Замуж за давнего друга

– Теперь я это точно знаю, – с уверенностью ответил Герберт. – И даже догадываюсь, в чем причина моей былой слепоты.

Дебора подняла голову и вопросительно на него взглянула.

– Просто я слишком привык к тебе, – пояснил Герберт. – Принимал тебя за неотъемлемую часть своего существования, считал где-то на уровне подсознания, что ты будешь всегда рядом, понимаешь?

Дебора, вздохнув, кивнула.

– Ты выросла на моих глазах, – более увлеченно продолжал Герберт. – Вот тут, в этом самом саду из маленькой девочки превратилась в красавицу-женщину… незаметно… потому мне и не пришло своевременно в голову взглянуть на тебя другим взглядом, оценить по достоинству все твои прелести.

Дебора смущенно хихикнула.

– Ты правда считаешь меня красавицей?

Герберт многозначительно посмотрел в ее карие сияющие глаза.

– Первой в мире, тебе нет равных.

Дебора повела плечом и качнула головой.

– Не может быть… Мне всегда казалось, ты и за женщину-то меня не принимаешь.

– Я и не принимал! – с чувством воскликнул Герберт. – Говорю же. Но после той ночи… – Он понизил голос. – На меня она произвела такое ошеломляющее впечатление, ты и представить себе не можешь…

Дебора усмехнулась.

– Еще и как могу! Если бы ты знал, чего мне стоило разыгрывать безразличие и готовность отмахнуться от этих воспоминаний, как от какого-нибудь пустяка.

Герберт поцеловал ее в висок.

– Я догадывался… – счастливо пробормотал он. – Все время, несмотря на твое спокойствие, почти равнодушие, верил, что не из чистой жалости или любопытства ты это сделала.

Дебора улыбнулась.

– И правильно делал. Я в ту ночь осуществила свою заветную мечту, а после поклялась себе… – Она резко замолчала.

Герберт взял ее за подбородок, повернул к себе и пытливо посмотрел ей в глаза:

– В чем? – требовательно и в то же время нежно спросил он. – В чем поклялась?

– Убить в себе давнюю любовь, – пробормотала Дебора, густо краснея.

– Давнюю? – Герберт нахмурился и покачал головой, не веря в услышанное. – Неужели ты тоже… давно меня любишь? Как я тебя?

Дебора кивнула.

– Может, еще с детства. Причем я всегда четко знала, что это за чувство. Во всяком случае, лет с двадцати.

– Серьезно? – в очевидном изумлении спросил Герберт. – Но ты вела себя так, будто видишь во мне исключительно товарища. Это-то до последнего и сбивало меня с толку…

– Я притворялась, – призналась Дебора. – Это была моя единственная от тебя тайна.

– Дебби, родная моя! – Герберт провел рукой по ее волосам. – Только подумай, насколько все было смешно и нелепо! А ведь мы могли навек расстаться – если бы не встретились сегодня, если бы я не отважился открыться перед тобой, а ты не приехала в аэропорт.

Дебора поежилась.

– Об этом не хочется даже думать. – Она встрепенулась. – А с работой-то теперь как тебе быть? Тебя по твоей же настоятельной просьбе перевели в Хьюстон, а ты взял и не поехал туда. Терпеть твои странности до бесконечности не станет и самый добросердечный босс.

Герберт снова погладил ее по голове.

– Не переживай. Во-первых, я смогу вылететь вечерним рейсом или даже завтра.

Дебора испуганно вскинула глаза.

– Во-вторых, – поспешил продолжить Герберт, – мы договорились, что для начала я съезжу в Хьюстон лишь в командировку, чтобы проверить, смогу ли спастись на новом месте от вашингтонских несчастий. Мне поручили кое-какую задачу, ее-то я и должен выполнить, а потом могу смело сказать: хочу домой. Шеф будет даже рад, что я передумал.

Дебора, погрустнев, опустила голову.

– Значит, нам в любом случае придется снова расстаться, – пробормотала она.

– Ненадолго, – попытался было утешить ее Герберт. – Хотя, признаюсь честно, работа в Хьюстоне может и затянуться. Скажем, на месяц-полтора…

Дебора сокрушенно вздохнула.

– А знаешь что? – спросил вдруг Герберт с воодушевлением. – Поедем вместе, а? Или приезжай ко мне чуть позже, только придумай, у кого из хьюстонских замечательных людей ты сможешь взять интервью, и подготовься к ним.

Дебора воспрянула духом.

– Неплохая мысль, – сказала она, оживляясь. – Даже очень и очень интересная. Месяц вдвоем в другом городе, и не без пользы для дела. Я согласна!

Они снова поцеловались. Потом долго сидели, прижавшись друг к другу и наслаждаясь знакомым с детства и дорогим сердцу шелестом листвы, дивными ароматами омытого дождем сада.

– А с Фрэнсисом ты как поступишь? – несколько натянуто спросил вдруг Герберт. – Если я правильно понял, ты подарила ему надежду?

– С ним я объяснилась, прежде чем ехать в аэропорт. – Дебора рассказала про удивительное благородство Фрэнсиса и про то, что поведала ему о любви к другу детства в самом начале знакомства. – Вот что я имела в виду, когда сказала тебе сегодня: он понял меня в том, в чем ты не смог бы, – заключила она с улыбкой.

Герберт задумался.

– А вдруг, если бы ты попыталась объясниться со мной, я тоже правильно бы все понял? – произнес вдруг он. – И уже тогда осознал бы, насколько дорожу тобой, как сильно ты мне нужна?

Дебора пожала плечами и покачала головой.

– Нет, мне не хватило бы смелости. И потом… Наверное, лучше, что ты дошел до всего сам.

– Главное, что мы теперь снова вместе, что сказали наконец друг другу все, что должны были, – пробормотал Герберт. – А к Фрэнсису я поначалу страшно тебя ревновал, – сознался он, немного помолчав. – Даже долго ломал голову над тем, не из-за ревности ли решил, что люблю тебя.

Дебора настороженно на него посмотрела.

– Может, правда, только из-за нее?

– Нет, – тут же заверил ее Герберт. – В противном случае я не признался бы себе в том, что держится Фрэнсис и обращается с тобой как нельзя лучше. А главное, не возжелал бы всей душой, чтобы ты обрела с ним истинное счастье, если не любишь меня.

– Фрэнсис – редкий человек, – тихо проговорила Дебора, пораженная откровенностью Герберта. – Я всем сердцем хотела бы продолжить с ним знакомство, даже желала бы, чтобы ты и он подружились. По-моему, вы с легкостью нашли бы общий язык.

– Возможно. – Герберт поколебался. – Только вот… слишком он богатый. С таким толстосумом, наверно, несколько неловко водить дружбу.

– Глупости! – с чувством возразила Дебора. – О чем, о чем, а о деньгах и богатствах думаешь меньше всего, когда с ним общаешься. Он ни на самую малость не задается и очень ценит, когда люди видят в нем не преуспевающего коммерсанта, а человека.

Герберт кивнул.

– Пожалуй, я был бы не прочь узнать его поближе. – Он развел руками. – Если он станет другом нашей семьи, буду только рад.

– Нашей семьи, – полушепотом повторила Дебора, и от легкого возбуждения у нее защекотало в носу. – Как непривычно слышать…

– Но как приятно! – воскликнул Герберт. – Согласна?

– Разумеется!

– Эй вы, болтуны! – донеслось до них со стороны соседнего дома. Оба повернули головы и увидели на крыльце улыбающуюся Эмили. Именно так она окликала их в детстве, зовя на обед или ужин в те дни, когда мать Герберта была загружена на работе и просила соседку присмотреть за единственным чадом. – Идите-ка, перекусите! Полдня торчат в саду, это в понедельник-то, когда надо не покладая рук работать.

Герберт лукаво взглянул на Дебору.

– Пошли, сообщим ей сногсшибательную новость, – тихо проговорил он. – Открою тебе маленький секрет: я тут на днях, совсем одуревший от горя, зашел к Эмили на чай и между делом поинтересовался, хотела бы она, чтобы я стал в один прекрасный день ее зятем.

Дебора удивленно шевельнула бровью и во весь рот улыбнулась.

– И что она ответила?

– Что несказанно обрадовалась бы.

– Вы идете или нет? – с напускной строгостью крикнула Эмили.

– Идем, идем, мамуль! – Дебора и Герберт, держась за руки, вскочили со скамьи и поспешили к дому Пауэллов.

На кухне как всегда пахло чем-то вкусным, свежеприготовленным. Влюбленные уселись на обычные места: он – на плетеный стул у окна, она – на высокий, сбоку.