Долгожданный рейс

— Вы знаете, где ваше кресло, мистер Карсон? — с трудом переводя от волнения дыхание, спросила Памела.

Из-за смущения эта фраза прозвучала так, как будто она хотела избавиться от него.

— Да, спасибо. Знаю, — слегка насмешливо и довольно сухо ответил он.

Она наблюдала, как Роджер прошел по салону и занял свое кресло рядом с кабиной пилотов. Через какое-то время заметила, что он осматривается по сторонам, как бы желая сменить место. Но самолет был полон. Оставалось единственное пустое кресло, где обычно сидит стюардесса во время взлета и посадки.

Когда Памела шла по салону, проверяя, как пристегнуты пассажиры, Роджер внимательно изучал руководство по эксплуатации самолета. На мгновение опустив книгу, он ободряюще улыбнулся ей. Однако обостренная чувствительность неразделенной любви подсказала ей, что эта улыбка была уже чуть холоднее, чем та, с которой он поздоровался.

Памела доложила командиру о том, что на борту все в порядке, и пошла на свое место. На этот раз техническое руководство интересовало мистера Карсона куда больше, чем стюардесса. Она поздоровалась с командиром другого экипажа, сидящим позади Роджера, и с улыбкой спросила его, нравится ли ему иногда быть пассажиром, хотя и знала, что нет. Оба рассмеялись.

— Ненавижу, — улыбаясь, ответил он. Махнул рукой на экипаж, сидящий перед ним, и, вздохнув, сказал ей: — Знаете, мы перегоняем самолеты. Скоро привезем еще один новый авиалайнер. «Эйбл Зебра».

Памела кивнула ему и пошла дальше. Ей уже было ясно, что в салоне находятся по крайней мере два пассажира, о которых ей придется особо позаботиться: американская дама, сидящая через два ряда впереди от нее, и мужчина средних лет с красным лицом и небольшими усами. Он уже выглядел раздраженным и сердитым. «Верные признаки беспокойства и нервозности», — подумала Памела.

Через два часа это стало очевидным. Краснолицый мужчина, мистер Синклер, был недоволен всем: неудобное кресло, крыло закрывает вид из иллюминатора. Сначала ему было очень жарко, а через десять минут он замерз, он хотел кофе, когда она приносила чай, потом требовал фруктовый сок. Временами Памела поглядывала на миссис Харлингам, сидящую на двадцать восьмом кресле.

Если мистер Синклер становился все требовательнее и его голос звучал все громче, то американская дама все больше уходила в себя. Она закуталась в меховое пальто, которое отказалась сдать при посадке на самолет, и закрыла испуганные голубые глаза, казавшиеся удивительно молодыми.

Перед обедом Памела разносила по салону шерри. Но американка отрицательно покачала головой и быстро закрыла глаза, как будто даже вид еды или питья делал ее состояние еще хуже. А вот мистер Синклер попросил вторую порцию.

Работа многому научила девушку. Она хитро наблюдала за стаканом мистера Синклера, понимая, что две порции шерри и хороший обед успокоят его. Но знала она также и то, что избыток алкоголя на такой высоте, которая усиливала его действие, может создать проблему. С беспокойством и материнской заботой Памела следила, как он отправлял в рот каждый кусок нежного бифштекса. И когда тот начал зевать, она почувствовала себя победительницей.

Стюардесса принесла подушку и заботливо подложила ему под голову. Откинула назад кресло, чтобы можно было вытянуть ноги. И была наконец награждена легкой улыбкой, которая, казалось, просила прощения за свое присутствие на таком агрессивном лице. Через несколько минут мистер Синклер уже спал.

Как только появилась свободная минута, Памела подошла к американке.

— Вы не очень хорошо себя чувствуете, миссис Харлингам?

— Все в порядке, дорогая, — стараясь, чтобы ее голос звучал бодро, ответила дама. Но ее лицо было почти прозрачным, а седые волосы под модной шляпкой сухие и безжизненные. На лбу выступили крошечные капельки пота. Памела видела, что, несмотря на все усилия скрыть это, миссис Харлингам была очень больна.

Моторы монотонно гудели в ночи. В салоне все было спокойно.

— Вы недавно болели? — мягко спросила Памела.

— Да, дорогая, болела, — подтвердила миссис Харлингам. — Я приехала в Европу отдохнуть и через месяц заболела. Несколько недель провела в больнице. Но мне очень хотелось вернуться домой в Нью-Йорк. — Она устало улыбнулась Памеле. — Знаете, как это бывает, когда вы не очень хорошо себя чувствуете и находитесь бесконечно далеко от дома.

Памела улыбнулась, сочувствуя ей.

— Врачи не были склонны разрешить мне лететь самолетом. Но я сказала, что никогда не вынесу поездку морем. Особенно зимой. Поэтому они дали мне вот это. — Миссис Харлингам показала маленькую круглую коробочку с пилюлями. — Они помогают мне держаться. Самолет совсем не качает. Не правда ли?

— Да, и мы долетим быстро, — успокаивающе сказала Памела. — Обычно мы должны останавливаться в районе Гусиного озера или Гандере на заправку. Но с этим рейсом вы будете дома спустя несколько часов. — Разговаривая с миссис Харлингам, девушка видела, что губы и ногти той совсем потеряли цвет.

— Извините меня. Я скоро вернусь, — сказала она и пошла в конец самолета.

— Не поможете ли вы мне? — обратилась Памела к довольно скромной женщине, сидящей в кресле рядом с кухней.

— Конечно, если смогу, — ответила удивленная пассажирка, а сама подумала, что обычно бывает наоборот.

— Через два ряда впереди сидит дама. Она не очень здорова. Не возражаете ли вы пересесть на ее место, так, чтобы она была рядом со мной? Тогда я все время буду видеть, что с ней происходит.

Женщина улыбнулась и сказала, что, конечно, она пересядет, и сделает это с удовольствием. Вдвоем они помогли миссис Харлингам пересесть назад и завернули ее ноги в пару одеял.

— Может быть, вы съедите что-нибудь легкое? — заботливо спросила Памела. — Например, омлет?

Миссис Харлингам слегка заинтересовалась.

— Может быть, но только маленький. Не будет ли это вам сложно готовить специально для меня? — Ее голос становился все тише, как будто ей было трудно даже закончить предложение.

Памела быстро пошла в кухню, включила маленькую электроплитку, взбила яйца и поджарила омлет. Поставила тарелку на пластмассовый поднос и постаралась как можно красивее разложить вокруг тончайший ломтик черного хлеба, кружочек масла и бумажную салфетку, сложенную в виде лилии.

Омлет получился очень аппетитным. Даже слегка покраснев от гордости, Памела поставила поднос на столик перед миссис Харлингам.

Большинство пассажиров уже спали. В салоне тускло горел ночной свет. Под постоянный шум моторов Памела тихо рассказывала американке о своей работе, о полетах, о местах, где она побывала.

Миссис Харлингам тоже была в некоторых из них во время своего, так неожиданно оборвавшегося путешествия по Европе. Они обменялись впечатлениями о Париже, Афинах и Риме.

— Мне хотелось бы побывать и на Ближнем Востоке, — поделилась своей мечтой миссис Харлингам, доедая последний кусочек омлета. Похоже, что она съела бы еще. — Хотя уже не смогу, конечно. Расскажите мне о Каире… И маленький кусочек сыра, пожалуйста. Да, и булочку, если это вас не затруднит.

Разговаривая с американкой, Памела видела, как исчезает ее нервозность. На лице появилось спокойное выражение.

Командир, проходя по салону, с пониманием посмотрел на них.

— Мы летим даже быстрее, чем рассчитывали, — сказал он. — Сильно помогают восточные ветры.

— Во сколько мы должны прилететь, сэр? — спросила его Памела.

— С этим ветром около полуночи по местному времени. — Он улыбнулся. — Самый быстрый в моей жизни рейс на запад.

Когда они снова остались одни, миссис Харлингам рассказала о своей семье: муж ее умер, а замужняя дочь живет в Калифорнии.

— Но я не хочу туда переезжать, дорогая. Мне очень хорошо в Нью-Йорке.

— Кто-нибудь будет встречать вас там? — поинтересовалась Памела.

— Очевидно, никто. Шофер живет в другом месте, а горничная взяла отпуск. Мне не хотелось вызывать ее, она все равно возвращается в четверг.

— До четверга еще два дня, — заметила Памела.