Горько-сладкий конец (ЛП)

С трудом сглотнув и закрыв глаза, всё ещё прижавшись к ней лбом, он скользнул рукой меж её ног. Он нежно, но настойчиво ласкал её, раздвигая складки и изучая, как делал это с Игритт, и ему показалось, что это было целую жизнь назад. Она напряглась и сжала его плечи. Он не мог выносить вкуса её страха и неуверенности, но знал, что для него было бы величайшей мукой взять её сухой и неподготовленной и, боги, он не хотел причинять ей боль.

У неё перехватило дыхание от того, как он работал пальцем напротив комка нервов в её лоне, и в его паху выстрелила вспышка тепла, которую он не в силах был остановить. Он разрабатывал её осторожно, внимательно прислушиваясь к её дыханию, и, когда её ноготки впились ему в плечи сквозь тонкую ткань рубашки, он решил зайти дальше. Незадолго до этого она стала влажной, и её дыхание участилось; Джон поймал себя на мысли, что ему хочется поцеловать её, чтобы узнать на вкус.

Вместо этого он опустил голову и прижался к её впадинке между плечом и шеей, где она пахла лавандой и лимоном. Убеждая себя, что он должен быть уверен, абсолютно точно уверен, что она готова принять его, он засунул сначала один, затем второй палец внутрь неё, кусая губы, чтобы заглушить стон от ощущения того, как она сжала их. Санса, однако, не предприняла ни малейшей попытки унять свой всхлип удовольствия. Её бёдра инстинктивно брыкнулись так, что Джон чуть не забылся.

— Ты в порядке, Санса? — спросил он, стыдясь звучания своего голоса. Его член явственно пульсировал, требуя высвобождения, и она должна была почувствовать его бёдрами, отяжелевший, твёрдый и постыдный. Боги, это так долго.

— Д-да, думаю, да… это приятно, Джон, спасибо, — хрипло пробормотала она и слегка погладила его спину. Её благодарность за его довольно скудные усилия доставить ей удовольствие заставила его пожелать придушить многих людей, большинство из которых были уже мертвы. — Думаю, что теперь я готова, Джон. — Её пальцы были уже у него в волосах, успокаивающе почёсывая голову. Она так добра, так внимательна. Она заслужила намного более лучшего.

Он поднял голову и поцеловал её. Она казалась на мгновение поражённой и напряглась под ним, но потом постепенно расслабилась под напором его губ. Он толкнулся языком в плотный стык её губ, и, после минутного замешательства, в котором он ощущал борющиеся между собой неопытность и желание, она чуть приоткрыла их, и он неторопливо попробовал её. Он медленно учился чувствовать её плавными, приятными поцелуями, и это помогло прогнать из головы поток разных мыслей. Она была тёплой, мягкой, сладкой; и когда её язык неуверенно коснулся его, он простонал ей в рот. Он ещё несколько секунд поработал пальцами, проглатывая её задушенные стоны, извращённо наслаждаясь увеличившейся влажности его руки в то время, как они приникли друг к другу губами.

Весь в огне, отчаявшийся, он, наконец, взял член и пристроил его напротив мокрого жара её лона, медленно, но уверенно надавив вперёд. Она в то же мгновение одеревенела, так сильно вцепившись в него, что он подумал, не ушиб ли её; и отвела губы от его рта. Она вжала голову в подушку, закатила и закрыла глаза; её щёки покраснели, губы округлились; но Джон знал, что эта реакцию породило не желание или удовольствие, а страшное, ужасное воспоминание.

Он остановился, хотя её многообещающие, тесные и узкие глубины были соблазном, который он едва смог выдержать, и обхватил ладонью её щеку, проведя большим пальцем вдоль резкого наклона скул. Боги, она была так прекрасна, так далека от кого-то вроде него.

— Посмотри на меня, Санса, — тихо сказал он, — я остановлюсь, как только ты попросишь, сразу. Обещаю.

Санса судорожно вздохнула и заставила себя расслабить тиски своих пальцев на его плечах, прежде чем открыть глаза. В них были слёзы, страх и боль, и он поцеловал её в лоб и щёки; с каждым поцелуем напряжение в ней спадало. Когда он отстранился, она улыбнулась ему мягкой, душераздирающей улыбкой и придвинула свои бёдра к его как явный знак того, что он должен продолжать.

Это было недолго.

Может, это и должно было смущать при других обстоятельствах, но сейчас он полагал, что так лучше — закончить это побыстрее. Тем не менее, удовольствие, которое он нашёл в ней, было трудно игнорировать. Чувство её соприкасающейся с ним кожи, её тихие задыхающиеся вдохи, когда он ускорил темп; а её запах, казалось, выбросил у него из головы всякую мысль, всякие лица, кроме её. Он простонал её имя, когда достиг пика, и уткнулся лицом ей в шею; и в ослепляющем жаре наслаждения он позабыл о стыде.

Она улыбнулась ему, когда он, обмякший, плюхнулся на спину рядом с ней. Они не говорили несколько долгих минут, в течение которых Джон успокаивал свои сердце и дыхание, а стыд и отвращение к самому себе снова подкрались к нему. Он поднялся, намереваясь уйти, но она схватила его за руку и покачала головой, когда он обернулся к ней.

— Останься со мной, Джон, пожалуйста.

Он сглотнул желчь, чувствуя омерзение от того, что нашёл удовольствие в её теле, и кивнул. Он должен сделать это, сказал он себе в тысячный раз за этот бесконечный день, хотя бы для неё. Он опустился обратно на меха, и она нерешительно свернулась рядом с ним.

— Джон? — спросила она долгое время спустя, и он слегка вздрогнул, уверенный, что она уже спала.

— Да?

— Я знаю, что это, может быть, неправильно, — сказала она, положив ладонь ему на грудь чуть ниже сердца, — и что ты хотел бы, чтобы это было иначе, но… Я рада, что это ты.

Он напрягся, не зная, что сказать, и крепче обнял её.Часть его, та часть, которую он хотел бы игнорировать; та, за которую Нед Старк, несомненно, убил бы его, была тоже рада.

— Спи, Санса, — сказал он вместо этого. — Я буду за тобой присматривать.

Через некоторое время она заснула, задышав глубже и размереннее, но Джон не нашёл покоя, пока первые утренние брызги не заглянули через оконные занавески.

========== Часть 2 ==========

После того, как Дейнерис с её армией и драконами ушла на юг, они стали жить как обычно.

Восстановление Севера займёт десятилетия, но Санса, казалось, была одержима достичь того, что все считали невозможным, сосредоточив своё внимание на жизни своего народа. Ответственность Джона была более местного значения, концентрируясь на Винтерфелле и управлении замком и его людьми. Тем самым он позволил Сансе заняться более широкими вопросами их неоперившегося королевства. Это было истинным удовольствием — управлять местом, которое он звал домом, и многие люди здесь вспоминали его с большей любовью, чем он мог себе представить.

И всё же… призраки его семьи по-прежнему никуда не делись. Иногда, поворачивая за угол, он впадал в оторопь от воспоминания того, как они с Роббом шныряли по конюшне, или как они с Арьей сидели под деревом в богороще и делили яблоко. Горько-сладкими были эти воспоминания.

Они с Сансой мало видели друг друга в течение дня, хотя, если она случайно проходила мимо него в залах, всегда останавливалась и разговаривала с ним о том, как проходит его день, и спрашивала, ел ли он. Это было довольно приятно… находил он, что кто-то беспокоится о тебе.

Каждый вечер с заходом солнца он обнаруживал, что страшится темноты и того, что она сулит, всё больше и больше. Он жаждал удовольствия, которое обретал в её теле, но боялся уродливого чувства вины и стыда, всегда следовавшими сразу после.

Шестью лунами позже, когда Санса нежно улыбнулась и сказала ему, что беременна, Джон не смог сдержаться от того, чтобы почувствовать облегчение. Утверждая, что ей с ребёнком будет лучше отдыхаться, если он будет спать в другом месте, он в тот же вечер переехал в другие покои. Если она и выглядела разочарованной, то Джон сказал себе, что это ему просто померещилось.

— Мы должны написать Дейнерис, — сказала она в один день, позвав его в свой кабинет. Она была прекрасна в солнечном свете поздней осени; её волосы были заплетены в простую косу, перекинутую через плечо, а кожа сияла румянцем. Джон сжал рукоять меча, чтобы справиться с внезапной волной предательского желания.