Обладать Кори (ЛП)

В ER [отделение скорой помощи – прим. перев.] у меня сегодня особых дел нет. Я делаю обход, навещаю пациентов, поступивших в последние несколько дней, оценивая их прогресс. Выписав нескольких, вернулся в ER, где по-прежнему было относительно тихо. Вызовов не поступало, и я скрестил пальцы, чтоб и не было. Я бы никогда не стал желать ничего плохого другим людям, только чтобы это развеяло мою скуку.

– Я в ординаторскую, – говорю я сестрам. – Понадоблюсь – зовите.

– Ой, Кристина просила передать, чтобы вы позвонили, когда появится возможность, – говорит Джули, одна из моих лучших ночных медсестер.

Кивнув, я тащусь в скудно обставленную ординаторскую и падаю на кровать. Достаю телефон и набираю Кристину, опасаясь предстоящего разговора. Может, мне стоит придерживаться плана и бросить ее сегодня.

– Привет, малыш, – радостно говорит она, что никак не вяжется с моим настроением. – Просто хочу узнать, решили ли вы что-то с Кори.

– Господи, женщина, – смеюсь я. – Ты только об этом и думаешь?

– Хм-м-м… – она замолкает, и эта тишина растягивается до предела. Кристина не сказать что прям искрометный собеседник, но она сексуальная. А, как мне кажется, сексуально привлекательные женщины могут себе позволить быть немного скучными. Тем более что она умеет держать себя в обществе, – это отличное качество для жены врача.

Прекрати ее оправдывать, Бен.

– Ты когда-нибудь видела тот мотель? – спрашиваю я. – Я имею в виду, замечала ли на самом деле.

– Да, он отвратительный. Не могу поверить, что Кори там живет. Ему придется дважды вымыться, прежде чем он коснется моего тела.

– Я видел там маленькую девочку, Крис, – мое сердце сжимается от воспоминания ее невинной красоты, окруженной тьмой того ужасного места.

– Наверное, дочь какой-нибудь шлюхи. Слушай, я хотела успеть сегодня в магазин. Там меня ждет платье, а через двадцать минут они закрываются, так что у меня нет времени на разговоры.

– Конечно, сосредоточься на важном. Я немного посмотрю телевизор, пока не начнется сумасшествие. Ты же знаешь, обычно после десяти все будто с цепи срываются.

И вот наступает десять часов, и вместе с ними появляются ипохондрики или, как мы их называем, постоянные клиенты. В городе все уже закрыто, вот они и приходят в отделение неотложной помощи. Может, это просто затянувшаяся скука. Мне сейчас понятно это состояние, но при это ощущаю нетипичное для себя беспокойство, которое добавляет скука таких новых граней, что с ней тяжело справиться.

– У миссис Уотсон обезвоживание, – говорю я Джули. – Два литра кислорода и найди ей палату на ближайшие двадцать три часа. И сделай анализ крови на газы у мистера Франка.

– Да, сэр, – отвечает она и спешит выполнить мои указания.

Едва моя задница приземляется на стул за стойкой в приемной ER, как запищала рация.

– Пациент с сердечным приступом. Доставлен из собственного дома. Ждите расчетное время прибытия.

Я узнаю голос Кори. Эта ночь может оказаться для него чертовски тяжелой.

Мы все бежим готовиться к реанимации, поставив каталку у входа и зарядив дефибриллятор. Вот так и бывает в ночные смены. Сначала несколько часов скучно до смерти, а потом внезапно будто разверзаются небеса, и не понятно, как вообще можно успеть. Однажды у нас было два огнестрельных ранения и одно ножевое в живот одновременно. Два разных происшествия, и оба с летальным исходом, что для маленького городка невероятно странно.

Едва мы успели подготовить палату, женский голос в рации предупредил:

– Расчетное время прибытия: одна минута.

– Черт, как быстро, – бормочу я стоящей рядом медсестре. – Должно быть, плохо дело.

– Пациент без сознания, пульса нет, дыхания нет. Проводится СЛР, [сердечно-легочная реанимация, то есть искусственное дыхание и закрытый массаж сердца – прим. перев.] – продолжает женский голос.

Значит, это Кори делает СЛР. Я ловлю себя на том, что представляю, как он это делает, и прикидываю, отлично ли справляется, или же мне придется прожевать его и выплюнуть, как он сказал. Я невесело усмехаюсь про себя. У нас, медиков, нездоровое чувство юмора, которое к тому же появляется в неподходящее время. Издержки профессии.

Двери в скорую открываются, и женщина-фельдшер толкает колесные носилки. Ее имя я не помню, хотя она тут работает давно. Она работает с мешком Амбу [ручной аппарат для вентиляции легких – прим. перев.], соединенным с ларингеальной трубкой [обеспечивает вентиляцию легких – прим. перев.], плотно прилегающей к задней части глотки, пытаясь одновременно с этим толкать вперед носилки. Кори бежит рядом и делает непрямой массаж сердца. У него вспотело лицо и шея, но, наверное, больше от нервов, нежели от нагрузки.

Встретив их в дверях, я помогаю им втащить носилки в палату реанимации и закрываю штору. В своем воображении я снимаю то, что привык считать своим ледяным щитом, и мой мозг отключается от всего остального, кроме этой задачи: спасти жизнь этому человеку. Кори продолжает делать идеальный непрямой массаж сердца при скорости больше сотни в минуту. Он как машина, и его мышцы словно сделаны для такой работы. В нем нет ни капли суеты, только отчаянные попытки одного человека заставить другого жить,

Вбегает пульмонолог [специалист респираторной медицины, осуществляет среди прочего искусственную вентиляцию легких – прим. перев.] и подключает мешок Амбу к кислородному флоуметру, [измеряет скорость потока газов – прим. перев.] включает на сто процентов и сама берется за мешок. Джули вводит пациенту в руку эпинефрин внутривенно. Мой ночной персонал превосходно обучен. Ошибки стоят жизней, и мы не можем себе этого позволить, особенно когда речь идет о нашей маленькой больнице с недостаточным финансированием.

– Как давно он без сознания? – спрашиваю я у Кори, приготовив дефибриллятор.

– Две минуты, – тяжело дыша, отвечает он. – Жена позвонила в 911 с жалобой на его затрудненное дыхание и боль в груди. Как только мы въехали к ним во двор, он упал. У него еще был пульс, когда мы погружали его в машину, но минуту спустя уже потребовалась реанимация… Единственное, на что мне хватило времени, – это привязать его, интубировать и начать массаж СЛР.

Он продолжает ритмично нажимать на грудь мужчины с поражающей интенсивностью. А он сильный. Сильнее, чем любой врач или фельдшер, которого я когда-либо видел. Работает с полной отдачей, что впечатляет, ведь он новичок.

Я слышу, как в комнате ожидания жена пациента с плачем просит кого-нибудь сказать, что с ее мужем.

– Он ведь не умер, да? Он жив? – кричит она.

Терпеть не могу общаться с семьями, но я чувствую ответственность перед ними. Безусловно, это самая болезненная часть моей работы. Ведь в таких ситуациях члены семьи страдают больше самих пациентов. Мужчина на нашем столе без понятия, что происходит вокруг, а его жена в ужасе, какой трудно представить.

– Повезло, что он успел попасть к тебе, прежде чем у него остановилось сердце, да? – спрашиваю я Кори.

– Да, у него должен быть шанс.

– Появился ритм, – говорит Джули, и я сверяюсь с данными на экране.

– Так, у него фибрилляция желудочков, ребята. Буду дефибриллировать, – я нажимаю кнопку и слышу знакомый похожий на сирену звук заряженного прибора. – Разряд, – громко объявляю я, и все, тут же прекратив свои действия, делают шаг от каталки.

Мышцы тела пациента сокращаются от пропущенного сквозь него разряда тока. Даже после нескольких лет работы с остановкой сердца от этого спазма меня всякий раз бросает в дрожь.

– Возобновить СЛР, – едва волна тока исчезает, распоряжаюсь я, и все возвращаются назад, продолжая массаж сердца и подачу кислорода в следующие шестьдесят секунд. – Изменений нет. Дай амиодарон, – говорю я Джули, которая уже держит его наготове и заряжает в капельницу.

– Снова дефибриллирую, – говорю я, после того как спустя минуту ничего не изменилось. Аппарат снова заряжается с характерным звуком. – Разряд, – все отпрыгивают, и тело пациента снова подпрыгивает. Кори всегда отходит последним, до последней секунды не отпуская его грудную клетку. Это хорошо. Он понимает, что его работа – самая важная.