Шепот моего сердца

— Простите, я, наверное, некстати, но… У вас есть минутка? — выпалила Карен на одном выдохе.

— Что-то случилось? — нахмурился незнакомец. Голос у него был глубокий и хрипловатый, будто простуженный. Впрочем, возможно мужчина и был простужен.

— Все довольно банально, но от этого не менее грустно. Вечер какой-то на редкость промозглый, и я не хочу идти домой. Мне очень хотелось бы выпить с вами чашку кофе. — Страх мгновенно перерос в какую-то ненормальную веселость. Безбашенность. В крови будто прыгали пузырьки от шампанского. Алле — оп! Смогла! Переломила себя!

Карен обезоруживающе — и совершенно искренне — улыбнулась этому чужому, холодному мужчине. И поняла, что сказала ему почти правду. Про вечер и про дом. Она пока еще не знала точно, хочется ли ей пить с ним кофе.

У незнакомца был вид человека, у которого выбили то ли почву из-под ног, то ли меч из рук. Он смотрел на нее расширившимися глазами — а напряженный прищур исчез — и от этого непонимающего взгляда Карен хотелось смеяться, но не нервно, а легко и весело.

— Там за углом, — она кивнула в сторону, — я видела симпатичное кафе. Кстати, меня зовут Карен. Можете назвать меня сумасшедшей, но это не так.

Она протянула ему узкую ладонь. Спохватилась и сняла перчатку. Рука все равно замерзла, даже в перчатке, и Карен почти не ощущала разбивающихся об нее снежинок-капель.

Он медленно, сосредоточенно, как человек, который пытается установить границы между явью, сном и откровенным бредом, снял кожаную перчатку и ответил на рукопожатие.

— Йен Рэндом.

У него тоже замерзли руки.

— Очень приятно. Вообще-то я не каждый день так откровенно пристаю к мужчинам на улице. — Карен и сама не смогла бы сказать, чего в этой реплике больше — шутки, самоиронии или оправдания.

— А только по пятницам? — усмехнулся Йен.

— И иногда по воскресеньям. По воскресеньям проще — человек больше настроен на общение с миром, когда высыпается и предается приятному безделью, чем после трудовой недели. Но иногда я рискую. Вот сегодня мне повезло.

Слова лились уже свободно, сплетались во фразы. Карен откровенно полулгала-полушутила с серьезным выражением лица, и знала, что он уже распознал в ее словах неправду, но эта неправда — как ни странно, такое случается — возымела на него вполне благоприятное действие. Йен будто бы немного расслабился. По крайней мере, первое потрясение миновало. На Карен нахлынула очередная волна веселости. Она приготовилась за чашкой кофе рассказать ему об увлечении дайвингом и об охоте на акул.

— Ну так мы идем в кафе пить кофе, или идем в бар за чем-нибудь покрепче, или в супермаркет — а потом к тебе? — поинтересовался Йен с такой же серьезной миной.

У него отлично получалось. Карен ощутила на спине липкое прикосновение ужаса: а вдруг он маньяк и потому так легко согласился?

— А что нам мешает сделать все по порядку? — делано равнодушно пожала плечами Карен. — К тому же кто тебе сказал, что свидание будет только одно?

Нет, не маньяк. Глаза смеются. Сейчас их можно назвать даже красивыми.

— Ах ну да. Прости, что принял тебя за доступную девицу.

Карен вспыхнула. Вот она, дискриминация в романтике. Если парень отважится заговорить на улице с девушкой, не исключено, что у него к ней самые серьезные намерения. Но вот девушкам, которые идут на тот же риск, почему-то отказывают в праве на романтический настрой. Она подумала, что эта мысль ничуть не лучше и не хуже других и потому ее вполне можно высказать Йену.

— А ты всегда говоришь, что думаешь? — спросил он. — То, что приходит тебе в этот момент в голову?

— Нет. Гораздо реже, чем хотелось бы. Просто сегодня я какая-то особенно смелая.

— О. Смелость — это большой плюс. Смелым легче живется, тебе не кажется?

— Ага. — Она набралась наглости — впрочем, сегодня «кредит наглости» у нее был, по-видимому, не ограничен — и просунула руку ему под локоть. Пусть кто-нибудь подумает, что они пара. Это ведь такая маленькая, такая невинная игра. И даже если этот серьезный человек все-таки окажется полоумным сексоголиком и после чашки кофе оттащит ее в какой-нибудь дешевый мотель, она, наверное, не будет сильно сопротивляться. Вот только к себе его пригласить будет неудобно — слишком маленькая, слишком неприбранная комната с чересчур тонкими стенами и двумя неглупыми соседками без нарушений слуха и зрения…

3

Если бы Йен знал, какие мысли в этот момент бродят в голове его нежданной спутницы, он бы, наверное, окончательно потерял веру в реальность происходящего. Возможно, холодно извинился бы и ушел. А возможно, остался, чтобы досмотреть этот забавный сон до конца.

Во всяком случае, ему не казалось, что на него «напала» пожирательница мужских сердец или нимфоманка. Он насмотрелся за свою жизнь на тех, и на других, и еще много на кого… Но было в этой, без сомнения, странной девушке что-то другое, что-то спокойное и приятное для него, глубина, что ли. И сколько бы она ни зубоскалила, ясно, что ее появление на Сорок четвертой улице — и в его вечере — имеет какие-то причины. Важные причины, о которых сегодня, может быть, она ему даже не скажет. Ее присутствие некоторым образом волновало Йена, и волновало в самом лучшем из возможных смыслов, а такого с ним давно не бывало. И потому он шел рядом с ней, едва ощущая невесомую ладошку на сгибе локтя, и улыбался про себя, как человек, который неожиданно получил от судьбы… ну, если и не подарок, то хотя бы сюрприз. Ведь сюрприз может обернуться чем угодно…

— А все-таки почему ты согласился пойти со мной? — спросила она.

— А у меня принцип — принимать неожиданные предложения. А почему ты подошла именно ко мне?

Она задумалась. Интересно, скажет ли, что он ей понравился?

— Не знаю. Наверное, судьба, — ответила она в конце концов.

— Ты веришь в судьбу?

— А какое это имеет значение? Если она есть — она есть, если нет — значит, нет. И мое мнение вряд ли ее интересует. А мы пришли. — Она по привычке потянулась к длинной, чуть изогнутой вертикальной ручке. Не избалована мужской обходительностью.

— Позволь мне, — остановил ее Йен. Открыл дверь сам.

Карен смутилась и чуть запнулась на пороге.

Обычное кафе — довольно просторный зал, низкий потолок, круглые плафоны, обернутые китайской рисовой бумагой, столики под дерево и темно-красные кожаные диванчики у светлых стен.

— Где ты любишь сидеть? — спросил он.

— В укромных уголках.

— Хорошо, потому что я тоже.

— Вон и столик есть свободный…

— Какой удачный вечер, — улыбнулся Йен.

На ней был черный обтягивающий свитер. Какая тоненькая… Вместе с этой стрижкой и огромными глазами похожа на подростка из японского аниме. Йен снова улыбнулся. Проследил взглядом за ее жестом — она натянула рукава почти до кончиков пальцев. Похоже, ей неловко. От нее немного пахнет табаком — курит. Странная, странная девочка. Поглядывает изредка исподлобья — изучает. Конечно, ей не хватило тех минут, что были у них на улице, посреди человеческого моря, в скудном свете фонарей и витрин. Смотри, конечно. Только не пугайся.

Подошла официантка — миловидная, усталая девушка с полными руками:

— Вечер добрый, что закажете?

— Латте, — сказала Карен.

Ей не подходит это имя. Карен — это для созревшей, опытной, сексуальной женщины, черноволосой и, может быть, даже зеленоглазой. Как можно было так назвать свою маленькую дочку?

— Двойной эспрессо. И влейте туда, пожалуйста, рюмку ирландского виски. Самого хорошего.

Карен удивленно приподняла брови.

— Да, я люблю кофе с алкоголем, особенно по вечерам. Кстати, ты не голодна?

— Нет.

— Жаль. Мне хотелось бы посмотреть, как ты ешь.

Моргнула два раза. Немножко испугалась.

— Ну да, я считаю, что по тому, как человек ест, можно многое о нем сказать.

— А моя подруга всегда смотрит на спины людей. Ей кажется, что спина говорит о человеке больше, чем он мог бы сказать сам даже во время самого честного разговора.