Завтрак в постель

— Ну хорошо, Брук, спустись с вершин своей безграничной мудрости и скажи мне, что же это.

— Ты никогда не делал из этого секрета. Тебе нужна моя земля и мое тело, или по крайней мере раньше было нужно. — Она с трудом сглотнула, а затем храбро продолжала: — Кажется… Мне кажется, что уж лучше короткий роман, чем ничего.

Его глаза, мерцавшие в бледном свете, расширились.

— Ты ведь не хочешь сказать…

— Хочу! — Ее щека нечаянной лаской коснулась его шеи над отложным воротничком рубашки, когда она энергично кивнула. — Я больше не хочу сопротивляться, — призналась она. — Жизнь слишком коротка. Если тебе нужен летний роман, ты его получишь — без условий, без вопросов. Я готова даже признать, что это твой дом и ты можешь делать с ним все, что захочешь, даже продать, я больше не желаю говорить на эту тему!

— Вот как.

По его голосу ничего нельзя было понять.

— Ведь ты собираешься его продать, так?

— Не так. Я собирался сказать Причарду сегодня вечером, чтобы он снял его с продажи, но ты не дала мне возможности объясниться.

Ее сердце подпрыгнуло… но, возможно, не от радости.

— Значит, ты собираешься отдать его под кошачий приют? — Даже если и так, он все равно исчезнет из ее жизни, как и намеревался с самого начала.

— Нет, — снова сказал Гаррет.

Она нахмурила брови.

— Я думала, что у тебя только две возможности.

— Есть еще одна. — Склонившись, он жадно поцеловал ее. — Я решил остаться здесь с Молли — по крайней мере на некоторое время.

— О-остаться? — Она не могла поверить такому повороту судьбы и той радости, которую принесло это заявление. — Но почему, Гаррет? Я правда не понимаю.

На его лице медленно расцвела улыбка.

— Не сразу, но я все-таки понял, что в Чикаго меня не ждет ничего такого, без чего я не смог бы обойтись. Я решил пожить здесь в надежде получить мой завтрак в постель.

— Пожить?

Он погладил ее по спине.

— Да, Брук…

— Да, Гаррет? — Она едва могла дышать.

Он вздохнул.

— Не думал, что будет так трудно.

— Что трудно?

— Ничего особенного. Просто я никак не могу найти… мужество…

— Мужество? Ты?

— Не смейся. — Он отстранил ее от себя, чтобы заглянуть в ее глаза. — Требуется огромное мужество, когда тебе тридцать два и твои намерения впервые в жизни похвальны.

Она почувствовала слабость в коленях.

— Чем же похвальны?

— Похвальны своей ответственностью перед женщиной, которую я по-настоящему люблю и которую я готов вести под венец. Я никогда никому не говорил ничего подобного, поэтому так неумело делаю это, но говорю как умею.

— Что ты меня любишь? О, Гаррет!

Он заключил ее в свои объятия.

— Не заставляй меня ждать. Что ты ответишь, Брук? Ты согласна на брак со мной?

— Я… ай!

Почувствовав, как ей в ноги ткнулось что-то холодное и мокрое, она вскрикнула и вырвалась из его объятий. Посмотрев под ноги, она увидела там Ларри. Он удивленно взирал на нее и вилял хвостом. Впервые за все время он не тявкал как безумный.

Гаррет взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

— Забудь о собаке и ответь на мой вопрос, — произнес он умоляюще.

— Я отвечу, — пообещала она, — но сначала должна извиниться перед нашим пушистым другом.

Опустившись на колени, она обхватила Ларри за шею. За спиной у себя она слышала, как Гаррет пробормотал:

— Если бы я не любил тебя, подумал бы, что ты сумасшедшая.

ЭПИЛОГ

Брук разбудило хихиканье в коридоре. К ней медленно возвращалось понимание того, где она находится.

Она лежала на атласных простынях в большой спальне, которая когда-то принадлежала мисс Коре, но теперь была ее… и мужа! Накануне, поздно ночью, они вернулись из свадебного путешествия, продлившегося весь ноябрь, и еще не успели повидать Молли.

Все прошло великолепно. Молли, дивный цветок на их свадьбе, с неохотой осталась с миссис О'Хара ожидать возвращения родителей. Кейти уговорили на время переехать в дом Брук и позаботиться о «Кошачьем уголке».

Хорошо то, что хорошо кончается.

Рядом с ней на кровати пошевелился Гаррет.

И еще не открыв своих изумительных золотистых глаз, потянулся к ней, поцеловал ее в обнаженное плечо и просунул руку под одеяло, чтобы погладить ее бедро.

— Я люблю тебя, — прошептал он. — Брук?

— Я тоже люблю тебя, — сказала она, и это была чистая правда. — Но послушай, там что-то происходит за дверью. Кажется, к нам кто-то пожаловал.

— Кто это? — Он приподнял с подушки взъерошенную голову. — Я никого не хочу. Я хочу…

— Сюрприз!

Дверь распахнулась, и на пороге показалась Молли с серебряным подносом в руках.

— Миссис О'Хара просила меня подождать, но я не могу ждать. Я очень скучаю по вас. Папочка! Мамочка!

Не дожидаясь ответа, она бросилась к ним.

— Я принесла вам завтрак в постель, как ты всегда хотел, папа. Помнишь? Я приготовила его сама. Я принесла вам и шоколадное молоко, и бобовое пюре, и пшеничные крекеры, и…

Пока она описывала меню, в дверь неспешно вошел Гейбл, за ним следовала серебристая Ломбард, стройная и красивая. Кошки помедлили у подножия кровати, раздумывая, стоит ли запрыгивать.

Все решило появление ворвавшегося в комнату Ларри. При виде кошек он радостно затявкал, а они вспрыгнули на середину бархатного покрывала.

В комнату суетливо вошла миссис О'Хара, вслед за ней плелся Барон.

— Господи Боже мой, что тут происходит? Ну-ка, кошки, все вон! Молли, я же просила тебя не беспокоить родителей до часу, а сейчас только двенадцать. Ларри, гадкая собачонка, уходи отсюда!

Обернув вокруг талии простыню и покрывало, Гаррет уселся в кровати, обнажив свой мускулистый торс.

— Не надо никого прогонять. — Он улыбнулся жене. — Не так ли, миссис Джексон?

Брук повернулась на бок, подперев голову рукой.

— Конечно, не надо, мистер Джексон. А знаешь, если бы ты мне сразу сказал, что завтрак в постель — это всего лишь семейное событие, я давно согласилась бы.

Лицо миссис О'Хара залилось краской.

— Ну и ну! — Она попятилась к двери. — Вы, детки, тут… веселитесь, а у меня дела. — Она вышла и закрыла за собой дверь.

Гаррет перегнулся и, подхватив Молли вместе с подносом, усадил ее на кровать.

— Миссис О'Хара говорит, что мы должны веселиться. Ты думаешь, у нас получится, зайчик?

— Еще как, папочка! Завтрак в постель — это здорово!

И Молли оказалась права: это, действительно, было здорово.