Лучшие рецепты мисс Грейнджер (СИ)

Платье, перчатки, прическа, сдержанная слеза.

Перед тем, как покинуть этот райский пыльный угол, провожаю его взглядом. Гаснут в канделябрах коптящие свечи, и эта комнатка больше не кажется волшебной. Рука Люциуса чуть подталкивает меня вперед, а губы над ухом произносят всего лишь одну фразу:

— Я буду ждать этого снова.

Становится теплее.

Мы возвращаемся на свои места, с небольшим опозданием. Драко уже слушает новое произведение. Его бездонные глаза поглощают сцену.

========== Часть 6. ==========

***

Не нахожу места в собственном доме, ненавижу тиканье часов и собственные каштановые локоны, являющиеся взамен платиновой глади оборотной красоты. Я устала от бессонных ночей, потому что потребность видеть Люциуса остановилась на грани между отчаянием и безумством.

И это не тот человек, которого наблюдаю каждый день в Министерстве. Люциус в мире Гермионы очень недоволен своей подчиненной, бледной и невнимательной из-за бессонных ночей. Начальник в нем спрашивает, не больна ли я, на что сотрудник Грейнджер жалуется на обилие свалившихся проблем. Мужчина качает головой и перестает обращать на меня внимание.

Люциус из Вселенной Джин Грайн, погружается в топь страсти вместе с ней, и это уже не простое желание, а маниакальная жажда находить ладони друг друга в темноте гостиничных номеров, в бесстыдстве его рабочего кабинета в Малфой Мэноре. Я зависима от песочных часов, символично отмеряющих время действия зелья, от мягкого света его настольной лампы с зеленым абажуром, его рук, вьющих душащее жаркое кольцо на хрупкой шее моей свободы.

И хочу бежать прочь из картонного настоящего, жжет нетерпением пол гостиной. Издеваются, замедляя ход, часы. И бегу я прочь, под оплеухи ветра, слезы дождя, жала солнечных лучей, чтобы только как-то ускорить нашу встречу.

Макияж, сумочка через плечо, в ней лишь пачка сигарет, на комоде в прихожей солнечный блик в колечке связки ключей. Нервный звонок. Я открываю дверь.

Драко.

— Проходи, — сторонюсь я, вжимаясь в дверной косяк, будто не желая, чтобы он коснулся меня при входе.

Руку царапают колючки роз — он внимателен; любимых желтых бутонов нежность, прозрачная щетина небритых щек, взгляд затравленный, секунду спустя отрешенный. Не разрывая объятий, щекочет ресницами шею, ищет место для рук. И не найдя, хватает за плечи, и отстраняется.

— Что с тобой творится?

— Что? — не понимаю я.

— Мы не видимся неделями, и ты находишь все более неподходящие причины, чтобы отказывать мне во встречах. Грейнджер, признайся в чем дело. Ты же всегда была честна. И если так надо, ты просто скажи, чтобы я уходил раз и навсегда и не появлялся в твоем доме. Вот только не держи на поводке. Все. Устал. Конец.

Нет сил смотреть в глаза и не могу отпустить его руки. В странном вальсе локтей и коленок, я лишь теснее обнять его хочу. Вижу его лицо, а в нем страшную усталость, и виной тому не событии прошедших лет, а только я:

— Нет, не могу, не уходи.

Я не могу разрушить этот хрупкий мир и тишину, что сегодня между нами. Я хватаю его за кончики пальцев и тяну за собой в гостиную, Драко покорно плетется, оставляя грязные следы на пушистом ковре. А мне наплевать.

Усаживаю его в кресло и забираюсь на колени. Уютно, тепло, надежно, когда руки его находят покой, прижимая меня к груди.

Сердце трепещет — люблю.

Я направляю палочку на проигрыватель, и музыка наполняет молчаливую гостиную. Тихие умиротворяющие звуки. Но мужчина вздрагивает, будто острая боль пронзает его.

— Нет, выключи это, — зажимает ладонями уши Драко.

— Почему? — недоумеваю я, — что случилось, Драко? Стравинский… я подумала, что тебе может это понравиться. Что может быть прекраснее?

— Под эту музыку отец трахал свою любовницу. Я видел их… отец и моя училка по французскому языку… мне было всего лишь десять! Гермиона… я до сих пор не могу это пережить!

— Оставайся сегодня у меня, — гашу пожар щек поцелуем. Проигрыватель горкой запчастей лежит на полу. Драко подхватывает меня на руки и уносит в спальню. А я обязана быть честной и принадлежать только ему.

И он прав. Стравинский «Весна». Виновато потупив взор, девушка — нежный май, прижимая букетик из ландышей к груди, встала между нами.

========== Часть 7. ==========

***

И все смешано, и перевернуто с ног на голову. Я с Драко, я с Люциусом. Уже не вижу никакой разницы, боясь лишь одного — перепутать их имена в порыве страсти, шепча имя любимого мужчины.

Пришло время выбирать. Погрязнуть в мире лжи имени Люциуса Малфоя, выбирая жизнь под «обороткой» или же выбрать ложь другого рода, рядом с женатым мужчиной Драко, утопать в море прелюбодеяния.

Свой выбор я уже сделала.

***

— Она пренебрегает материнскими обязанностями каждый раз, когда у нее появляются дела: будь то заседание толстожопых матрон в ее Благотворительном обществе или чтения в Лондонской Магической Библиотеке. Нет мира Нарцисса — Люциус — Драко, есть я и сын, — Люциус лежал в постели, покуривая короткую толстую сигару. Мы провели несколько чудесных часов, и теперь мужчина вел расслабленный праздный диалог, пока я приводила себя в порядок за туалетным столиком Нарциссы.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Думаю, настало время что-то уже изменить, ведь очевидно, что Нарцисса не нуждается в семье так же, как я, и самое главное, Драко.

Я пытаюсь вдеть в ухо серьгу. Рука вздрагивает, а я чувствительно царапаю щеку застежкой. Перед глазами проносится образ взрослого Драко и его слова о том, что он не может пережить момента близости его отца с любовницей. Горло душит кашель, и сквозь него вопрошаю:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Скажу тебе прямо, Джин, — глаза Люциуса темнеют, и я понимаю сколь серьезен теперь он, — если я разведусь с Нарциссой, станешь ли ты жить в моем доме?..

За окном побежал, испугавшись, дождь, оставляя следов мокрые дорожки. Как жаль, что я не могу вот так вскочить и удрать от ответственности, потому что, видит Бог, ведь больше всего сейчас мне необходимо прижаться к его сильной груди и рассказать все: что никакая я не Джин Грайн, а Гермиона Грейнджер, и я принадлежу к тем, кого он столь горячо ненавидит. Я — магглорожденная — его страсть. И признаться в этом — приговорить обоих.

Не хотят молвить губы, но заставляю их:

— Такие вопросы не решаются сразу. Дай мне время подумать.

— Сколько?

— Неделю, другую…. Ведь они ничего не решат…

— Я уезжаю, и у тебя будет достаточно времени для размышлений.

Он уезжает и значит… Это наш последний раз… Ведь про себя я все решила… И не должно быть больше Люциуса Малфоя в моей жизни. Не в силах справиться с шоком, я все еще сижу, изучая растерянное выражение лица в зеркале. А он, будто чувствуя что-то, поднимается с постели и приближается ко мне:

— Дальше так не может продолжаться. Или ты, или здесь останется только она, и закрыт тебе путь в Мэнор.

Голос его жесток, но тут же смягчается, когда он касается обнаженной шеи.

— Ты красива, и платье твое… будто ночь, но здесь чего-то не хватает? Блестящих камней?

— Висельной петли, — рвется откуда-то изнутри, и я так надеюсь, что не произнесла этого вслух.

Его руки пахнут медом, и так же сладки любимые уста.

— Люциус, не надо, у нас так мало времени, — говорю я, памятуя

лишь о том, что оборотное зелье перестанет действовать через час. Но как только его ладонь забирается под платье, с губ рвется лишь:

— Да, ооооо, да, продолжай.

Исчезает вдруг платье, под которым ничего — так ему больше нравится. Я на коленях, и, как всегда, неуверенна. Вбирая его, мысли улетучиваются полностью. Только я и его рука, направляющая меня, как надо. И, несмотря на спешку и легкую боль, которую он причиняет торопясь получить свое удовольствие, этот раз сладок, как никогда.

Не достигая своего финала, он снова возвращает меня в постель, и она все еще хранит жар его тела. А он, придавив меня всем своим весом, забавляется, водя своей плотью по мокрым, жаждущим проникновения складкам.