Дитя моря

   Люди Германа уже битый час толкались среди местного люда, пытаясь у местных жителей побольше узнать новостей о Марине. Где она остановилась и кто тот мужчина, с которым ее видел Герман на берегу. Но, несмотря на свою разговорчивость, торговцы и рыбаки не охотно шли на контакт с чужаками. Узнать от них что-нибудь было сложно. Развязать язык не помогал даже шелест купюр. Люди Германа злились, что столько времени потратили впустую. Рыбаки с обветренными лицами, с огрубевшими от тяжелых сетей руками, приветливо улыбались чужакам, но откровенничать с ними не спешили. От предложенных денег вежливо отказывались, проявляя при этом невозмутимость и какую-то ведомую только им твердость характера. На вопросы о пропавшей женщине с круизного лайнера уклончиво отвечали: "Дескать, ничего не видели, ничего не знаем. В наши края частенько заглядывают туристы, разве всех упомнишь..."

   Рома и Степаныч, телохранители Германа, уставшие и разочарованные, вернулись в Портиман, в гостиницу, где остановился Герман. Герман не находил себе места, он ходил по номеру из угла в угол, пытаясь успокоиться. Его люди отправились в Алвор еще с утра, но от них до сих пор не было никаких известий. Неизвестность приводила его в бешенство. Он хотел, как можно скорее похитить Марину и увезти в надежное место, но действовать наобум не хотелось, все надо было провернуть быстро, не привлекая внимания людей. Маринка могла заартачиться, взбрыкнуть. К тому же у нее появился теперь защитничек - любовник. Герман не хотел поднимать шум вокруг этого дела и привлекать внимания полиции. Проблемы с законом в чужой стране были ему ни к чему, к тому же у него здесь не было своих людей в полиции. От бессилия у Германа сжимались кулаки. Он устало в сотый раз посмотрел на океан, унылый однообразный пейзаж за окном начинал действовать ему на нервы. Ему хотелось поскорее покинуть чужую страну и вернуться к себе на родину, где он чувствовал себя хозяином положения. Но мысль о Марине не давала ему покоя ни днем, ни ночью, еще ни одна женщина не заставляла его так страдать от ревности и любви. Ревность обжигала его своими раскаленными стрелами, ввергая в пучину страданий и гнева. Никто никогда не бросал Германа, никто никогда с ним так не поступал. Женщины всегда были с ним подобострастны и ласковы. Только Марина смогла так поступить, показав при этом свой своевольный непокорный характер. Герман хотел ее приручить, как приручают дикую лошадь, и подчинить ее своей воле. И только тогда насладиться своей победой, когда обуздает ее дикий нрав, и она подчинится ему как своему хозяину. В этом крылась сладкая месть и мечта о торжестве победителя, если Герману удастся сломать волю Марины и подчинить ее себе, сделать ручной и покладистой, словно домашняя кошка.

   Раздумья Германа нарушили Рома и Степаныч, которые шумно ввалились в его номер. Он недовольно уставился на них:

   - Ну, чего галдите, как на базаре? Выкладывайте, что у вас там?

   - Так не густо, - сказал Рома, усаживаясь поудобнее в кресле. - Местные не очень идут на контакт...

   - Так понятно, - нетерпеливо перебил его Герман. - Но что-то удалось узнать?! Не зря ж вы полдня потратили. Мне что местных детективов нанимать? - Герман пристально уставился на вошедших.

   - Ну, кое-что нам удалось узнать, - сказал Степаныч. - Мужчину, который все время околачивается возле Марины, зовут Игнасио. Он не местный, дом купил недавно, чем занимается неизвестно. Местные его уважают. Живет он один. Марина приходит к нему в гости, они гуляют вместе на берегу...

   - Дальше, дальше что! Это я без вас итак знаю.

   - Остановилась она в доме, что стоит на окраине поселка. Хозяйку зовут Урсула. Живет вдвоем с внуком. Спать ложатся рано. Но подойти к дому незаметно будет сложно. В поселке хорошее освещение... Правда, если влезть в окно со стороны моря, думаю никто не заметит...

   - Ну, это уже что-то.

   - Так что сегодня поедем в поселок? - спросил Рома.

   - Нет. Продолжим наблюдения. Не хочу привлекать внимание местных. Попробуем их застать врасплох. Говоришь, Степаныч, они любят гулять на берегу?

   - Да.

   - А, вспомнил! - вскрикнул Рома. - Одна женщина на рынке рассказывала своей подруге историю, что Маринка сбежала из Алвора, даже не попрощавшись с Игнасио, а потом вернулась в поселок на следующий день. Игнасио был вне себя от ярости от ее поступка. Бабы говорили между собой, что он из-за этого, вроде бы, даже чуть не утонул в море, попал в шторм, когда далеко отплыл на шлюпке от берега.

   - Сбежала, говоришь, - сказал Герман. - Значит, что-то ее напугало. Может, кто-то видел, как я приезжал на машине в поселок?

   - Очень даже может быть, - сказал Степаныч. - Там все просматривается как на ладони.

   - А если предположить, что Маринка вдруг исчезнет, все подумают, что это моих рук дело. Ведь я сам первый обратился в полицию, чтобы разыскать ее, когда она сбежала с круизного лайнера.

   - Точно, шеф, - кивнул Рома, - все так и подумают.

   - Без тебя знаю! - зло огрызнулся Герман.

   Рома недовольно отвернулся. Он знал, что шеф его недолюбливает.

   - Герман Петрович, - сказал Степаныч, - время уже к обеду. Проголодались мы... Все рыскаем, как волки...

   - Сейчас принесут обед в номер, я заказал. Располагайтесь тут, я пока схожу в тренажерный зал.

   Как только дверь за Германом закрылась, Рома криво усмехнулся:

   - Что это нашего шефа в тренажерный зал потянуло? Он же со спортом не дружит.

   - Может, привычки поменял? - предположил Степаныч.

   - Да нет, наверное, на красоток пошел смотреть, что на велотренажерах занимаются.

   - Ну, может и так...

   Когда обед был доставлен в номер, Рома с жадностью накинулся на еду.

   - Фу ты, черт, как же я проголодался! - сказал он с набитым ртом. - Все рыскаем, рыскаем как волки в поисках сбежавшей девчонки. Ну и работенка. Германа кинула любовница, а мы ее ловим по всему побережью. В авантюру в эту ввязались. Честное слово, как в оперетте.

   - А тебе чего, - недовольно буркнул Степаныч, не спеша проглатывая кусок курицы. - Работа - она и в Африке работа.

   - Я тебя че-то не пойму, ты что защищаешь Германа? - Рома зло уставился на приятеля.

   - Я тебе просто напоминаю, что надо выполнять свою работу молча. И не надо задавать никаких вопросов.

   - Так может, потому шеф тебя так ценит, что ты мало задаешь вопросов?

   - Может и потому, откуда мне знать...

   - И главное все так хорошо начиналось, - с досадой махнул рукой Рома. - Путешествие, море, круизный лайнер, девчонки...

   - Что зазнобу оставил на корабле?

   - Да вот только у меня начало что-то наклевываться, так шеф сказал, высаживаемся на берег.

   - Бери расчет, беги догоняй уплывшую красавицу.

   - Скажешь тоже, - досадливо поморщился Рома. - Зачем я ей нужен без денег. Герману хорошо! У него денег куры не клюют. За ним любая побежит.

   - Допустим, не любая...

   - Это ты на Маринку намекаешь. Так она просто дура, что шефа кинула. Во-первых, сама отказалась от своего счастья, во-вторых, найдет ее - накажет. В общем, не поняла своего счастья.

   - А может, наоборот поняла, и решила вовремя убежать из-под венца.

   - Это ты намекаешь, что она была бы несчастлива с Германом?

   - Ни на что я не намекаю, - нахмурился Степаныч. - Не наше это дело. Давай прекращать эти разговоры...

   - Какой-то ты скрытный и нелюдимый, как бирюк. Не поймешь, что у тебя внутри.

   - Лучше тебе не знать, что у меня внутри...

   - А почему тебя все называют "Степаныч"? Типа, уважают, тебя же Степаном, кажись, зовут.

   - Отвали! Говорю же, не лезь в душу!

   - Точно говорят, чужая душа потемки...

   - Тоже мне философ выискался...

   * * *

   Марина проснулась и сладостно потянулась в кровати, вспомнила, что скоро за ней должен прийти Игнасио, и улыбнулась. После того вечера, когда разыгралась буря, когда она ждала на берегу Игнасио, мир для нее словно переменился, как будто в ее жизни появилось больше света. Ей теперь казалось, что она раньше и не жила вовсе. Настолько жизнь заиграла для нее яркими красками. Любовь к Игнасио открыла для нее потаенные уголки ее души, вызвав доселе неизвестную бурю эмоций и чувств. Как будто пробужденная от долгой зимней спячки по весне природа, она была наполнена силами жизни.