Цветок пустыни

Они приготовились ехать дальше, и Роджер спросил:

— Если окажется так, что мы застрянем где-нибудь на этой дороге, вы сможете приехать к нам на помощь?

— Этого я сделать не смогу, месье, — покачал головой gardien, — поймите меня, я не могу оставить дежурство на радиостанции.

— Я так и думал. Но мы и сами справимся с дорогой, я в этом не сомневаюсь! — И, выразительно вскинув руку в прощальном салюте, Роджер послал машину вперед.

Они, не встречая особых трудностей, ехали по показанной им дороге. Роджер великолепно владел машиной.

Стойбище туарегов возникло перед ними совершенно неожиданно. Кочевники разбили свой лагерь в крошечном оазисе под сенью финиковых пальм, окружавших цепочку прудов с солоноватой водой.

Как это бывало и раньше, вокруг машины собралась толпа зевак. Подбежавший посыльный тут же отвел Роджера в шатер Тин Акелу, после чего он и Лиз почти два часа подряд работали без перерыва.

В первую очередь Роджер осмотрел всех больных, у которых были явные признаки лихорадки денге, и взял на учет тех, кто нуждался в госпитализации. После этого он осмотрел каждого жителя стойбища и предупредил тех, у кого было подозрение на лихорадку денге, о необходимости соблюдать Карантин. Осматривая заболевших, всем остальным Йейт безукоснительно отказывал как в таблетках, так и в инъекциях.

— Они любят уколы, — говорил он Лиз, убирая все свои инструменты. — Инъекции обеспечивают результаты, поэтому процесс лечения выглядит в их глазах чем-то похожим на колдовство. И в самом деле, им достаточно бывает сделать инъекцию простой воды, и вера в подобный метод лечения сделает все остальное.

Ночь опустилась задолго до того, как они поехали в обратный путь. Луны не было, но небо было чистым и усыпанным звездами, и любой более темный силуэт четко вырисовывался на его фоне. Но большую часть пути он вел машину на большой скорости и молча, заранее объяснив Лиз, что он рассчитывает приехать в Тасгалу еще до полуночи.

Еще довольно много километров отделяло их от французского поста, когда свет фар высветил их следующий естественный ориентир — низкую скалистую гряду, которая, казалось, преграждала им движение. Но они оба помнили, что в этой гряде существовал более чем один распадок, и, хотя не было ни одной вешки, которая бы отмечала дорогу, что вела к распадку, где был нужный им проход, — одно только море вздыбленных песчаных волн, — они единогласно остановили свой выбор на одном и том же маршруте.

И оба ошиблись.

Роджер развил скорость, на какую только был способен автомобиль, но гребни песчаных волн, что лежали на пути к проходу, становились все выше и круче, а впадины между ними все глубже. Песок свивался в кольца вокруг их машины, с силой бил в стекло. Роджер отчаянно давил на педаль газа, машина накренилась, проползла немного вперед, потом задрожала, снова сползла в глубокую яму, выбралась из нее, сползла в другую и встала там окончательно. Роджер выругался.

— Оказывается, это не тот распадок. На своем пути сюда мы никак не могли проезжать здесь.

— Да. А что же нам делать?

— Вы оставайтесь в машине, а я отправлюсь на разведку — посмотрю, насколько глубоко мы увязли в песке и сколько еще нужно добираться до следующего участка рега.

С этими словами он достал из кармана в дверце машины электрический фонарь и ушел. Спустя некоторое время Йейт вернулся и, прежде чем присоединиться к Лиз, которая не покидала автомобиль, обошел машину сзади.

— Мы даже увязли с перекосом, — сказал он, садясь в машину. — Задние колеса засели в песке на добрый фут глубже, чем передние, а глубина слоя рыхлого песка превышает два фута. Мне тут пришлось поковырять землю, чтобы выяснить это. В сорока ярдах впереди слой рыхлого песка становится тоньше, а еще чуть подальше эта колея сходится с той, которая нам нужна.

— Сорок ярдов подобного месива! Что, мы должны как-то выкапывать сами себя? А вы не можете заставить машину двигаться хоть как-то?

— Мог бы со временем — имей я какие-никакие орудия труда помимо своих собственных рук. Или будь у меня кошмы для движения по песку.

— Кошмы? Но мне казалось, вы говорили...

Роджер кивнул:

— Говорил. Но когда мы находились в поселении, я неосторожно оставил багажник Машины незапертым, боюсь, кто-то решил, что будет гораздо лучше, если кошмы будут лежать на полу у него в шатре. Еще у меня была пара совков; при удалении песка из-под колес машины ими гораздо удобнее пользоваться, чем лопатами — штыковыми или совковыми.

— Вы хотите сказать, что они тоже были украдены?

— Ах, не надо прикладывать мерки нашей западноевропейской морали к представлениям о том, что такое «мое» или «твое», принятым на Востоке. Кроме того, туареги — это не воры, что тащат все, что плохо лежит. Для этого они слишком гордятся своим происхождением. Я склонен думать, что кто-то, увидев эти вещи, пришел в восхищение и взял их, так сказать, взаймы, на временное пользование. Возможно, что, когда я в следующий раз приеду в это поселение, мне даже не придется спрашивать, кто взял эти принадлежащие мне вещи. Они будут возвращены мне со всем возможным почтением, и никто и не подумает, что их исчезновение могло разозлить меня. А пока что нам не выбраться отсюда, так как это не в наших силах, и вам предоставляется полное право винить меня за то, что я оставил багажник открытым.

— Но как же быть? — почти перебила его Лиз и продолжила: — Неужели нет никакого иного способа вытащить машину из песка?

— Никакого, разве что самому залезть под нее и нести на своих плечах все эти сорок ярдов или около того! Даже будь у нас совки, вам пришлось бы трудиться как пчелке, чтобы дюйм за дюймом поставить колеса на кошмы, прежде чем песок осыплется снова и сведет на нет всю вашу работу. Лиз, дорогая моя, — Роджер накрыл ее руку своей, не догадываясь, как взволновало девушку это бездумное прикосновение, — я отчаянно сожалею о случившемся, но боюсь, что нам придется остаться здесь. В лучшем случае до первого проблеска дня, когда я, возможно, смогу соорудить что-нибудь, что вытащит нас; в худшем случае до тех пор, пока кто-нибудь не приедет сюда и не вытащит нас отсюда.

— Мы остаемся здесь на всю ночь?

— Боюсь, что да. — Не сводя с Лиз взгляда, Роджер спросил: — Как вы думаете, наши репутации могут выдержать подобное испытание?

Лицо у Лиз вспыхнуло.

— Мы ведь бессильны что-либо сделать...

— И уж конечно, мы не позволим, чтобы нас заставили как-то оправдываться по данному поводу. Заботу об этом оставьте мне, — коротко и решительно сказал Йейт. — А пока давайте проанализируем положение, в котором мы оказались. Я не мог сказать тому gardien предельное время нашего возвращения, поскольку не знал, как долго мы будем находиться в поселении. Тем не менее он вскоре уже должен будет ожидать нашего появления на дороге. В этом случае нам остается ожидать, что у него хватит сообразительности связаться по радио с Тасгалой.

— А как же отец, ведь он же будет ждать нашего возвращения.

— Да. Я не мог сказать ему точный час нашего возвращения, я только сказал, что доставлю вас домой в целости и сохранности. Но Эндрю — наша главная надежда. Он первым начнет беспокоиться. Единственная закавыка здесь в том, что я всегда езжу со своими приспособлениями для самовытаскивания, и поэтому они могут заключить, что мы скорее сбились с пути, нежели увязли, в песке, и на основании этого прийти к выводу, что будет гораздо лучше, если дождаться утра и послать на поиски вертушку.

— Вертушку? Ах да, понимаю, вертолет. Но мы ведь не заблудились, верно?

— Нет. Нам точно известно направление движения. Но в любом случае несколько ближайших часов нам придется провести в неудобствах и в холоде.

— Мне не холодно.

— Но к тому моменту, когда взойдет солнце, вам, возможно, будет холодно. По ночам здесь доходит до заморозков. Вы не голодны? А пить не хотите? Я могу вам предложить немного шоколада из аварийного запаса, и, если хотите, на небольшой горелке с сухим спиртом, которую я всегда вожу с собой, мы могли бы приготовить чай.