Северное буги

Анна жила всего в получасе ходьбы, но в такую метель мне казалось, что я иду целую вечность. Несмотря на светлое время суток, проезжую часть от тротуара можно было отличить только по тусклому свету автомобильных фар. Войдя в подъезд, я пару минут восстанавливал дыхание, размораживал ледяные колтуны на ресницах, отряхивал сухой снег и согревал руки. Однако мой поход стоил всего этого. Поднявшись к Ане, я стал свидетелем поистине женского понимания ситуации. Во-первых, она отругала меня за то, что я вообще вылез из дома, во-вторых, набрав ванну горячей воды, как говорится, «тоном, не терпящим возражений», потребовала, чтобы я пролежал в ней не менее двадцати минут, забрала мою одежду и повесила на батарею, дала мне свою пижаму и розовый свитер. Я покорился. Пока я отмокал в маленькой ванне, развлекаясь разглядыванием висевшего на бельевых веревках ее нижнего белья, я чувствовал запах свежесваренного кофе и думал, что, возможно, пора закончить свое холостяцкое существование и что, наверное, сегодняшняя метель — это добрый знак. «А вот приеду из Хабаровска и сделаю ей предложение. Почему бы нет? Сейчас, наверное, еще рано, тут торопиться не надо».

С Аниного белья на лицо мне капали маленькие капельки. На Анины трусики и лифчики смотреть было приятно. Забавно, как невзначай можно попасть в такие вот силки. Предупреди я звонком о том, что иду к ней, — и ничего бы этого случайно не увидел, не было бы этих сиреневых, тигровых, пепельных, темно-синих, белых и красных бабочек, фей, ласточек, гладких и кружевных. Я улыбнулся. Интересно, какая специфическая особенность, какое эстетическое свойство дает возможность девушке выбрать то или другое? Вот стоит она в примерочной, один на один с зеркалом, штора или дверца, скрытая камера видеонаблюдения. Примеряет бюстгальтер, смотрит на грудь, морщит носик, вскидывает бровки, поворачивается в профиль и опять смотрит, смотрит, чем-то недовольна, снимает, смотрит с подозрением на грудь, прикрывает ладонями, имитируя бюстгальтер, берет следующий. Еще и еще. Потом на чем-то останавливает свой выбор, заглядывает продавщица: «Да, вам это очень идет!» (на любом языке). Потом внимание обращается на трусики, и спектакль повторяется. А какой-нибудь молодой человек в служебной комнате, глядя в монитор за всеми этими манипуляциями, сходит с ума. Был бы я хозяином такого магазинчика, я бы ради экономии отключал в комнатах охраны отопление. Думаю, там и так жарко.

Когда я вышел из ванной, Аня налила мне чашку кофе, мы заговорили о погоде. Я уже говорил, что Аня очень красивая. В тот вечер в своей черной обтягивающей кофточке и черных брюках милитаристского вида она была похожа на королеву вампиров из какого-нибудь современного блокбастера. Рука у нее легкая, и укола я почти не почувствовал.

Потом мы пили кофе с бисквитом. Не допив кофе, она закурила.

— Слушай, ты говорил, что тебе на сотовый когда звонят, номером ошибаются. Часто?

Аня задела неприятную для меня тему.

— Да почти каждый день. Ну раз в три дня точно. МТС сейчас номера меняет, может, поэтому. В общем, звонят какому-то бандюгану. Димой его звать. И постоянно то на разборки зовут, то какой-то «тяж» спрашивают, можно ли «за 180 тонн» или «ломать до талого». Ты знаешь, ощущение такое, что есть еще один незнакомый мне русский язык для избранных. Ты, случайно, не знаешь, что такое «тяж» или «ломать до талого»?

— Нет, — засмеялась Аня. — Ну а ты?

— Я сказал: «Ломите до двухсот пятидесяти, без вопросов», и знаешь, что меня спросили… «А нас самих после этого не вломят?» Ну, я успокоил, как мог, сказал, что, дескать, «отвечаю, не вломят». А вообще, авторитетный у меня двойник. И днем и ночью ему звонят, и знаешь, интуитивно чувствую, что только по делу, ни слова почти не понимаю, но как-то ясно, что не по пустякам, какими-то шифровками разговаривают. Иногда проституток ему привозят, что б я так жил.

— Какие твои годы, — ответила на шутку Аня. — А девушка его звонит или нет у него ее?

— Звонила тут на днях одна, Викой звать. Такой приятный говорок. Сказала, что приехала.

— Вот, а ты подставляешь парня. Не стыдно? — улыбалась Аня.

— О, еще как!

Когда мы допили кофе, она спросила, не хочу ли я, чтобы она погадала мне на кофейной гуще.

Я не был готов к такому предложению.

Читая ее дневниковые записи, я знал, что для нее гадание — это такое же искусство, как, скажем, литература или музыка. Как-то она писала, что в жизни очень приятно быть специалистом в каком-нибудь маленьком деле. Например, быть вязальщиком, знать о вязании все, историю вязания, развитие этого вида прикладного искусства, иметь крупную библиотеку по вязанию, то есть быть в этом признанным мастером, на этой почве переписываться с людьми из разных стран, или быть мастером по водным процедурам, специалистом по оральному сексу, массажистом-самоучкой или гадалкой. Если ты являешься знатоком в такой малой, не нуждающейся в особой затрате сил сфере, это создает иллюзию, что вот, мол, и ты достиг совершенства, что и ты существуешь в гармонии с миром, и мир в твоем представлении обретает целостность. Кроме этого, любое, даже самое отвлеченное от человеческой жизни увлечение, если оно стало смыслом жизни, дает возможность для классификации людей, а это очень помогает жить. Еще я знал, что Аня была гадалкой как минимум в пятом поколении и что в связи с этим все женщины их рода были очень красивы и если рожали, то рожали без боли. Разумеется, даже в Интернете это — я имею в виду увлечение гаданием — вносило в общение с ней некий ореол таинственности. Однако я никогда не комментировал ее высказываний по поводу гадания, и эта тема для нас была закрыта.

Не то чтобы я отношусь к гаданию отрицательно, но есть в этом какая-то чертовщина, что-то потустороннее и неправильное… Я с интересом смотрел на королеву вампиров, думая, что, впрочем, было бы забавно посмотреть на этот маленький мистический спектакль (в гадании на кофейной гуще я видел что-то декадентское), да и вряд ли бы моя жизнь от этого стала афишей для дьявола.

Я согласился. Обрадовавшись моему согласию, она спросила, на что бы я хотел погадать. Подумав, я не нашел подходящей темы, и она сказала, что погадает в общих чертах, на недалекое будущее и недалекое прошлое.

Она аккуратно стала поворачивать маленькую белую чашку, по инерции так же плавно разворачивая голову. Мне казалось, что она смотрит в крошечный, невидимый мне телевизор. Было видно, что она увлеклась, ее красивые глаза то удивлялись, то улыбались, а то она понимающе покачивала головой и, прищурившись, всматривалась глубоко-глубоко, я невольно вспомнил недавний рассказ одного моего товарища (медбрата из психиатрической лечебницы), что женщины, больные шизофренией, все как на подбор красавицы.

— Значит, так, — заговорила она, — заболел ты не в холодном спортзале, а оттого, что на морозе пил пиво, а потом потерял путь и долго искал дорогу, так?

— Ну да, шел с тренировки, встретил Мишку Петрова, тоже тренер, только по рукопашке. У него любовница двойню родила, повез меня к ней водку пить, еле выбрался, дома там… блин… — Я был поражен такой детальной точностью и приготовился все последующее воспринимать серьезно.

— Денег тебе не вернут. Вообще суета у тебя с этими деньгами, здесь вот сто рублей, там триста, какие-то траты мелкие, а вот дорога у тебя через два дня. Еще вижу… ага, ага… так, хм… Тоже в суете будешь уезжать, но уедешь. В пути все будет нормально. О, нет, вот тут интересная встреча. Подожди… не могу понять, до приезда или на обратной дороге… Но что-то занимательное произойдет, не злое, не доброе, а именно что-то вот такое, я бы даже сказала — забубенное. По приезде тебе предложат что-то сделать, что-то важное, но ты хорошо должен все взвесить, все обдумать… ага, и там, в Хабаровске, ты в заключение или в тюрьму попадешь, или обстоятельства лишат тебя свободы.