Любовные грезы

Но ему удалось удивить ее. Ее? Да он удивил самого себя. Вдруг повел себя как Дон Жуан. Отпускал сомнительные комплименты, бросал многозначительные взгляды. Эк его проняло при виде хорошенького личика и стройной фигурки.

Арне давно уже не встречался с женщинами. Во всяком случае, с такими, которые пробуждали бы в нем мужской интерес. Большинство представительниц прекрасного пола старались держаться подальше от работающего в одиночку плотника, который целыми днями пропадал неизвестно где.

Он никогда не думал о женитьбе. Жизнь его матери служила лишним подтверждением того, что брак — безрадостное дело. Фрау Свенсон незаметно существовала в тени мужа, выполняя его малейшие пожелания и закрывая глаза на ночевки вне дома и звонки незнакомых женщин. Жизнь отца — делового человека — была расписана по часам, плотно наполнена стремительно сменяющими друг друга событиями. Арне же хотел жить спокойно, не спеша, без надрыва, заниматься тем, что нравится, — короче, он хотел получать от жизни удовольствие.

Можно сказать, что мать растила его одна. Братьев или сестер у Арне не было. Имелся, правда, дядя — младший брат отца. Разница в возрасте между отцом и его братом была столь велика, что Арне относился к Леннарту скорее как к брату. Да и по характеру Леннарт был совсем другой, чем отец, — проще, медлительнее, добрее. Дядя и племянник дружили. Но по-настоящему Арне всегда любил только мать. Она не просто родила его, она сделала его таким, каким он стал; приложила все усилия к тому, чтобы сын вырос сильным и мужественным, чтобы знал, чего хочет от жизни.

Арне, в общем, знал. Вот только, к величайшему неудовольствию отца, он хотел от жизни совсем не того, что предназначила ему судьба. Арне категорически не желал становиться ни второстепенной деталью, ни более крупной частью этой огромной налаженной машины — отцовской корпорации. Но ведь он обещал матери — единственному и самому близкому человеку на свете.

Арне снова представил Уллу. Решительная и уверенная в себе, в строгом деловом костюме, она ничем не напоминала его тихую и спокойную мать, предпочитавшую платья с мягкими плавными линиями. Улла стремилась покорить мир, мать — покорялась. И все же что-то их объединяло.

Но что? Внутренняя твердость, цельность натуры, которая была присуща матери, ощущалась и в Улле. Порядочность. Не каждый человек в наше время захочет поселить к себе непутевого племянника. В лучшем случае, поможет деньгами пару раз. И… одиночество. Арне хорошо знал, что это такое. Его мать всегда была совсем одна. В этой девушке также чувствовался страх одиночества.

Каково ей зимой одной, в большом пустом доме, когда за окном воет ветер; тоненько насвистывая, дует в щели, — а щелей там много, это он успел заметить. Из темных углов доносятся непонятные звуки; дом вздыхает и поскрипывает, наводя тоску, а то и детский беспричинный страх. Этот сотрудник… вряд ли они с Уллой близки. Стоило ему отойти на пару шагов, как девушка напрочь забыла о нем. Ничто в ее поведении не говорило о существовании в ее жизни мужчины. Скорее всего, она была одинока. И очень хороша собой.

С самого начала, как только Улла легко выскользнула из машины, у Арне возникло желание получше рассмотреть изящную фигурку, полускрытую строгим деловым костюмом, который в жару выглядел удивительно нелепым. Сам Арне в таком костюме и в такую погоду мгновенно скончался бы от теплового удара. А когда девушка, сверля его взглядом, сняла пиджак, он с трудом удержался от восклицания. Ничего себе накладные плечики были у нее в пиджаке! Просто какие-то доски для серфинга. Хорошо, что удалось промолчать. И без того за пару часов он ухитрился наступить на все больные мозоли, какие у нее имелись.

Этой девушке пошло бы летящее воздушное платье пастельных тонов с глубоким вырезом и короткими рукавами, чтобы можно было свободно дышать, свободно двигаться. Вместо этого она спрятала себя под несколькими слоями тесной и неудобной одежды.

Деловой костюм так же сковывает в движениях, как правила любой крупной организации. Людям, работающим в такой организации, вольно или невольно приходится подчиняться ее законам, вгонять себя в ее рамки. Арне боялся этих рамок, не желал ущемлять свою свободу. Он все пытался надышаться вольным воздухом до того, как запрет себя в этой тюрьме. И почему-то ему казалось, что девушка должна чувствовать то же самое. Хотя, возможно, Арне просто хотелось так думать, потому что она понравилась ему.

Что же, там будет видно. Быть может, уже при следующей их встрече фрекен Улла выставит его за дверь, и их знакомство окончится, едва начавшись.

Улла вяло вглядывалась в содержимое холодильника, пытаясь найти там хоть что-то, вызывающее аппетит. Голова ее была занята мыслями о племяннике. Упрямый мальчишка категорически отказывался выслушивать ее доводы. Заехав к нему после работы, Улла целый час убеждала Стуре прислушаться к голосу разума. Она очень любила милого мальчика, но иногда готова была придушить его собственными руками.

— Переехать к тебе?! — Парень аж взвизгнул от негодования.

Улла поморщилась от резкого звука. Когда у него кончит ломаться голос?

— Я, по-твоему, совсем больной? Бросить самостоятельную жизнь и перебраться к тетке? А зачем я тогда из дома уезжал?

Действительно, зачем? Никто его не мучил, не обижал. Родители всегда относились к своему сыну, вроде бы, с пониманием. Да и особого надзора за ним никогда не было. Ларс и Агнесса очень много занимались собой, а детям уделяли значительно меньше внимания, чем следовало, — во всяком случае, так казалось Улле. Так какая муха его укусила? Самостоятельной жизни, видите ли, захотелось!

— Но, Стуре, мой дом слишком велик для меня одной. Я хочу, чтобы ты жил со мной. Сейчас я собираюсь переделать часть дома специально для гостей. У тебя будет собственная половина.

— Зачем мне эта половина, когда у меня уже имеется собственная квартира! Спасибо тебе большое, дорогая, но я уже в состоянии сам за собой присмотреть.

И так почти целый час. Измучившись за это время больше, чем за весь рабочий день, но так ничего и не добившись, Улла вернулась домой.

Перебирая в уме тяжкий разговор, девушка невидящим взглядом смотрела в холодильник. И что, спрашивается, теперь делать? Отменить реконструкцию? Или спокойно продолжать работу в надежде, что мальчишка, нахлебавшись самостоятельной жизни, вдруг передумает? Ну да, а передумав, возьмет и вернется к матери в Кристианстад, и Улла останется одна при новом доме — хоть сдавай половину. В общем, на данный момент ясно только одно — уговаривать Стуре совершенно бесполезно.

Кочан капусты… А это что такое? Кусок сыра, пара ломтиков ветчины… Можно сделать салат.

Поставив вариться яйца для салата, она налила себе кофе и, с трудом добравшись до гостиной, устало опустилась на диван. Тишина давила. Улла нервно вскочила. Может, музыку поставить? Нет сил вспоминать препирательства с племянником, его возмущенные вопли. Покрутив вертушку с дисками, она выбрала тихую спокойную музыку, затем снова вернулась в кухню. Убавив огонь, девушка присела на стул, глядя на бурлящую воду и покачивая ногой в такт мелодии.

Зачем она тащит к себе пацана? Потому что беспокоится за него, боится, что он свяжется с дурной компанией, бросит школу? Или потому, что ей одиноко? Скорее всего, верно и то, и другое. Со Стуре ей будет веселей. Надо полагать, гораздо веселей, чем она может предположить, — так весело, как не снилось даже в самых страшных снах. Его внезапный приезд уже внес в ее тихую размеренную жизнь массу оживления. «Парнишка скрасит ваше одиночество». Слова плотника задели ее, но он был прав. Долгие одинокие зимние вечера слишком тоскливы. А там, где появляется Стуре, тихо не бывает. Там начинается сумасшедший дом. В прошлый свой приезд, когда Улла еще жила в Стокгольме, маленький Стуре совершенно случайно ухитрился разбить старинный бабушкин сервиз на двенадцать персон. Спрашивается, как можно случайно перебить столько посуды? А вот так. Зацепиться случайно ногой за ножку стола, схватиться за скатерть и потянуть ее за собой — и готово. Если он все же соберется сюда переехать, надо будет убрать подальше все хрупкие предметы. Да, этот мальчик скрасит ее одиночество.