Три рассказа о любви

А знаешь, внуки — это не то, что свои дети. Вот у моего старшего сына мальчик — и болеет часто, и купают они его как–то не так, все у них проблема! А главное — кушает плохо, ты можешь себе такое представить!

Нет, с чем у нас проблем нет, так это с едой. Хотя они у меня балованные, честно говоря. Я даже когда бутерброды готовлю, так и то каждому свой: один любит с помидором, другой только с огурчиками, но чтобы зелени побольше, а малышу не дай Бог укроп положить, в рот не возьмет. А сложного тут ничего нет, у меня же их только девять, не тридцать, что там запоминать! И расходов особых нет. Я супу всегда десять литров ставлю, яиц пару десятков, уже не голодно.

Но особенно я люблю шабат, для меня с детства это лучше любого праздника. Все дети за столом собираются, я свечки зажигаю и каждый раз думаю, вот это мой дом, моя семья, какое счастье. И готовлю всегда что–нибудь особенное, чтобы и детям эту радость передать. Мы всегда на шабат гостей приглашаем. Последний раз родители Амнона были, они еще потом на недельку остались погостить. Нет, у нас совсем не тесно, дети по трое в комнате, мы квартиру еще в дешевое время покупали. А где одиннадцать, там и тринадцать поместятся, мы любим, когда у нас гости.

А еще я, конечно, Песах люблю, тут и говорить нечего.

Представляешь, недавно, под самый Песах, вызывает меня главная сестра, Клара, ты же ее знаешь, и говорит: «Твоя очередь подошла на кардиологический симпозиум ехать. Трех лучших сестер посылаем, на Французскую Ривьеру».

Это такая потеха, на Французской Ривьере только про кардиологию и думать!

Я, конечно, отказалась. Что ж я всю семью брошу на Песах и на симпозиум поеду? Да и не люблю я без Амнона, за все годы ни разу мы с ним не расставались.

А послушать что–то новое по кардиологии, конечно, интересно было бы. Я учиться люблю, и работа у нас интересная, я никогда надолго не уходила. Отсижу три месяца, как положено после родов, и сразу возвращаюсь. А детям это не мешало, я же по ночам работала. Мне Клара до сих только ночи ставит, хороший у нас коллектив, ничего не скажешь. Бывало, конечно, не раз, что Амнон мне посреди ночи очередного крикуна привозил. А я его покормлю быстренько, молока, слава Богу всегда хватало, и они с миром домой едут. Мы же близко живем.

Но вот теперь курсы начались, интересные курсы, переподготовка сестер реанимации. Конечно, я хожу, что мне мешает, когда дети такие большие! Только плохо, что по пятницам занятия устроили. Приходиться шабатний обед накануне ночью готовить, иначе не успеть. А с другой стороны, что особенного, потом ведь весь день отдыхаем.

Все хорошо, если бы не армия. У меня уже четвертый пошел, они же через два года, так что один другого перекрывает, отдышаться некогда. Хорошо бы совсем без войн, представляешь, только работай, да гуляй, да праздники устраивай.

И еще похудеть мне надо. Я раньше не очень задумывалась, но у меня недавно сестра умерла. Всего пятьдесят два года, а болезнь такая подлая — мышечная слабость — никто с ней бороться не умеет. Она последние дни почти дышать не могла, даже письмо написала, чтобы к дыхательному аппарату не подключали, зря не мучиться. Мы ее в больницу решили не отдавать, сами по очереди сидели. И вот за день до смерти, даже смешно рассказывать, вроде завещания, она мне и говорит: «Шоши, ты совсем о детях не думаешь, такую тяжесть на себе носишь. Вдруг, сердце не выдержит!» Правильно сказала, спорить нечего. Вот после Песаха и начну. Ох, терпеть я не могу эти диеты, такая скука, но что поделаешь.

Хорошо бы хоть восемьдесят, а то все девяносто, смешно сказать!

Лучшая в мире страна

Лучшая в мире страна — это Италия, — говорит Элиас. — Я когда диплом получил, еще год не уезжал, так жалко было расставаться.

Элиас, как известный полководец, делает сразу три дела: проверяет анализы, печатает историю болезни и разговаривает с сыном по телефону.

Да, дорогой! Ты сам набрал все цифры? Что ты говоришь, дорогой, я знал, какой ты умный мальчик. Ты был у дедушки? Молодец, дорогой. А как поживает твой брат? Ты его не обижал? Ты его совсем ни разу не стукнул? Я горжусь тобой, дорогой! Да, я сегодня обязательно приду домой. И мы пойдем с тобой гулять далеко- далеко по большой дороге.

Четыре года, — говорит Элиас, — а уже знает все цифры и буквы. И на иврите знает буквы, очень хорошо запоминает! Ты не волнуйся, я кровь взял во второй палате. Какая разница, все больные общие!

Мне еще мальчишкой хотелось в Италию поехать, мы ведь христиане, у нас и имена приняты похожие, одного моего брата Антуаном зовут. Нет, я не старший, я третий, а всего нас семеро детей, но отец сказал, что каждый, кто захочет, будет учиться. Денег у него, конечно, таких не было, но у нас же земля, еще от прадеда досталась. Я два года огурцы выращивал. И, честно признаться, ничего страшнее этих огурцов в моей жизни не было: и посадить, и полить, и от жуков сберечь. С утра до вечера на жаре, чуть не обуглился весь. Но заработал прилично, на три года учебы хватило, а там уже легче пошло, только летом подрабатывал.

Я сразу решил в Италию ехать. Во–первых, там поступить на медицинский факультет легче, а платить столько же, а во–вторых, — такая возможность другие страны повидать! У нас ведь не принято просто так в путешествия ездить, сначала работать начни, дом построй, женись, а потом уже можешь делать, все, что тебе средства позволяют. Я знал, что страна очень хорошая, и читал, и доктор один рассказывал, который там учился, но все–таки не ожидал такое увидеть.

Сначала меня дома поразили. У нас ведь тоже очень шикарные дома строят, и дворцы я видел не раз, сначала даже не понимал, чем же там лучше. Понимаешь, культура другая. Если колоны, то фасад строгий, если балконы, то все одной формы. А у нас налепят — и круглые, и квадратные, и сбоку, и сверху, им так богаче кажется, а вид не тот, красоты не получается.

А потом смотрю, и люди другие. И тоже не сразу заметишь, вроде, темноволосые, вроде, улыбаются так же. Опять другая культура — не опаздывают, говорят как–то тихо, не обманывают совсем. Со мной однажды такой нелепый случай произошел. Ребята пригласили на праздничный вечер, а мне не очень хотелось идти, и одеться нужно прилично, и разговоры непонятные. Я говорю, — конечно, приду, спасибо, — а сам гулять ушел довольный — и свободен, и людей не обидел. Хорошо, что вернулся не очень поздно, они чуть в полицию не заявили, думали, несчастье какое–нибудь. И все сидели и ждали меня за столом. Ужас какой–то! Оказывается, у них, если сказал — приду, так обязательно надо приходить.

Да, дорогой! Конечно, я рад, что ты опять позвонил. Ты маме помогаешь? Ты настоящий мужчина, дорогой! Мама говорит, что ты мне мешаешь? Не сердись, дорогой, она ошиблась. Разве сын может помешать отцу! Да, да, обязательно приду сегодня домой. Да, и пойдем гулять по большой дороге.

Редко меня видит, — говорит Элиас. — То дежурства, то поликлиника, придется

еще и частную практику открывать. Я компьютер купил, никак из минуса не выйду.

Женщины в Италии, конечно, очень красивые. Женщины везде красивые. Но о женитьбе я ни разу не думал. Хотя ничего невозможного в этом не было, мы ведь тоже католики. У нас в деревне многие ребята привезли жен из–за границы, особенно из Восточной Европы. У нашего соседа сразу две невестки приехали — одна из Германии, а другая с Украины, город красиво называется, Львов, может быть, ты слышала? Забавно получилось, но мне кажется, слишком сложно: дети слышат то арабский, то немецкий, то еще этот язык, который во Львове, такая путаница у них в голове. А мамы их между собой на иврите разговаривают. Им же экзамены пришлось пересдавать, вот и выучили иврит, теперь уже работают, но все равно им трудно, никто не понимает, что они в Израиле делают.

Я когда первый раз на каникулы приехал, взялся отцу во дворе помогать, и чувствую, смотрит кто–то на меня. А это соседская девчонка. Маленькая еще была, лет четырнадцати, но очень красивая. Я голову поднял, но она, конечно, тут же убежала. У нас ведь не принято, чтобы девушка или женщина на чужих мужчин смотрела. Я тогда даже не помнил, как ее зовут, у нас везде ребятня бегает, я их и не различаю.