Запомни эту ночь

— Мне нужны самые простые вещи, — шепнула она Филиппу.

Одну-две хлопковые юбки, трусики, топики, удобные босоножки — все это можно было недорого купить в обычном магазине, а не в этом роскошном бутике. Ей претило, что он будет до такой степени тратиться на нее.

Филипп бросил на ее взволнованное, покрасневшее от досады лицо всего лишь один ленивый взгляд, слегка приподнял бровь — и с ее бунтом было покончено. Но, когда груда одежды, которую принесли для его одобрения, стала напоминать очертаниями гору, Мишель не выдержала и резко произнесла:

— Довольно!

С большим багажом дорогой модной одежды, которой ей хватило бы на всю оставшуюся жизнь, они выехали на следующее утро из Батон-Руж. Тело Мишель, не успевшее отдохнуть после вчерашней гонки, ныло, в душе царило смятение, в голове, тяжелой после очередной бессонной ночи, роились вопросы, на которые она не находила ответов.

Однако на один из них, увидев указатель на шоссе, она получила ответ вскоре после их отъезда из Батон-Руж.

Красивый каменный дом, похожий на дворец в миниатюре, стоявший в старой части города, был последним местом, где она хотела бы оказаться вновь.

Филипп искоса бросил на нее взгляд.

— Ты не захотела остаться в усадьбе, дом там будут перекрашивать, а я вспомнил, как ты восторгалась Новым Орлеаном и нашим старым домом. Так что, пожалуй, этот особняк и станет нашим общим домом. — Он говорил об этом обыденным тоном, словно такие перемены в порядке вещей.

— На три месяца, — сдержанно напомнила Мишель.

Мучительные воспоминания, которые она считала навеки похороненными, неожиданно воскресли в ней…

Филипп привез ее в Новый Орлеан сразу после свадьбы, собираясь провести там с ней медовый месяц. С первого взгляда Мишель влюбилась в старинный особняк, принадлежавший еще предкам нынешних Бессонов, и не уставала говорить об этом мужу. Просторные комнаты с высокими потолками; тронутые временем, но любовно сохраняемые предметы старины; напоенный ароматами сад за домом, где плескался фонтан и ворковали белые голуби на высокой стене ограды, увитой бледно-желтыми розами.

Но все пошло прахом. Вместо месяца они пробыли там всего три дня и уехали. На обратном пути Мишель молча глотала слезы от стыда и отчаяния, а красивое и такое любимое лицо Филиппа застыло от уязвленной гордости. С тех пор он почти не замечал ее присутствия.

Значит, он везет ее туда, чтобы унизить? Или это входит в программу предназначенного ей наказания? Видимо, так.

Год назад он рвал и метал, получив от нее то послание, в котором она сообщала, что порывает с ним. Никто, даже презренная ненужная жена, не смеет так поступить с ним и остаться безнаказанным. Вот теперь настало время расплаты ей и достанется сполна за свой побег.

Большой каменный дом выглядел безлюдным, внутри стояла мертвая тишина. Филипп с невинным видом сообщил, что он отпустил хранителя дома с женой.

— Я подумал, что при данных обстоятельствах будет лучше предоставить им дополнительный отпуск. Так что неделю или две мы будем сами себя обслуживать. С учетом опыта твоей самостоятельной жизни, уверен, проблем у нас не будет.

— Никаких, — вежливо подтвердила Мишель. — Ведение хозяйства поможет скоротать время.

Ни за что на свете она не желала дать ему понять, что их уединенность беспокоит ее, а мысль об общей постели, на которой он настаивает, приводит в ужас и заставляет ее чувствовать себя чуть ли не проституткой.

Ни одно из этих чувств не отразилось в ее темно-янтарных глазах, когда их взгляды встретились. Женился он на ранимой наивной мечтательнице, но прошло три года и она превратилась в опытную женщину, твердо стоящую на собственных ногах. Это ему придется запомнить.

— Оставляю тебя разбираться с багажом, — чопорно произнесла Мишель. — Груды вещей были свалены как попало в сумрачной холле. — Телефон по-прежнему стоит в маленьком салоне? Мне нужно позвонить Кэтрин.

— Я уже позвонил ей. — Филипп пристально смотрел на нее. — Она обрадовалась, узнав, что мы снова будем жить как муж с женой, — сказал он ей. Его голос звучал жестко. — Ты не сообщишь ей ничего нового.

— Полагаю, мне лучше судить об этом, — спокойно возразила Мишель. Это спокойствие давалось ей ценою огромных нервных затрат.

Она повернулась к нему спиной и ушла. Пусть больше не смеет указывать ей, что делать, и ждать от нее покорности в традициях усадьбы. Теперь она независимый человек.

Но руки ее дрожали, пока она набирала номер телефона своей подруги, и легкий озноб пробегал по коже. Противостояние Филиппу до странности возбуждало ее. Появилось ощущение, что она ступила с завязанными глазами на незнакомую территорию, таившую массу неведомых опасностей.

— Магазин «Только для вас», чем могу быть полезна?

Жизнерадостный голос Кэтрин вызвал на губах Мишель мечтательную улыбку. До нее доносился шум голосов посетителей, завораживающее жужжание кассового аппарата новейшей модели, и ей мучительно захотелось перенестись сейчас туда, в гущу событий, связанных с ее настоящей жизнью.

— Это я, извини, что так вышло… Филипп сказал, что предупредил тебя. Послушай, Кэт, я насчет своей работы и квартиры… Они могут дождаться меня, если я вернусь через три месяца? А я вернусь, обещаю, я…

— Брось молоть чепуху, — беспечным голосом прервала ее Кэтрин и стала говорить громче, чтобы перекрыть шум в магазине. — И ради Бога перестань извиняться. За долгое время это первая по-настоящему хорошая новость. Единственный, кто недоволен вашим воссоединением с Филиппом, это мой брат. У него вид человека, который выиграл в лотерею, но потерял билет! Бедный братец надеялся подкатиться к тебе с предложением после твоего развода и теперь досаждает родителям своим дурным настроением. Но ты не трави себе душу из-за этого и вообще ни о чем не беспокойся. Ты слышишь меня? Наслаждайся каждым мгновением своего второго медового месяца. Филипп сказал, что вы проведете его в Новом Орлеане. Когда появится желание, приезжай забрать свои вещи из квартиры. И не мучай себе мыслью, что из-за твоего отсутствия я оказалась сама знаешь где… — Кэтрин перевела дух и продолжила: — Я наняла девицу, только что окончившую школу… Ей семнадцать лет, очень шустрая девочка. Она заняла твое место и работает так, словно это ее призвание.

Мишель нахмурилась. Очевидно, чтобы сохранить лицо, ее муж сообщил об их примирении и умолчал о сделке на три месяца. Из-за него она потеряла работу, которая нравилась ей, и квартиру. Сколько бы ни убеждала она свою подругу, что по истечении трех месяцев она и на день здесь не задержится, та все равно бы ей не поверила.

— Я и понятия не имела о чувствах Мэтью, — с ноткой недоверчивости сказала она, когда ей наконец удалось вставить слово. — Думаю, ты заблуждаешься. Мы всегда были друзьями, только друзьями, — настойчиво повторила она.

— Я не заблуждаюсь. Мой старший братец влюбился в тебя еще когда мы гостили в усадьбе, но Филипп опередил его, а позже мы узнали, что ты согласилась выйти за него. Бедный старина Мэтью… Тогда по возвращении домой он пустился в дикий загул, но стоило тебе вернуться и сказать, что твой брак распался, как он сразу перестал встречаться с женщинами и дожидался твоего официального развода. Он считал, что было бы недостойно говорить тебе о своих чувствах, пока ты официально еще замужем.

— О Господи! — Мишель схватилась свободной рукой за голову. — Клянусь, я не знала. — Вот еще одна головная боль для нее. К Мэтью она относилась почти так же, как к своему родному брату. Ей невыносимо было думать, что она стала причиной его страданий, пусть и невольно.

Положив трубку, Мишель постаралась выкинуть из головы огорчивший ее разговор. Головной боли у нее и так хватает. Филипп куда-то исчез, исчезли и вещи из холла.

Она вспомнила о своих прекрасных новых нарядах, и они показались ей в высшей степени желанными, а отказ принять их, потому что они оплачены Филиппом, всего лишь детской выходкой. Костюм, в котором она прибыла в усадьбу, был уже в таком состоянии, будто она носила его год не снимая!