такая же красотка и интеллектуалка из Голливуда, с которой никто не может ужиться. Она еще играла в фильме «Влюбленный Шекспир». Только тут все наоборот — книги сочиняет она, а не влюбленный… Да уж, какой из меня Шекспир, к тому же и игравший его актер был красавчик и сердцеед. А я сидел как дурак, еще Геббельса приплел, теперь, не дай бог, решит, что я тайный расист. Резать горло или глушить наркотики уже не хотелось, но вместо тупого безразличия ко всему, кроме собственного смятения души, теперь пришло другое. Натянутая в сердце струна не спустилась плавно, поставив все на свои места, а резко оборвалась и болталась в разные стороны. Три составные части полковника Лэндиса вступили в борьбу противоположностей. Ум заявлял, что даже сама мысль об ухаживании глупа и бесперспективна. Душа то металась и не находила себе места, то парила где-то под облаками и упивалась счастьем. А тело, грешное тело, требовало немедленно ворваться в комнату чаепития и повалить Энн прямо на столик, сбросив на пол чашки из английского фарфора.

Вернувшись домой, Улисс под впечатлением встречи начал с повышенной скоростью разбирать коробки, двигать мебель и создавать на новом месте подобие уюта. Неожиданно на кухню спустился Кевин с томом Шекспира в руках.

— Ты чего так расшумелся? — спросил он отца. — Мне лично хочется прилечь и подумать.

— О чем, если не секрет? — Отец сделал передышку и налил себе воды со льдом.

— О разном. О моей новой школе, например. Что там за ребята, чем мне заняться на досуге. А еще — где тут супермаркет. Может, мы поесть что-нибудь купим? Меня, правда, покормили в усадьбе. Кстати, там классный повар и эта тетка, Модеста… Все расспрашивали, слушали так внимательно. Словно я кандидат в президенты. Но, я думаю, это по случаю приезда. А в холодильнике у нас жалкий запас охотника: галлон молока и какая-то мороженая гадость для микроволновки.

— Черт, надо позвонить Фрэнку, он нам объяснит, как доехать.

Фрэнк, довольный, что к нему обратились, важно сообщил другу о наличии нескольких магазинов как в Мак-Лейне, так и в близлежащих районах — маленьких городках Ферфаксе и Фолс-Черче, заметив, что хозяйка покупает продукты в дорогом магазине натуральных продуктов «Фреш филдс».

— Когда у меня на счете будет столько же, сколько у нее, я там тоже буду отовариваться. А пока двигаем в «Сейфвей».

Продуктовый универмаг ничем не отличался от такого же у них дома. Может быть только расположением отделов. Побросав в тележку консервные банки, пакеты с соками и водой, фрукты и упаковку йогуртов, Улисс обсуждал с сыном целесообразность покупки свежего мяса и мороженых куриных ножек. Кевин предлагал ограничиться полуготовыми блюдами для микроволновой печи, но отец ратовал за здоровое питание.

— И это мясо будет у нас год загибаться в морозилке! Ты не соберешься его разделать.

— Что ты говоришь! Я отлично делаю стейки!

— На день рождения! Ладно, бери. Я все равно не умею готовить.

— Это плохо. Пора учиться. Кто знает, что тебя ждет!

— Пап, все самое плохое у меня уже случилось! Давай не будем грузиться на будущее!

— Что значит — грузиться? Говори нормально!

— Это ты говоришь допотопно. Ты что, пастором хочешь быть?

— Не понимаю, что тебя так раздражает во мне? Привыкай. Я твой отец.

Кевин ничего не ответил и молча начал выкладывать продукты из тележки на стальную ленту возле кассы. Улисс помогал ему. На душе было смутно. А он и правда от меня отвык. Сначала я бывал дома наездами, а потом ушел в себя и почти не общался с ним. И так он вырос за это время. И совсем изменился. И, кажется, совсем не похож на меня.

Полковник проснулся в шесть утра, как он обычно просыпался в свои лучшие времена. Сначала он не мог понять, что с ним произошло, но потом вспомнил Энн и, крикнув «о черт!», соскочил с кровати. Пока Улисс принимал душ, он решил для себя, что все это блажь и наваждение как следствие полового воздержания и депрессивного синдрома. Поэтому надо немедленно отправиться вечером в ближайший бар и снять там какую-нибудь шлюшку на ночь. Вернее, на пару часов. На этом вся любовь закончится, и можно будет работать дальше.

Весь вчерашний вечер он просидел с бумагами Энн. Это был еще один шок, просветивший его. Теперь ему стало окончательно понятно все безумие его романтического чувства.

За окнами послышались гудки. Улисс выглянул из окна: на дорожке стоял роскошный белый «мазератти». А возле машины красовалась Энн в джинсах и яркой блузке, застегнутой только до середины груди. Она запустила руку в окно машины и гудела. Рядом с ней крутилась какая-то девочка-подросток с короткой мальчишеской стрижкой. Улисс пожал плечами, собираясь выйти во двор, но услышал, как с лестницы кубарем скатывается его сын, лохматый, заспанный, но уже одетый.

— Это за мной! — закричал он, подбегая к двери.

— А завтрак?

— Ну некогда же, там поем.

— Где там? Тебя еще никуда не приняли.

Улисс достал из секретера школьные бумаги сына и побежал за ним следом.

Оказалось, с девочкой его сыночек уже успел где-то познакомиться. Они о чем-то пошептались и понеслись прочь.

— Куда они? — спросил Улисс.

— Поедут в ее машине. Вернее, в машине ее мамы. А мы с вами по-стариковски на моей колымаге следом. Все документы собраны? Замечательно! Я вас представлю директору. Мы с ней дружим.

— Ничего себе колымага, — ехидно заметил Улисс. — А почему вы купили именно эту машину?