Я ищу тебя

Все поплыло перед глазами от нахлынувшей на нее огромной волны чувств. А может, это всего лишь запотевшее ветровое стекло было виновато – она так никогда и не узнала, потому что в этот момент какая-то машина, мчавшаяся на огромной скорости по встречной полосе, ослепила Джини. Она вскрикнула и повернула руль. Старые покрышки заскользили на мокрой от дождя дороге, и потерявшую управление машину вынесло на обочину. В глубоком кювете она несколько раз перевернулась, как небрежно отброшенная ребенком игрушка, и наконец остановилась на размокшем от дождя поле. Передние фары светили под каким-то странным косым углом.

В перевернутом вверх колесами автомобиле Джини корчилась от боли, едва не теряя сознание, в салоне хлюпала вода и грязь, постепенно поглощая покореженный металл, порванную обивку и осколки стекла. А приемник работал, и голос Джордана пел последнюю строчку припева, зло упрекая: «Джини… Джини… Джини…»

Почти без сознания она лежала в сумраке безвременья, в преддверии ада. Она не могла двигаться, не могла дышать. Запах бензина душил ее, точно кляп. Она смутно осознавала, что снаружи раздаются удары, по стеклу кто-то бьет ногой в тяжелом ботинке, пытается открыть дверцу, вода и грязь просачиваются внутрь, заливая ее прекрасные пышные каштановые волосы. Вот сильные руки обхватили ее плечи, и она застонала от приступа боли.

– Господи, я не могу ее сдвинуть!

– Скорее! – во втором голосе слышался страх.

Ее подняли и понесли. Вокруг было множество огней, выли сирены. Потом раздался звук взрыва, и жар от объятой пламенем машины догнал их.

– Джордан! – едва слышно звала она. – Джордан… Мне нужен Джордан! Пожалуйста…

Как будто из другого мира, до нее донесся грубоватый мужской голос:

– Что она сказала?

– Не знаю, она в тяжелом состоянии. Надо срочно отправить ее в больницу, а то будет поздно.

В тот миг, когда машину Джини занесло на скользкой от дождя техасской дороге и она из последних сил звала единственного человека, которого любила, в Малибу, в Калифорнии, часы показывали 4.35 утра.

Джордан Джекс проснулся, как от толчка, от щемящей боли, вызванной необъяснимым, но ясно ощущаемым ужасом ночного кошмара. Он сел на своей огромной кровати, его мускулистое тело поблескивало от пота, несмотря на прохладу в спальне. Сначала он подумал, что заболевает, но отвратительный приступ тошноты прошел, и осталась странная слабость. Изнемогая, он своей большой бронзово-загорелой рукой откинул со лба прядь черных волос.

Черт побери! Этот сон о Джини был слишком реальным! Ее последний вскрик полоснул по сердцу. Во сне она казалась живой, и это опять разрывало ему сердце. Такая хрупкая женщина – и в смертельной опасности!

Щемящая боль, которую он не мог забыть и с которой он научился жить, вновь настигла его.

Она мертва. Уже более десяти проклятых лет. Непонятно, но Джордан все еще чувствовал боль утраты, все еще мечтал о встрече с ней. После того как он съездил в Техас и узнал, что она умерла, Джордану даже пришлось обратиться к психиатру (об этом визите он ни разу никому не проговорился); врачу он объяснил, что не может поверить, будто Джини мертва, и услышал: это происходит потому, что он узнал о ее смерти спустя год с лишним и не присутствовал на похоронах. Единственный совет, который Джордан получил, – сходить на кладбище, где ее похоронили. Но, дьявол, даже в малом утешении – положить цветы на ее могилу – ему отказала судьба. Когда Джордан поделился с родителями Джини своим желанием посетить ее могилу, они встревожились, и ее отцу пришлось рассказать, что после кремации прах дочери был развеян над Мексиканским заливом.

Его Джини кремировали! Кажется, все говорило о смерти. Так нет же…

Пытаясь отбросить болезненные мысли, Джордан посмотрел на часы. Дьявольщина, всего 4.35, а он лег около часа. Он собирался поспать подольше, ведь после обеда запись на студии и надо быть в хорошей форме.

Он нажал две кнопки у изголовья своей встроенной кровати, и перед ним возникла, как огромный экран, стеклянная стена, открывая панораму побережья. Потом отключил систему охраны и мониторы наблюдения. Встал с кровати и не спеша вышел на балкон своей виллы – самой роскошной даже в Малибу.

На двух акрах земли вокруг дома в причудливом беспорядке по замыслу умелого дизайнера появились россыпи камней, величавые деревья, декоративные вишни, три водопада, два пруда, плавательный бассейн и теннисный корт. Однако Джордан давно уже не замечал всей этой красоты, так же как и остальных внешних признаков своего богатства.

Семь лет тому назад его коммерческий директор Фелиция Бреннер потребовала, чтобы он купил дом. Джордан поручил ей найти архитектора, декораторов и специалистов по парковому искусству – в общем, всех, кто должен перестраивать виллу. Наверное, поэтому, несмотря на обилие золотых украшений из 24-каратного золота, на полы из итальянского мрамора, на изготовленные по особым эскизам ковровые покрытия и стены, отделанные замшей и натуральным шелком, вилла не стала для него домом. Он просто жил там, когда надолго прерывал работу: надо же было где-то жить.

А вот Фелиция обожала свое творение, и однажды Джордан в шутку сказал:

– Да, этот домик для тебя в самый раз.

– Я об этом думаю уже давно, дорогой, – отважилась ответить она, потому что была в ударе в тот вечер – на приеме в честь какой-то знаменитости в «Рангун-рэкет-клубе» она выпила довольно много коктейлей за успех будущего турне.

Джордан рассмеялся ее дерзости:

– Это что, предложение?

Глаза Фелиции засверкали. Она еще засомневалась, призывно помахав какому-то знакомому, а он все думал, какой же ответ она найдет на его вопрос.

– Не льсти себе, – колко ответила она наконец. – Я не какая-нибудь звездочка, мечтающая о карьере. Кроме того, я помню, ты не из тех, кто связывает себя узами брака, так же как и я. Это всего лишь мимолетная мысль, дорогой. Такой сексуальный мужчина – и так обворожительно наивен!

– И старомоден. Я всегда считал, что подобные «мысли» – прерогатива мужчин.

– Тогда зачем же ты медлишь, дорогой?

– Может быть, заказать еще по коктейлю?

– Чтобы разжечь огонь или чтобы заставить меня забыть о нашем опасном разговоре? – спросила она игриво, когда он сделал знак официанту.

Их глаза встретились.

– Ты меня удивляешь, Фелиция. Ты же мой коммерческий директор. А меня учили никогда не смешивать бизнес с удовольствием.

– А я-то думала, что такой человек, как ты сам устанавливает правила игры.

Только Фелиция брала над ним верх и разговаривала в манере, соединявшей самоуверенное тщеславие и дружеское расположение. Она обладала самым независимым характером в их команде, а это большая редкость в шоу-бизнесе.

До того момента Джордану и в голову не приходило, что Фелиция интересуется им не только как деловым партнером. Но ее взгляд, которым испокон веку обмениваются мужчина и женщина, обжег его и дал понять, что она давно ждет подходящего момента, когда он будет свободен от очередной связи с теми женщинами, которые хотели только использовать его.

Фелиция единственная не бегала за ним с тех пор, как он стал знаменит. Он доверял ей. Она ему нравилась, он ее уважал. Позже Джордан не раз вспоминал о ее словах и думал: а не пришло ли время найти себе умную женщину? Для разнообразия, после бесконечного парада красивых тел, которому позавидовал бы любой мужчина. Он рассуждал, что, пожалуй, такая умная женщина, как Фелиция, внесла бы в его жизнь законченность, которой не могли дать ему красавицы. Спустя достаточно долгое время, лишив Фелицию надежды, что он позволит ей управлять им, он бросил танцовщицу из Лас-Вегаса и время от времени стал провожать Фелицию домой, оставаясь у нее до утра.

Первая же ночь, проведенная вместе, доказала ему, что эта талантливая, блестящая женщина никогда, ни при какой близости не избавит его от ужасной пустоты, заполнившей его сердце и душу, с тех пор как ушла Джини. Джордан понимал, что искренне привязан к Фелиции, и если бы не был когда-то так влюблен в Джини, то, вероятно, женился бы на Фелиции. И потому оставался с ней в хороших отношениях, не позволяя, однако, переехать к нему на виллу и не предлагая жениться на ней. Он хотел невозможного.