Мамочка в подарок (СИ)

Олбани, едва касаясь, провел рукой вдоль всей спины, как будто пытался усмирить разволновавшуюся лошадь.

— Если вы сделаете шаг в сторону, я достану из стола запасную свечу, — промелькнувшее в моей голове обидное сравнение позволило окончательно прийти в себя, и голос прозвучал уверенно и спокойно.

Тихий шорох подсказал, с какой стороны от меня встал хозяин дома. Обогнув его, я обошла кресло, легко ориентируясь в хорошо знакомой обстановке.

— А зачем?

— Что? — остановилась я.

— Зачем свеча? — капитан явно начал находить ситуацию забавной. — Да и зажечь нам ее нечем.

С досадой поняла, что он прав. Идти на кухню за огнем глупо.

— Откройте мне дверь, пожалуйста, а я заберу Виктора, — видимо, капитан в свою морскую бытность привык к неожиданностям и легко подстраивался под любую ситуацию.

Аккуратно шагая по ковру, чтобы не споткнуться, распахнула дверь. В коридоре было ненамного светлее — слуги уже давно погасили свечи и отправились спать. Я шла впереди, ведя рукой по стене, чтобы не пропустить дверной проем комнаты Виктора. Капитан едва слышной поступью двигался за мной, неся мальчика на руках.

— Пришли, — подсказала я Олбани, когда мои пальцы нащупали деревянный откос.

— Отлично, — выдохнул капитан. — Знаете, мисс Блю, как отцы осознают, что дети уже выросли?

Я покачала головой, но сообразив, что он меня не видит, как и я его, ответила:

— Нет.

— По их весу, — хохотнул он. — Я только что осознал, что Виктор уже не мальчик, а почти юноша.

Слова капитан произносил с натугой, оно это и не удивительно — Виктор давно не малыш.

Процедура повторилась: дверь, кровать, одеяло, устроенный с удобством ребенок. Да и мне самой уже с трудом удавалось сдерживать дрему.

— Идемте, я Вас провожу, — предложил капитан Олбани.

— Что Вы?! Я прекрасно доберусь сама, — я неловко отступила, жутко смущенная таким предложением.

— Лестница в такой темноте не самое безопасное место, мисс Блю, — не терпящим возражения голосом заметил капитан. — Так что, не перечьте.

Тон непривычно твердый. Вот он — морской капитан во всей красе. Теперь я явственно могла представить его на палубе судна за штурвалом посреди бушующего шторма и раздающего отрывистые команды четким решительным голосом.

Сильная рука крепко обхватила мои похолодевшие от волнения пальчики.

— Ступайте за мной, — сказал Олбани и двинулся к лестнице на третий этаж.

Мне не оставалось ничего, кроме как пойти за ним. За два дня мой мир встал с ног на голову, и теперь я из воспитательницы стала опекаемым ребенком. Эмоции этот поворот событий вызывал самые разные: от раздражения до тлеющего в груди огонька благодарности. Возможно, я не реагировала бы столь остро, но ходьба по темному коридору в тишине ночи за руку с мужчиной была для меня недопустимой. Я — наставница детей, и мне приходится им объяснять, что допустимо, а что нет, и сейчас, нарушая негласные правила, я чувствовала себя обманщицей.

— Это очень неудобно, — пристыжено шепнула я в спину капитана.

— Неудобно будет детям объяснять, почему я не уберег их гувернантку, — возразил Олбани. — А избежать беседы не получится — они только о Вас и говорят.

Больше всего меня впечатлило то, что в его словах не было смеха. Совершенно серьезное заявление поселило невероятное чувство благодарности в душе. Нехитрые слова растрогали до глубины души — я не подозревала, что столько значу для воспитанников.

— Это взаимно, — с признательностью ответила я.

— Заметил.

Тон был ровным и невыразительным, а лица, которое мне могло подсказать хоть что-то, я не видела.

Разговор сам собой сошел на нет, так как темная лестница действительно опасное место. Сосредоточенно наступая на ступеньки, я перестала беспокоиться по мелочам, но сильные пальцы, сжимающие мою руку, и тихое дыхание рядом не давали забыть о том, что я не одна. Не думала прежде, что не видя человека, могу столь остро его чувствовать.

В молчании мы добрались до моей комнаты. Странно, но как только моя рука оказалась на свободе, я испытала пусть мимолетное, но разочарование. Испугавшись себя, я поспешила уйти.

— Спокойной ночи, — вежливо попрощалась я, толкая дверь.

— Мисс Блю?! — остановил меня капитан.

— Да?

Вновь наступила тишина, но на этот раз давящая. Душа сжалась в волнении, не люблю неожиданности, а сейчас, несомненно, последует нечто неожиданное.

— Почему вы здесь? — после минутной заминки спросил Олбани.

— Я … не понимаю, — совсем растерявшись, призналась я.

— Молодая, симпатичная, образованная. Почему гувернантка?

— Люблю детей, — на мой взгляд, самый очевидный ответ.

Я действительно не могла понять, к чему он клонит. Зачем все эти вопросы? Да и у девушек небольшой выбор и мой один из лучших.

— Вы могли бы выйти замуж и завести своих.

Я поперхнулась вздохом. Удар был неожиданным и очень болезненным. Как же хорошо, что ему не видно мое лицо, потому как сохранить на нем бесстрастное выражение не удалось.

— Я … спокойной ночи, — уклонилась от ответа и закрыла за собой дверь.

Щелкнул замок. Звук резкий и непривычный — я давно не пользовалась ключом от этой двери. Первые недели незнакомый дом пугал, и я, без каких — либо раздумий, пользовалась возможностью запереться, но со временем освоившись, я перестала бояться звуков и шагов. Сейчас же рука сама потянулась к ключу. Захотелось закрыться, спрятаться и натянуть на голову одеяло.

Слова капитана застали врасплох, никто раньше не интересовался моей жизнью, моими желаниями и выбором. Оказалось, очень сложно отвечать на вопросы, ответы на которые стараешься забыть.

Нет, мое сердце не было разбито несчастной любовью. В моей жизни не было неисправимых трагедий. Я не храню страшных тайн. Просто я оказалась лишней на дороге жизни, с которой меня бесцеремонно столкнули.

Мой отец всегда считал, что его дочь должна быть самой лучшей. Лучшей во всем. Он сам учил меня наукам. Воспитывал стойкость, выдержку, мораль. Он, в угоду своей профессии, редко бывал дома, но это не мешало ему быть строгим последовательным учителем. Порой он забывал, что я его дочь, а не воспитанница. Он скупо радовался моим успехам и жестко спрашивал за неудачи.

Отец даже жениха нашел мне сам. Молодой человек был из небогатой семьи, но хорошо образован и воспитан. Вежливо улыбался, приносил цветы и сладости, даже пару раз расщедрился на комплименты. Меня сложно назвать красивой, слово «милая» подходит больше, но его фальшивые слова заставили задуматься. Если порывы отца — пристроить дочь в хорошие руки, были мне понятны, то было непонятно, зачем я этому человеку. Между нами не было чувств, даже небольшой симпатии.

Невзначай заведенный разговор с отцом ни к чему не привел. Он имел свои планы и причины, но не стал посвящать меня в них, лишь упорней занялся муштрой.

— Ты должна быть идеальной, — повторял он.

А я не хотела быть идеальной, я хотела быть хоть капельку счастливой. Тогда я еще не задумывалась об одиночестве, но понимала, что не смогу его избежать, если буду идти по чужой тропинке.

Все открылось внезапно, когда отец слег от болезни. Он чувствовал близкий конец и желал завершить свои дела. Тогда я и узнала, что мое будущее готовилось давно и тщательно.

Гувернер в доме занимает особое место: не гость, не родственник, не прислуга. Он есть, но все смотрят мимо, ведь им нельзя распоряжаться, но при этом и он не имеет права голоса. Незаметен, но при этом вхож везде. Так отец случайно стал носителем семейной тайны чужих ему людей. Высокий титул и огромное состояние, хранящиеся в том доме, были получено незаконно. Документы обошли истинных владельцев путем подкупа и запугивания. План в голове моего отца родился легко. Собственные амбиции или своеобразное чувство долга передо мной заставили его пойти на преступление, но он завладел ценными документами, надеясь на лучшую участь для меня.

Их искали долго и тщательно, но найти хоть одну ниточку, ведущую к давно служившему у них гувернеру, не удалось. А отец не торопился. Он еще долго служил в обворованной семье, храня бумаги как зеницу ока. А дальше все было просто до слез. Он нашел обделенную родовую ветвь и предложил сделку: бумаги, подтверждающие наследство, в обмен на мезальянс. Их наследник должен был взять в жены девушку без рода и племени. А кто бы отказался на их месте?