Обеты любви

Неужели я все поняла превратно? Может ли быть, чтобы он пытался за мной ухаживать? Или я просто все это выдумала? Имел ли он в виду тот поцелуй, когда говорил, что ни о чем не жалеет? Или просто таким образом хотел помочь мне справиться со смущением?

А его предложение сходить в бар? Он действительно намеревался поговорить о делах Эрика Сметхерста или просто хотел провести со мной время? Но, если его приглашение все же было личным, хочу ли я, чтобы мои отношения с Мэттом выходили за рамки служебных?

Физически ее тянуло к этому человеку, она желала его… но не могла объяснить причину этого. Как не могла понять, хочет ли, чтобы Мэтт догадался о ее чувствах и, возможно, разделил их.

Констанс беспокойно заерзала на стуле. Она всегда мечтала, что в один прекрасный день встретит мужчину, к которому у нее возникнет глубокое зрелое чувство; мужчину, с которым можно построить те отношения, о которых она мечтала. А мечтала Констанс, как и все девушки, о взаимном уважении и привязанности, об общности интересов и жизненных ценностей. Она никогда не хотела для себя бурных отношений и страстного сексуального влечения. Не хотела и тех физических ощущений, которые сами собой возникали у нее в присутствии Мэтта.

Отношения, основанные на одном лишь влечении, весьма рискованны и совсем не то, что ей нужно. Констанс на многочисленных примерах убедилась, как калечат жизнь такие отношения, видела, каким всепоглощающим чувством может быть страсть. И как потом она оставляет свои жертвы опустошенными, несчастными, полностью выжженными изнутри.

Такие отношения были между Хейзл и ее мужем Полом. Хейзл Никогда не пыталась скрыть, что основой ее брака был секс. Однажды сестра даже призналась, что еще очень долго желала Пола после того, как развелась с ним.

– Я уже не люблю его, – сказала тогда Хейзл, – но, спаси меня Господи, по-прежнему хочу близости с ним.

Констанс уловила в голосе сестры страстные, самозабвенные нотки и дала себе слово, что никогда не попадет в такую же ловушку.

И держала его. До сих пор.

Если я позволю желанию руководить мною, если буду поощрять Мэтта и он ответит взаимностью, что будет тогда?

Констанс вздрогнула. Возможно, мы станем любовниками, но будем ли любить друг друга по-настоящему? А если да, то долго ли проживет такая любовь?

И хочу ли я, чтобы эта любовь длилась? Не будет ли спокойнее и мудрее придерживаться того пути, который я избрала, – уверенно строить карьеру, а уже потом подумать о браке? Причем подойти к вопросу о семье осторожно и взвешенно, найти такого спутника, который разделял бы мои взгляды и принципы… Того, кто в первую очередь был бы для меня верным другом, того, кто мог бы, как и я сама, поставить интересы семьи выше собственный желаний.

Обычно чувственные и сексуально привлекательные мужчины оказываются довольно слабыми, когда нужно противостоять искушению. Как однажды Хейзл с горечью сказала о Поле: «Хорош на одну ночь, но и только».

Пока Констанс не имела оснований подозревать Мэтта в неразборчивых связях – скорее, наоборот, – но он, разумеется, не тот надежный, кроткий, не слишком страстный человек, с каким она планировала связать свою судьбу. Если она все же вступит с ним в какие-то отношения, то рано или поздно Мэтт причинит ей боль. Или скорее она сама причинит себе боль, поскольку уже убедилась, что в его присутствии полностью утрачивает контроль над собой.

Констанс вспомнилось, как однажды, когда она была еще маленькой, мать со вздохом сказала:

– Бедная Хейзл. Она слишком страстная, поэтому всегда страдает.

Подростком Хейзл великое множество раз без памяти влюблялась, и, глядя на нее, Констанс поклялась, что никогда не будет так страдать, как Хейзл.

И теперь она не желала примириться с влечением к Мэтту, хотя не могла удержаться, чтобы лишний раз на вспомнить, как Мэтт целовал ее и что она г при этом чувствовала. Собственная готовность очертя голову кинуться в омут чувств пугала Констанс, и тем не менее, если бы не встреча, с Карен сегодня вечером, она приняла бы приглашение Мэтта.

Констанс радовалась, что впереди выходные, будет время спокойно во всем разобраться и отделить мечты от реальности.

– Привет, Карен. Как у тебя дела?

Констанс тепло улыбнулась, стараясь не обращать внимания на замкнутость девочки и на ее напряженную позу.

– Мы можем куда-нибудь пойти?

Констанс удивилась, но довольно быстро овладела собой. Еще ни разу Карен не задала ей ни одного вопроса и ни разу не обратилась с какой-либо просьбой.

Поняв, что должна соблюдать осторожность и не слишком обольщаться, она кивнула и сказала как можно более непринужденно:

– Думаю, что можем. Куда бы ты хотела?

Карен пожала худенькими плечами.

– Все равно… Лишь бы убраться отсюда.

Девушка от всей души пожалела несчастного ребенка. Сегодня Карен показалась ей еще более худой, чем раньше. У девочки были красивые кудрявые волосы, обычно безукоризненно чистые, но сегодня они были немыты и напоминали паклю.

Констанс знала, что раньше у Карен были длинные волосы, но затем девочка собственными руками остригла их, и это послужило для ее учительницы первым сигналом, что с девочкой не все благополучно.

– Как насчет «Макдонаддса»? – улыбнулась Констанс. – Я на машине, мы можем поехать в Честер.

Она затаила дыхание и сдерживала его до тех пор, пока Карен не кивнула.

Конечно, требовалось разрешение увезти Карен, но получить его не составило труда. Карен в отличие от некоторых других детей никогда не пыталась сбежать. Констанс вела машину, Карен молча сидела рядом, глядя прямо перед собой. Стоял приятный ранний вечер, солнце еще не село, и на улицах было полно людей. Констанс припарковала машину у «Макдоналдса».

На Карен были слишком большие для нее джинсы и мешковатый свитер. Обычно девочки-подростки так не одеваются, но Констанс понимала, что у Карен есть более чем серьезные основания прятать свое тело, скрывать, если не полностью подавлять, свою сексуальность. Констанс заметила неодобрительный и горький взгляд, который Карен бросила на стайку весело щебечущих девчонок в мини-юбках.

– Потаскушки, – презрительно бросила она вполголоса, проходя мимо.

Констанс понимала, что не должна спорить и что-то доказывать Карен. Не удивительно, что девочке неприятны сверстницы, которые радуются своему взрослению, своей проявляющейся женственности… Всему тому, на что у Карен безжалостно отобрали право.

Посетителей в «Макдоналдсе» было немного, как всегда в часы между обедом и ужином. Сделав заказ, Констанс едва удержалась от недоуменного восклицания: Карен попросила к гамбургеру сладкий молочный коктейль.

Констанс никогда не понимала, почему детям нравится подаваемая в этих заведениях еда. Ее племянницы тоже любили бывать в «Макдоналдсе», несмотря на протесты Хейзл.

Карен, севшая лицом к окну, ела молча, но вдруг на глазах съежилась, кровь отхлынула от ее щек.

– Это он! – в ужасе выдохнула девочка. – Он следит за мной. Он идет сюда!

Констанс удивленно обернулась, решив, что Карен говорит о своем отчиме, но в дверях увидела лишь мальчишку-подростка и успокаивающе улыбнулась.

– Все в порядке, Карен.

– Нет, не в порядке!

В глазах девочки застыл ужас. Карен вскочила, отчего стол качнулся и стаканчик с молочным коктейлем упал на пол.

Констанс тоже встала. Она испугалась, что ее подопечная убежит, поскольку Карен бросилась к дверям. А мальчишка, как заметила девушка, смотрел на них и гнусно ухмылялся.

Пробегала мимо него, Констанс, торопившаяся догнать Карен, услышала нахальное замечание:

– Классные сиськи!

Констанс поразили не столько сами слова, сколько самоуверенность сопляка. На вид ему не дашь больше четырнадцати-пятнадцати лет, но тем не менее было в нем что-то, позволившее Констанс понять: он не просто бессмысленно повторяет слова кого-то из взрослых.

Ей удалось догнать Карен, когда та собиралась броситься через дорогу прямо наперерез машинам. Схватив девочку за плечо, Констанс дернула ее назад, По лицу Карен катились слезы, она конвульсивно содрогалась всем телом.