Цветок пустыни

— А как вы получили это известие? Что, кто-то из этого племени приехал в Тасгалу?

— Нет. Он доехал только до французского поста — там есть радиосвязь с Тасгалой, и gardien[7] передал сообщение. Похоже, что вспышка денге серьезно поразила племя, и мне придется осмотреть их всех. После этого на обратном пути я передам сведения о количестве больных, которых завтра нужно будет положить в больницу.

— А что я должна буду делать?

— Главным образом быть моим сопровождающим, когда я буду осматривать женское население племени. Вы умеете ставить градусники?

— Да.

— Что ж, неплохо. Вы сможете мне пригодиться. На какое-то время наступила тишина. Потом Роджер спросил:

— А сколько времени вы уже работаете у нас?

— Пять месяцев. Нет, почти шесть.

— Можно сказать, стали почти что ветераном пустыни. Что ж, tempora mutantur...[8]

— Полгода назад кто мог бы предугадать, что вам окажется по плечу работа, подобная этой.

— Вы мне льстите. Но я и правда получаю удовольствие от каждой минуты своей работы. — Сказав это, Лиз замолчала. А потом, говоря себе, что это он, а не она завела разговор на личные темы, добавила: — Вы были невысокого мнения обо мне, не правда ли, в тот день, когда мы летели сюда на самолете?

Было видно, что он задумался над вопросом.

— Что, у вас сложилось такое впечатление?

— Да. И вы думали, что я испорченная девчонка, что у меня нет чувства благодарности к отцу и что я веду себя вызывающе.

— Но вы же не скажете, что я поверил в те качества, которых вы не проявляли? Я думал, мы обсуждали тогдашнее положение Эндрю, и в вопросе о том, что можно сделать для него, вы поняли меня буквально с полуслова.

— Однако обозвали меня зловредной маленькой негодницей, и это в тот момент, когда мысль о том, что это вы подали мне такую идею, была просто невыносима для меня. Кажется, вы совершенно не понимали, что я винила саму себя за то, что сама не додумалась до этого.

— Прошу меня простить. Я беру назад свои слова об испорченной девчонке. Теперь они к вам больше не подходят и, возможно, вообще никогда не подходили. — Роджер повернул голову и посмотрел на нее. — Вы повзрослели за эти шесть месяцев, Лиз.

— Вы так считаете?

— Я бы сказал, что вы изменились почти до неузнаваемости. Например, какое большое дело вы сделали, окружив Эндрю заботой и вниманием, вы справляетесь с обязанностями санитарки в больнице, как я и надеялся, хотя и не мог быть уверенным, что вы на это способны.

Лиз вела проигрышную борьбу с радостным чувством, поднимавшимся в ней в результате его похвалы.

— Значит, вы думаете, что взрослым можно назвать лишь того, кто умеет должным образом противостоять возникающим трудностям? — спросила она.

— Нет, все гораздо сложнее. Но я всегда считал, что, когда вы перестали делать что-то из соображений показной храбрости и мобилизовали имеющуюся у вас твердость духа, это оказалось внешним признаком глубинных процессов, происходящих в вас.

— Но я решила остаться в Тасгале только из соображений бравады! Да хоть убейте меня, осталась только потому, что на самом деле я считала, что вы не верили в то, что я останусь.

В ответ на это Роджер весело рассмеялся.

— Что же, — сказал он, — благодарю вас за искренность. Значит, мое мнение постоянно побуждало вас к действию? — Йейт покачал головой. — Вы знаете, если бы я полностью поверил вам, это обстоятельство вынудило бы меня испытывать определенную неловкость. Но боюсь, вы преуменьшаете роль своего характера, который, как я знаю, слабым не назовешь. Теперь еще один вопрос, хотя, если у вас нет желания, вы можете на него не отвечать. Скажите, что помогло вам убедить Криса Соупера вернуться домой в Англию? Уж тут-то вы не можете сказать, что это я вдохновил вас на это!

— Как вы узнали, что я имею какое-то отношение к принятому им решению?

— От него и узнал, благодаря Фремье конечно. Никто не мог заставить Соупера отступить от своего решения не возвращаться в Англию. А вы смогли. В ваших силах было удержать его здесь, но вы убедили парня уехать. И уж это-то вы бы не стали делать, руководствуясь желанием не уронить свою репутацию в моих глазах.

— Но я знала, что в глубине души он хотел вернуться туда. Крис никогда не переставал любить девушку, оставшуюся в Англии. Он уверял, что это не так, но тем не менее...

— Это он сам сказал вам про девушку? — насторожился Йейт.

— Да.

— И когда вам стало известно о ней? Как долго вы жили с этим знанием?

— Ой, да все время. То есть, я хочу сказать, с тех пор, как я познакомилась с Крисом. У них с этой девушкой возникло какое-то недоразумение, и до тех пор, пока она совершенно неожиданно не написала ему письмо, это случилось уже после того, как он потерял зрение, Крис не хотел признаваться, что всегда помнил ее.

— Значит, я оказался не прав, и не нужно было прикладывать много сил, чтобы убедить его вернуться к ней?

— На самом деле не так уж и много. Он...

— Вы должны простить меня за то, что я проверяю вас, — перебил Роджер Лиз, — заставляя рассказывать то, что мне и так уже известно. Я хочу сказать, что Соупер рассказал Фремье про эту девушку и что это из-за нее он изменил свое решение не возвращаться в Англию. Но он добавил также, что это вы убедили его, а поскольку с вашей стороны это выглядело до некоторой степени донкихотством, мне захотелось выслушать вашу версию события.

— Донкихотством? — удивилась Лиз. — Но почему же? Мне не пришлось особо убеждать его, но вам-то должно быть понятно, что, поскольку максимальная вероятность спасти зрение предоставлялась Крису только в Англии, я должна была попытаться.

— Мне понятно то, что тот человек, которым вы стали за прошедшие шесть месяцев, чувствовал, что он не может не попытаться. И забудьте про донкихотство. На самом деле это слово для вас не подходит. А кстати, когда Крис уезжает?

— Как только доктор Фремье решит, что он полностью излечился от лихорадки денге. Если Крис известит нас заранее, я намерена перед отъездом устроить небольшую вечеринку в его честь. Может быть, и вы придете на нее?

Роджер посмотрел на нее с удивлением.

— Вечеринку? — переспросил он. — А доставит ли она вам радость? Да и ему тоже?

— Да ничего особенного. Просто тихо соберемся своим кругом, чтобы пожелать ему bon voyage[9]. И я не понимаю, почему это должно не понравиться Крису.

В конце-то концов, даже если ему и не удастся восстановить свое зрение, ведь он все равно должен будет принимать гостей. И если он будет чувствовать себя лучше, вечеринка с целью отметить это событие не будет неуместной, верно?

— Я не думаю, что вам следует бояться того, что его не вылечат в Англии. Доктор Фремье на сто процентов убежден в том, что Крис поправится. Но все равно я бы не хотел, чтобы вы видели меня в числе приглашенных на этот ваш прощальный званый вечер, устраиваемый вами.

Лиз нахмурилась.

Далее наступила тишина, прерываемая только обрывочными фразами. Так продолжалось до тех пор, пока они не доехали до французского поста.

Gardien, которому надлежало сообщить Йейту указания по маршруту и направлению дальнейшего движения к новой стоянке туарегов, уже ждал их.

— А далеко до нее? — спросил Роджер.

— Километров тридцать пять, возможно, сорок.

— Так далеко? А как там дорога?

— Местами хороший рег, часто встречаются феч-феч. Вы взяли с собой кошму для проезда через зыбучий песок?

Роджер мотнул головой в сторону багажника.

— Да, — сказал он, — я никогда не выезжаю без нее.

— Вот и хорошо. Правда, в ней не будет никакой надобности, если только вовремя заметить феч-феч и разогнать машину.

— Не исключено, что мы будем возвращаться назад уже после наступления темноты. Что, дорога обставлена вехами?

— На каком-то отрезке пути трасса отмечена сложенными из камней пирамидами, но не везде. Но я покажу вам, куда ехать. После того холма, — и gardien показал на зазубренную гряду на горизонте, — там, где расходятся несколько дорог, берите левее. И начиная от этого места старайтесь держаться левее по всему маршруту вашего движения. Нужно будет объехать долину, где выходят скальные обнажения и лежат большие валуны, — на ее дне часто встречается феч-феч. После этого у вас будет длинный участок рега, на котором вы сможете развить приличную скорость. — Шаг за шагом он дал примерное описание маршрута, и Роджер кивнул в знак того, что понял.