Обеты любви

Констанс, чувствуя подступающую дурноту, поражедшо смотрела на сестру.

– Постой… Ты хочешь сказать, что я следила не за…

– … Не за Керби? Вот именно! – весело подтвердила Хейзл. – Это понятно уже по тому, каким ты его описала. Тебя послушать, так твой приятель один в один супермен, – добавила она с ехидством.

Констанс покраснела. Ее терзали противоречивые чувства. С одной стороны, она испытывала облегчение, что не навредила бизнесу сестры, а с другой… До нее только теперь дошло, что она наделала.

– Но… но ведь он не пойдет жаловаться на меня в полицию? – простонала Констанс.

– А что он там скажет? – Хейзл пожала плечами. – Что ты фотографировала его, а потом обозвала извращенцем? И что дальше? – Она снова усмехнулась. – Вы больше с ним не встречались?

Констанс отрицательно помотала головой.

После того как они расстались, она продолжала прилежно следить за обитателем соседнего коттеджа и записывать на диктофон, когда он ушел, когда пришел. А он каждый раз, выходя из дома и возвращаясь, останавливался и смотрел на ее окна. Констанс нисколько не сомневалась: Керби знает, что она продолжает слежку.

– Пожалуйста, больше не проси меня ни о чем подобном, ладно? – с чувством сказала Констанс и протянула сестре ключи от дома миссис Джонсон.

Какое счастье, что я живу на другом конце города и вряд ли еще встречусь с этим мужчиной! – думала она. Если же мы, не дай Бог, столкнемся нос к носу, я просто умру на месте со стыда. Мне ничуть не легче оттого, что я следила вовсе не за тем человеком. Неудивительно, что он так разозлился!

Интересно, что за женщина приезжала к нему? Какие у них отношения? – размышляла Констанс по дороге домой. Но ведь, кто бы ни была эта женщина и кем бы ему ни доводилась, это не мое дело, старательно убеждала себя девушка.

Она вошла в свой дом, где все было родным, все дышало покоем. Захлопнув за собой дверь, Констанс словно подвела символическую черту под событиями последних дней. Это самое разумное, что она могла сделать. Хейзл была совершенно права, когда советовала просто выбросить эту историю из головы.

Однако Констанс рассказала сестре не все. О поцелуе и словом не обмолвилась. Хейзл совершенно незачем знать подробности, ведь это не имеет отношения к слежке.

Но, если честно, разве поэтому я умолчала о поцелуе? – строго спрашивала себя Констанс. Или все же потому, что сама вспыхнула в одно мгновение ответным желанием?

Девушка сама себе поражалась. Она отчаянно пыталась забыть обо всем, загнать воспоминания о происшествии в доме миссис Джонсон в самый дальний уголок сознания, но у нее ничего не получалось. Сцена поцелуя назойливо вставала перед глазами.

Конечно, в этой истории есть и моя вина, размышляла Констанс, но я все-таки не заслужила такого жестокого наказания – вскакивать посреди ночи, обмирать от стыда из-за того, что снова и снова вспоминаю этот поцелуй и… хочу повторения.

Констанс пришла к выводу, что должна взять себя в руки, может, даже отругать как следует, чтобы не предаваться чувственным мечтам, словно девочка-подросток.

Весь остаток дня Констанс прилежно работала в саду и по дому. А на следующий день, в четверг, отправилась навестить Карен. По дороге Констанс осенило, что ее взрыв негодования в адрес того, кого она приняла за Керби, был продиктован сочувствием к девочкам вроде Карен, перенесшим серьезную душевную травму. Конечно, тот мужчина, за которым она следила по просьбе Хейзл, даже если бы и оказался тем самым сластолюбивым мистером Керби, не повинен в том же преступлении, что и отчим Карен. Но сам факт, что девочка возраста Джинни совершенно беззащитна перед зрелым и опытным мужчиной, вызывал у Констанс отвращение и бессильный гнев.

Воспитательница Карен сообщила Констанс, что девочка пребывает в сильнейшей депрессии еще и потому, что винит себя в распаде своей семьи. А мать, вместе того чтобы поддержать Карен, обвиняла девочку в том, что та якобы попыталась вбить клин между ней и мужем.

Констанс сидела напротив Карен и долго вглядывалась в ее измученное лицо. Затем она начала говорить – дружелюбно и неторопливо, но Карен по-прежнему оставалась безучастной. Констанс не отчаивалась, поскольку понимала, что не следует торопить события. Девочка должна сама выбраться из панциря, в котором скрылась от всего мира.

Неделя, принесшая столько волнений, прошла. К понедельнику Констанс почти совсем убедила себя, что забыла и того мужчину, и его поцелуи. Я убрала это в папку с грифом «Не открывать никогда», мрачно сказала она себе и отправилась на работу.

Линда, секретарша отдела, увидев входящую Констанс, улыбнулась и поинтересовалась, как прошел отпуск.

– Неплохо, – отозвалась Констанс, не вдаваясь в подробности. – А здесь что новенького?

Она спросила это исключительно из вежливости, поскольку не ожидала услышать ничего интересного. Но, к ее удивлению, Линда с загадочным видом подалась вперед и, понизив голос, затараторила:

– Приехал! На целых две недели раньше, чем планировалось. Наверное, хотел застать нас врасплох. – Заметив озадаченное выражение на лице Констанс, Линда пояснила: – Я говорю, что приехал тот самый босс из Лондона, которого мы ждали только на следующей неделе, Мэтт Грэхем.

Констанс наконец поняла, о ком речь, и с улыбкой заметила:

– Кажется, я пропустила самое интересное.

Приезд Мэтта Грэхема и возможные кадровые перетряски не слишком ее беспокоили. Констанс полагала, что занимает слишком незначительное место в иерархии фирмы, чтобы новое руководство заинтересовалось. Кроме того, она знала, что является ценным сотрудником, недаром в ее адрес постоянно раздаются похвалы. Ей не было чуждо честолюбие, но не чрезмерное, поэтому пока Констанс старалась как можно лучше трудиться на своей теперешней должности и не собиралась ничего менять еще года два, а затем, возможно, у нее появятся новые интересные перспективы.

Да, она гордилась тем, что смогла внедрить собственную систему обслуживания клиентов, правда, не выходящую за рамки старомодных методов, прижившихся в фирме. И еще тем, что ей удалось обнаружить несколько серьезных ошибок коллег. Но Констанс не стала раздувать историй, а просто потихоньку исправила их. Да и что хорошего вышло бы, если бы она проинформировала начальство? Какой в этом смысл? Главное – ошибки исправлены.

– Он теперь сидит в бывшем кабинете мистера Томпсона, – словно сообщая что-то поразительное, сказала Линда.

Констанс же, напротив, казалось вполне естественным, что новый босс занял кабинет своего предшественника.

Она пошла к себе, чувствуя, как возвращаются спокойствие и уверенность и тает неприятный осадок, оставшийся на душе после приключений в доме миссис Джонсон. Констанс снова ощутила себя хозяйкой собственной жизни: в стенах фирмы, в сугубо деловой обстановке ей было гораздо проще не вспоминать тот злосчастный поцелуй.

В одиннадцать часов Констанс позвонила Мэри, бывшая секретарша мистера Томпсона, а теперь секретарша Мэтта Грэхема, и сказала, что босс вызывает ее.

– Главное, не волнуйся, – весело посоветовала она. – Мистер Грэхем просто хочет познакомиться с каждым сотрудником, а ты ведь была в отпуске, когда он приехал.

Девушка с трудом сдержалась, чтобы не расспросить Мэри, каков новый босс. Вместо этого она поблагодарила за совет и повесила трубку.

Констанс пришла на работу в темно-синем костюме и серой шелковой блузке. Синие туфли на средней высоты спокойном каблуке довершали наряд, достойный деловой женщины. Собираясь на работу, Констанс всегда неукоснительно придерживалась избранного стиля, кроме тех дней, когда ездила к клиентам-фермерам. Тогда она надевала юбку подлиннее и посвободнее, а также не забывала положить в багажник машины резиновые сапожки или кроссовки – мало ли что может случиться в сельской местности.

Сегодня ее гладко зачесанные назад волосы были аккуратно перехвачены синей лентой. Девушка, взглянув в зеркало, убедилась, что помада лежит ровно, и отправилась в кабинет Мэтта Грэхема.