В сладостном уединении

— И все-таки? — настояла Пруденс.

— Я представлял, что вы живете с родителями или еще с кем-то. Может, делите квартиру с подругой.

— Я и делю ее с подругой.

Он посмотрел на нее:

— Хм! И как же она отреагировала на ваш отъезд?

— Я сдам мою комнату на время отсутствия.

— А вы не хотите сесть? И заодно передать мне ложку?

Девушка сделала и то, и другое. Вручая ей тарелку с креветками, Колин опять улыбнулся.

— А ваша подруга интересовалась, куда вы уезжаете?

— Я ей сказала.

Колин выронил ложку и едва не опрокинул мясо себе на брюки.

— Вот почему я решил с вами поужинать, мисс Эдвардс, — серьезно проговорил он. — Хочу вас предупредить, что не следует говорить о том, куда и к кому вы едете.

— Даже родителям?

Он утвердительно кивнул.

— Почему?

— Мисс Эдвардс, — его голос приобрел даже какую-то торжественность, — чтобы укрыться от издателей, редакторов и прессы, моему отцу пришлось идти на разные ухищрения. Поверьте, это было не просто, кто только ни пытался его разыскать! Я не хочу, чтобы его тайна всплыла наружу только потому, что секретарша все расскажет матери, а та в свою очередь поделится этой новостью в бридж-клубе…

Пруденс с трудом усидела на стуле.

— Моя мама не играет в бридж!

— Послушайте, только не обижайтесь, я просто хотел сказать…

— Чтобы я держала рот на замке?

Он пожал плечами.

— Если хотите, так. Что вы сказали своему шефу?

— Не волнуйтесь, я была достаточно сдержанна.

— Так что же вы ему сказали? — повторил Колин.

Пруденс плотно сжала губы, потом процедила:

— Что устроилась секретаршей у нашего посла в Монголии.

— Пруденс, я вас умоляю!..

Она быстро выскочила из-за стола и открыла духовку.

— Положить вам фасоли?

— Ложечку, — ответил он, внимательно глядя на нее. — Что вы сказали Арнольду Тромбли?

— Сказала, что беру отпуск с сегодняшнего дня.

— И он не задавал вопросов?

— Нет, он уволил меня.

Пруденс положила ему две ложки фасоли.

— Ох! — простонал Монтгомери.

"Как же трудно врать!" — подумала Пруденс, накладывая фасоль себе. Вернувшись за стол, она тут же принялась есть, стараясь не поднимать от тарелки глаз.

— И это вас беспокоит? — спросил он. Все-таки ей пришлось посмотреть на него.

В этот момент Колин открывал упаковку с кисло-сладкой свининой. Пруденс на миг показалось, что он выглядит озабоченным и заботливым. Но не из-за нее же, естественно! Откуда ей знать, о чем он думает?

— Да, беспокоит, — сказала она. — Я понятия не имею, на сколько уезжаю — на две недели или на два года. Неизвестно, понравлюсь ли я вашему отцу и понравится ли он мне. Я не знаю, какой адрес мне оставить родителям и друзьям… А допустим, ваш отец прогонит меня в первый же день. Что тогда? Я возвращаюсь сюда и остаюсь без работы и без жилья. Хорошенькое дело!

Колин поддел вилкой свинину, положил в рот, прожевал, проглотил и только тогда произнес:

— А мне показалось, вы ищете приключений.

Пруденс дернула плечом и в панике подумала, что Эллиот оторвет ей голову, если она сейчас заставит Монтгомери передумать и не брать ее на работу. Поэтому поторопилась исправить положение:

— Да, это так. Но все-таки здравый смысл должен присутствовать. Тем не менее, я хочу поехать.

Монтгомери улыбнулся, в глазах заблестели огоньки.

— Я рад, — сказал он довольно, — да, и зовите меня просто Колин.

— О'кей! — Пруденс тоже широко улыбнулась. — А вы меня — Пруденс.

Он подмигнул ей.

— А ваше второе имя?

— Оно хуже.

— Вы шутите!

— Аделайн.

— Пруденс Аделайн Эдвардс? Как можно было так назвать ребенка? — рассмеялся он. — А откуда вы родом?

— Я выросла в небольшом городишке на северо-западе Коннектикута.

— В большом белом доме с черными ставнями и литым орлом над парадным крыльцом.

Пруденс неожиданно для себя развеселилась.

— Не угадали! С чугунным якорем! А в остальном все верно.

— А каким же образом… — Колин помолчал, разрезая яйцо пополам, — вы оказались на службе у адвоката, да еще в большом городе?

— Сама до сих пор не пойму! — ответила она, быстро поднимаясь. — Чаю хотите?

— С удовольствием!

Пруденс включила газ под медным чайником, давно нуждавшимся в чистке. Она не возражала против расспросов о ее прошлом. Ей хотелось, чтобы их отношения с Колином были простыми и деловыми. И чем меньше при этом будет лжи — тем лучше.

Девушка стояла к нему спиной, но, тем не менее, ощущала его взгляд на себе. И вдруг почувствовала, что ей от этого удивительно хорошо. "Господи! — подумала она. — Ну почему он должен был оказаться таким привлекательным?"

— В любом случае, — сказал Колин, когда Пруденс вновь повернулась к нему лицом и оказалась всего лишь в нескольких сантиметрах от него, — хорошо, что так получилось. И вам и ему повезло. Говорят, сейчас непросто подыскать приличную секретаршу.

Она не поняла, что он имеет в виду, говоря о ней, поэтому на всякий случай ответила холодным тоном:

— Надо думать!

В следующую секунду хотела вновь отвернуться к чайнику, но Колин взял ее за локоть и привлек к себе.

— Вы очень мнительная. Не следует быть такой, — сказал совсем мягко и провел ладонью по оголенной коже руки, отчего она покрылась мурашками.

Смущенная, Пруденс резко отодвинулась к буфету за чашками.

В этот момент в прихожей открылась дверь. С портфелем в одной руке и тремя книгами в другой вошла Тони — высокая, крупная блондинка с темно-зелеными глазами. Свалив книги на диван, повернулась к подруге:

— Вот, принесла то, что ты просила… — и остановилась, увидев мужчину, сидящего за столом. — Кто это?

Пруденс замерла. Она и так была сбита с толку неожиданной лаской Колина, а тут еще внезапное появление Тони. Испугавшись, что та невзначай произнесет название их журнала или скажет что-нибудь еще такое же разоблачающее, поторопилась представить гостя.

— Познакомься, это Колин Монтгомери. Колин, а это моя подруга Тони Галински. — К счастью, голос не выдал ее волнения.

— Ах, так! Значит, это вы умыкаете Пруденс? — дружески улыбаясь, сказала Тони и села за стол. — У вас осталось чем поживиться?

— Куча всего. Угощайся.

— Отлично! Я страшно проголодалась. Думала, никогда не выберусь из этой тюрьмы. Под конец, как назло, навалились на наш отдел…

Пруденс моментально достала тарелку, излишне громко поставила ее перед девушкой и, улыбаясь, объяснила:

— Тони — художник.

— Я работаю на одного ужасно скучного мелкого издателя, — гладко соврала та, успокаивая подругу. — А вы чем занимаетесь, Колин?

— В настоящее время помогаю отцу, — ответил он, внимательно изучая Тони. — Как я понимаю, Пруденс рассказала вам о своей новой работе?

Девушка усмехнулась:

— Разумеется!

— А должна была держать это в тайне! — произнес Колин жестким тоном. — Пруденс, я доверился вам с тем условием, что вы никому и словом не обмолвитесь. А если…

— То вы утопите ее в каком-нибудь болоте, а потом приедете за мной, — договорила за него Тони и потянулась за оставшейся говядиной. — Успокойтесь, Монтгомери! Меня совершенно не волнует, где и почему ваш отец скрывался последние десять лет.

Пруденс поставила перед Колином чашку чая. Он сделал два глотка и поднялся.

— Уже поздно, мне пора идти. Было приятно познакомиться с вами, Тони.

— Мне также, — ответила та с полным ртом.

Повернувшись к Пруденс, он сказал:

— Увидимся в аэропорту.

— С нетерпением буду ждать встречи. Монтгомери внимательно посмотрел на нее, будто хотел понять, можно ли ей верить, потом повернулся и пошел к двери. На ходу бросил взгляд на книги, лежавшие на диване, — это были романы его отца, — обернулся к Пруденс.

— Готовлюсь к новой работе, — сладким голосом пропела та, улыбаясь. — Удивляетесь?

— Нет, поверьте мне, я не удивлен. Спокойной ночи. — Он вышел, захлопнув за собой дверь.