Всего лишь миг

– Шерри – учительница и говорит, что по уши сыта детьми, возится с ними с утра до вечера. – Слезы на щеках Розы высохли быстро, как капли воды на горячей сковороде, и теперь в ее черных глазах сверкало справедливое негодование. – Виданное ли дело, чтобы женщина не хотела иметь детей?

Эди улыбнулась, понимая, что для человека того поколения, к которому принадлежала Роза, мысль, что женщина может не хотеть детей, абсолютно чужда.

– Роза, сейчас многие люди решают не иметь детей.

– Хорошенькое решение! – Лицо Розы досадливо сморщилось. – Вы же хотели бы завести ребенка, верно?

Эди ответила не сразу. Да, было время, когда она мечтала о ребенке. К сожалению, тогда не оказалось рядом мужчины, с которым ей хотелось бы разделить свою жизнь. Пришлось решить эту проблему по-иному. Она выкинула мечту о материнстве из головы. К тому же уход за бабушкой утолил ее потребность о ком-нибудь заботиться.

– Право, не знаю, – ответила Эди наконец, затем улыбнулась. – Если я решу завести ребенка, мне, вероятно, придется отказаться от многого, что занимает важное место в моей жизни.

– А кто в этом виноват? – спросила Роза. – Я тысячу раз говорила вам, что присмотрю за бабушкой в любой вечер, когда вам захочется пообщаться с друзьями. А в те немногие вечера, когда вы выходите из дому, вы встречаетесь лишь с этим ломакой доктором Пауэрсом. – На лице Розы было ясно написано ее отвращение к Маркусу Пауэрсу. – Да разве он может кого-то любить? Он слишком влюблен в самого себя.

Эди рассмеялась. Ломака… да, нельзя не признать, что Маркус был несколько самовлюбленным.

– С Маркусом все в порядке, – сказала она с улыбкой. – Не надо только принимать его всерьез.

– Но об этом-то я и толкую, Эди, милочка. – Роза замолчала, отхлебнула чай, затем продолжала: – Вам пора найти мужчину себе по вкусу, кого-нибудь, кого вы станете принимать всерьез. Вы заботитесь о бабушке, это прекрасно, но здоровой молодой женщине нужно кое-что еще.

Эди открыла было рот, желая возразить, но ее попытка не увенчалась успехом.

– Знаете, Эди, вы ведь не молодеете. Ваши биологические часы повернули назад.

– Мне только тридцать, – со смехом сказала Эди.

Роза пожала плечами.

– Сегодня нам тридцать… затем тридцать пять… затем сорок… и оглянуться не успеешь, как мы уже слишком стары, чтобы завести семью.

– У меня есть семья, – Эди нежно поглядела на бабушку.

Роза протянула через стол руку и потрепала Эди по плечу.

– И то, что вы делаете, то, что вы заботитесь о бабушке, – это очень хорошо. Слишком многие люди торопятся отправить нас, стариков, в богадельню. Но, милая девочка, не надо ради бабушки жертвовать своей жизнью. Жизнь так коротка, а настоящую любовь так трудно найти.

– Не волнуйтесь, Роза, – Эди нежно сжала ее руку. – Придет день – я найду своего Принца, мы поженимся, нарожаем кучу детей и будем счастливо жить до конца наших дней. И мало того: вы будете крестной всех моих малышей.

Роза допила чай и встала.

– Одно я могу сказать: ваш Прекрасный Принц не появится внезапно у вас на пороге.

Эди сразу вспомнила о Клифе Марчелли. Он как раз появился внезапно у нее на пороге, но Прекрасным Принцем назвать его было трудно. А все же интересно, может ли осуществиться в жизни то, что случается в сказках. Может ли поцелуй обратить жабу в принца?

Клиф смотрел, как большой фургон для доставки продуктов медленно едет по улице по направлению к складу и подъезжает к воротам. Сердце его учащенно забилось. Вдруг сегодня тот самый день – день большой сделки, и он сможет наконец покинуть эту квартиру, уйти от Эди Тернер, от напряженной атмосферы, возникавшей, когда они с Эди оставались вдвоем. Машина развернулась и двинулась в обратную сторону. Клиф разочарованно вздохнул.

С той минуты, как Клиф вошел в квартиру полчаса назад, они с Эди старательно избегали смотреть друг на друга. Но то, что он на нее не смотрел, вовсе не значило, что он не ощущал ее присутствия. Как бы это ему удалось, когда комнату, кружа ему голову, наполнял аромат ее духов? Как мог он ее не замечать, когда она хлопотала у плиты, торопясь подать ужин до того, как мрак – это чудовище, для которого лучи солнца – единственная пища, – поглотит солнечный свет? Звон тарелок, звуки песенки, которую Эди напевала вполголоса, напомнили ему о тех далеких вечерах, когда он сидел на кухне своего дома, глядя, как Кэтрин готовит ужин.

Странно, мысли о Кэтрин всегда вызывали в нем безумный гнев, такую жгучую ярость, что его буквально выворачивало наизнанку. А теперь ярость почти угасла, к ней примешалась печаль. Это было что-то новое.

– Клиф, вы не откажетесь поужинать с нами? У нас сегодня лапшевник.

Клиф отвернулся от окна и взглянул на Эди, удивленный ее предложением. Выбор был предрешен: сочная, ароматная лапша с поджаристой корочкой или две булочки с котлетой и сыром, лежавшие в сумке, возможно покрытые застывшим жиром и потерявшие всякую форму.

– Спасибо, – откликнулся он, – если это не причинит беспокойства.

– Ни малейшего. Просто поставлю на стол еще одну тарелку.

– Не надо, – чуть не крикнул Клиф. Он был в панике. – Я… я… мне нельзя отходить от окна. Если вы не против, я возьму тарелку сюда.

Клиф снова повернулся к окну, слегка покраснев, – он знал, что взгляд Эди задержался на нем с любопытством.

Он перегнул палку, но он не мог сесть вместе с ними за стол. Это было бы слишком по-домашнему, слишком похоже на настоящую семью. А семья, счастье, райское будущее были понятия, о которых Клиф не позволял себе даже мечтать. Больше не позволял.

– Конечно, почему нет, – согласилась Эди, испытующе уставившись на его спину, словно желая прочитать его сокровенные мысли.

С той минуты, как Клиф вошел в комнату, ее охватила несвойственная ей робость и вместе с тем желание получше его узнать. Она пригласила Клифа разделить ужин, надеясь, что, сидя с ними за одним столом, он станет хоть немного общительней. Эди была не настолько глупа, чтобы ожидать, что он сразу оттает, но рассчитывала, что он по крайней мере перестанет давать лишь односложные ответы и глядеть на нее с такой яростью, точно он медведь, потревоженный во время зимней спячки.

– Все готово. Пойду разбужу бабушку, и будем ужинать. Это всего несколько минут. – Эди подождала, пока Клиф едва заметно кивнул, и зашла в спальню. – Бабушка, просыпайтесь. Пора ужинать, – Эди нежно тронула старушку за плечо. Глаза открылись, и, глядя в их теплую голубизну, Эди увидела, что перед ней та, кто вырастил ее, та, кого она так любит. Как она дорожила такими мгновениями, ведь они случались все реже и реже.

– А, Эди, – старушка протянула руку и ласково коснулась ее лица. – Я видела замечательный сон. Мы все были в гостях, и моя мама была там, и твоя, все пили чай из таких красивых чашек и ели такие вкусные пирожки.

– Какая прелесть! – сказала Эди, помогая ей сесть на постели. – А теперь пора вставать и ужинать.

Бабушка любовно погладила Эди по щеке.

– Ты такая хорошая девочка, Эди. Я всегда надышаться на тебя не могла.

Но не успела Эди ответить, как глаза старой дамы погасли.

– А я на тебя, – прошептала Эди, безмолвно прощаясь с той, кого она любила всю жизнь. К тому времени, когда она подняла бабушку с постели, старушка снова превратилась в раздражительную незнакомку, пресекавшую все попытки Эди вывести ее из спальни.

– Что он тут делает? – спросила старушка, садясь за стол и указывая пальцем на Клифа. – Что у него, своего дома нет?

– Клиф пришел повидаться со мной, – сказала Эди, вынимая из духовки противень с лапшевником.

– Грубиян какой-то, – продолжала старушка. – Приходит в гости, а сам сидит, уставившись в окно. Совершенно не умеет себя вести. Я думала, у Бесси хватит ума воспитать сына как надо.

Эди открыла было рот, чтобы защитить Клифа от ее нападок, и сразу снова закрыла. С чего бы ей за него заступаться?

– Прошу прощенья, я не хотел быть грубым, – с удивлением услышала Эди голос Клифа, вставшего на собственную защиту. Ее удивление еще возросло, когда, повернувшись боком на стуле, Клиф попытался улыбнуться бабушке.