Птица счастья

— Эбенезера я вам не отдам! Вы убьете его! — с трудом выговорила она.

Заросший щетиной подбородок Джерета упрямо дернулся вверх:

— Я не только убью эту чертову птицу, я скормлю ее Адмиралу.

— Мне неприятно у вас о чем-либо спрашивать, но кто такой Адмирал?

— Адмирал Берд — мой самоед, собака.

— Этого еще не хватало — скормить собаке. Не получите вы моего Эбенезера.

— Ну что ж, суд обычно снисходителен к женщинам. Только наденьте платье, когда вас вызовут на заседание.

Пылая от возмущения, Кортни быстро заговорила:

— Эбенезер не сделал ничего плохого. Он ловит только мелких зверюшек и птиц, которыми питается.

— Рассказывайте. Он до смерти напутал моих лошадей, я едва сумел остановить их. — Джерет скривился. — Эта чертова птица даже открыла ворота.

— Эбенезер любит яркие, блестящие вещи. — Кортни опустила глаза под его внимательным взглядом. — Замок у вас, наверное, новый?

— О черт! Знаете ли вы, сколько стоят скакуны Теннесси?

— Не имею понятия.

— Это чудовище чуть не довело их до безумия своими криками, и в панике они чуть не потоптали друг друга. Отвратительная птица!

— Не могу поверить. Эбенезер совсем ручной, только он очень любит блестящий металл. И если на ваших лошадях не было уздечек, я не представляю, что могло привлечь его внимание...

— Не пытайтесь оправдать своего сокола. Может быть, он окажется даже съедобным, если долго варить. Если вы не хотите предстать перед судом, Малыш, отдайте мне птицу.

Открылась дверь, и в палату вошел врач. Джерет откинулся на подушки.

— Знакомьтесь, это доктор Петерсон, — представил он, — а перед вами, доктор, виновница моего несчастья, миссис Мид.

— Добрый день, — вошедший внимательно посмотрел на Кортни.

— Могу ли я уехать домой? — поинтересовался Джерет.

— А сможет ли кто-нибудь ухаживать дома за вами?

— Да, но только вечером, после половины пятого.

— Это совсем не то: вам нужен постоянный уход. Мне хотелось бы понаблюдать за вашим состоянием еще хоть несколько часов. Так что, если за вами некому присмотреть, вы должны остаться в больнице.

— Мне необходимо вернуться домой, нужно кормить лошадей.

Доктор Петерсон повернулся к Кортни — она поняла, что за этим последует:

— Вы говорили, что миссис Мид — ваша соседка, — обратился он к Джерету. — Может быть, она согласится ухаживать за вами в первой половине дня?

Волна радости залила девушку:

— Ну, если мистер Кэлхоун не возражает...

Доктор Петерсон терпеливо ждал ответа. Джерет посмотрел на улыбающуюся Кортни, как-то неопределенно повел плечами и наконец ответил:

— Ну что ж, я согласен. Иногда просто необходимо, чтобы в доме было много людей. Забудем про Эбенезера.

— Доктор Петерсон, я позабочусь о мистере Кэлхоуне до половины пятого, — закончила Кортни.

Вид у доктора был несколько озадаченный, однако, пожав плечами, он согласился:

— Ладно, решено. — Затем достал рецепт и протянул листок Джерету. — Принимайте лекарства так, как здесь указано. И постарайтесь поберечь ногу хотя бы до завтра. Вниз спускайтесь на костылях. Рана у вас поверхностная и, я думаю, должна быстро затянуться.

Пока он продолжал давать Джерету рекомендации, Кортни устало откинулась на спинку стула. Наконец-то она почувствовала облегчение: он не подаст в суд и не будет требовать у нее Эбенезера, все ее тревога теперь позади. И к половине пятого, когда Райан вернется из школы, она уже придет домой. История закончится благополучно.

Доктор Петерсон вышел, вернулась блондинка-медсестра, явно умевшая разбираться в мужчинах, и Кортни с интересом наблюдала, как она суетилась вокруг Джерета.

Через час они возвратились на ранчо. Джерет опирался на костыли, и Кортни помогла ему подняться по деревянным ступенькам крыльца, чувствуя близость его тела. Любопытство одолевало ее — каков же этот дом внутри?

Из-за входной двери доносилось повизгивание.

— Адмирал, мой мальчик, лежать! — приказал Джерет. Он отпер дверь. Едва они вошли, большая белая собака с разбега налетела на них. Джерет охнул, покачнулся и рухнул на Кортни. Под его тяжестью она задыхалась, в глазах заплясали сверкающие огоньки. Холодный мокрый нос дотронулся до ее щеки, и, открыв глаза, девушка увидела перед собой белую собачью морду.

— Я не могу дышать, — с трудом проговорила она, губами почти касаясь щеки Джерета.

Кортни чуть отвела голову, их взгляды встретились: в эту минуту время остановилось. Голубые глаза пронзили ее. Каждой клеточкой своего тела она ощущала тяжесть Джерета Кэлхоуна, прижимавшего ее к полу: упругие бедра, широкую грудь, мускулистую ногу, попавшую между ее колен.

— Не могли бы вы подвинуться? — задыхаясь, проговорила Кортни.

Джерет застонал и попытался сдвинуться, что отнюдь не принесло девушке облегчения.

— Назад, Адмирал! — резкая команда заставила собаку отступить, но затем она вернулась и потрогала Кортни лапой. Протянув руку, девушка погладила собаку по голове, получая удовольствие от густой мягкой шерсти.

— Какой он красивый, — Кортни обняла собаку за шею.

— Да, Малыш, он любит, когда его ласкают. Уходи, Адмирал.

Пес отошел в сторону и сел. Кортни поднялась, помогла встать Джерету.

— Какой он умный и послушный, — удивилась она.

— Не терплю тех, кто не подчиняется мне.

— Включая женщин, — сухо добавила Кортни, а в ответ получила такую ухмылку, что сердце ее снова бешено застучало.

— Нет, мне нравятся женщины, которые умеют правильно оценить и свой ум, и свой характер.

— Почему-то трудно в это поверить.

— Да, которые знают о себе все. Не самоуверенны, но и не слишком робки.

— Я самоуверенна?

Улыбка, тронувшая его губы, слегка смягчила выдвинутые обвинения.

— Только чуть-чуть, Малыш.

— Не самоуверенны, но и не застенчивы, — повторила она. И рассмеялась. — Ну что ж, лучшая защита — это нападение.

— Ах, Малыш, до чего чудесный у вас смех, — восхитился Джерет.

Шутка изменила атмосферу, добавила в их отношения близости и тепла. Все еще не решаясь признать ту влекущую силу, которую излучал Джерет Кэлхоун, легко управляя ее настроением, Кортни подошла к нему сзади и прижалась всем телом, обняв рукой за шею. Она остро ощущала тепло его бедра, скрытого джинсовой тканью. Чуть скосив глаза, девушка оглядела гостиную. Вид комнаты подтвердил ее худшие опасения.

Два подвешенных к потолку старых колеса от тележки были украшены медными фонарями. Газеты, журналы, рыболовные снасти, какие-то инструменты, груды другого хлама — все это валялось где попало, заполняя пространство. Громоздкая мебель, обитая темной кожей, почти скрывалась под ненужными вещами. На стенах висели ружья, а дубовые шкафы, в беспорядке забитые книгами, занимали самый дальний угол. В одной из стен был сложен большой камин из грубого камня.

— Помогите мне добраться до кровати, Малыш, — попросил Джерет.

Кортни отшатнулась. Прозвучавшие слова были чересчур интимными. Или ей это показалось? К своей досаде, девушка заметила в голубых глазах пляшущие огоньки смеха.

— Конечно, — как можно равнодушнее ответила она.

— Как долго вы уже в разводе?

— Восемь лет. — Кортни удивилась, однако ее внимание было сосредоточено на том, чтобы благополучно пробраться среди наваленного повсюду хлама, поддерживая при этом хромающего хозяина. Вновь между ними возникла тонкая, непонятная, непредсказуемая в своих последствиях связь.

— Извините за бестактность, Малыш. — Прозвучавшие слова были такими искренними, что Кортни поразилась: может быть, этот человек не настолько груб, как ей кажется, и говорит сейчас то, что думает.

— Откуда у вас Эбенезер? — поинтересовался Джерет.

— Сокол прилетел в заповедник с раненым крылом. Я долго лечила и выхаживала его, поэтому Эбенезер жил у нас в доме, хорошо натренирован и многое понимает.

— Все равно он — чертовски дрянная птица.

— Эбенезер — очень смышленый сокол.