Перевела (СИ)

— Что?

— Ты током бьёшься, — пожаловалась я, а парень хрипло рассмеялся. Такой красивый смех. Низкий, нежный, соблазнительный.

Забралась с его помощью на блестящий мотоцикл и уловила на себе вопросительный взгляд, когда кое-как уселась на заднем сидении, скрестив руки на груди.

— Куколка, тебе бы держаться крепко за меня, — озорно изрёк парень, но я пропустила его слова мимо ушей, о чём успела пожалеть почти сразу, как только он выкрутил ручку газа.

Тихо взвизгнув, я обвила мужскую талию руками, вцепившись мёртвой хваткой за куртку. Незнакомец перекрикнул шум ветра:

— Тебе в какую сторону?

— Прямо по переулку и налево.

— Держись.

Сердце колотилось, как бешеное, и я зажмурилась. Холодная ткань кожаной куртки остужала кожу. Я сжала руки на его животе, пробираясь под ткань, и невольно ощутила напрягшиеся мышцы торса. Не хватало только приставать к незнакомому парню. Дыхание спёрло, и легкие болезненно сжались.

— Расслабься, куколка, — с хрипотцой, заставляя откуда-то взявшихся бабочек в животе расправить крылья.

— Хватит меня так называть. Я умею за себя постоять, — в нос ударил острый запах его духов. Вкусно. Опьяняет.

— Останови здесь.

— Я видел, — усмехнулся он, лихо выруливая к моему дому. — Не завидую тому парню.

Я крепче прижалась к нему:

— Спасибо.

— Это же моя специальность — спасать неопытных маленьких девочек, — сарказм сочился из каждого его слова.

— С чего ты взял, что я неопытная? — вздёрнула я подбородок. Мотоцикл остановился с характерным дребезжащим звуком.

— Я бы проверил, но спешу, милая, — брюнет облизнул губы, и я заметила в его глазах голодный огонек.

Спрыгнула на землю и закатила глаза, даже не желая представлять, что этот извращенец собрался проверять.

— Эй, ты мне должна, — окликнул он меня, когда я сделала шаг к моему дому.

— И чем же? — я уже придумала длинную тираду, чтобы унять его бесстыжую фантазию.

— Шлем на базу, — засмеялся в кулак парень, увидев возмущённое выражение моего лица.

Я пристыженно поджала губы, стараясь не рассмеяться. Вот ведь дура. Быстро сняв с себя шлем, я протянула его парню. Он хороший. Наверное. Наши пальцы вновь соприкоснулись, и брюнет отдёрнул руку, как ошпаренный.

— Ты током бьёшься, — парень отряхнул ладонь.

— Кажется, это заразно, — усмехнулась я.

— Пока, куколка. Будь осторожнее.

Я не думала, что встречу его вновь, но судьба та еще шутница, поэтому через два месяца, когда я поступила в университет, меня ждал «сюрприз».

— Здравствуйте, меня зовут Алекс Феликсович. И я буду преподавать у вас английский, — представился молодой парень, скинув с себя кожанку, и повесил её на спинку стула.

— С некоторыми из вас мы знакомы, — напряженный взгляд прожигал меня, и я заметила, как дёрнулся его кадык, — Но многих вижу первый раз. Поэтому давайте представимся…

Тогда я поняла, что влипла. По полной. Особенно, когда мои документы на перевод в группу немецкого не приняли из-за отсутствия свободных мест. Начался год тяжелой учебы. Три раза в неделю по две пары. Три грёбаных часа неловкости. Для меня.

Я не числилась в списке бешеных поклонниц, которые неутомимо стерегли его у кабинета, чтобы пофлиртовать, и так получилось, что часто пропускала его пары. То заболею, то вечеринка крутая намечается в будние дни, то просплю. Ну, с кем не бывает. Я старалась избегать его, хотя образ недосягаемого дерзкого спасителя навсегда запечатлелся в моей голове, служа образом для мечтаний.

С того случая прошло почти полгода. Алекс не выделял меня среди других учащихся, ни разу не вспоминал о нашей первой встрече, и, по всей видимости, благополучно забыл о ней. Так, по крайней мере, я думала до сегодняшнего дня.

***

— Жизнь меня научила держаться подальше от сомнительных людей, страдающих амнезией, — не знаю, что на меня находит. То ли обида из-за его холодного отношения, то ли игра в «я потерял память» и его вечное игнорирование.

Помню, однажды обнаружила его с какой-то блондинкой в подсобке. До сих пор злость пробирает. Хотелось бы забыть, как страшный сон. Я не принимала попыток сблизиться с ним. Смущение, гордость, очевидное положение «ученица»… Не знаю.

Он ведь холост… Лучше бы Алекс был геем. Кажется, я это произнесла вслух, судя по переменившемуся лицу преподавателя.

— Вышла. К. Доске, — отчётливо выделяет каждое слово парень, а на меня вновь обращаются двадцать пар любопытных глаз. Я слышу за спиной шушуканье, и это порядком треплет мне нервы.

— Алекс Феликсович, что мне нужно сделать?

— Blase mir einen /Отсосать мне/, — брюнет с удовольствием тянет последний слог и самоудовлетворенно проводит языком по своим губам, увлажняя их слюной. Я шокированно открываю рот, распахивая глаза. Снова. Блять. С саксонским акцентом. Значит я не ошибалась. Это пиздец.

— Ich bin überzeugt, dass er in deinem Mund sehr gut aussehen wird. /Уверен, он будет хорошо смотреться в твоём ротике/, — парень бессовестно вонзает зубы в пухлую нижнюю губу.

— Что? — Глупо переспрашиваю срывающимся голосом. Колени начинают независимо от моей воли дрожать.

— Говорю, вышла к доске, будем тренировать новый материал, — строго произносит парень, скрестив руки на груди. Будто не он только что делал мне пошлые намёки.

— Obwohl ich mit dir etwas anderes trainieren würde. /Хотя я бы потренировал с тобой кое-что другое/.

Как непедагогично, фу. Я хочу что-то произнести в ответ, но язык меня не слушается, пальцы дрожат, а колени подгибаются, как ватные. Останавливаюсь на полпути и, прикинувшись дурочкой, вновь спрашиваю:

— Что вы имеете в виду?

В моих руках козырь. Уже предчувствую ошеломлённое выражение лица Алекса, когда отвечу ему. Но чуть позже.

— Не обращай внимания, Агата. Я записался на курсы по немецкому, поэтому закрепляю материал, — невинно улыбается, уступая место у доски. Вот ведь дьявол.

Я сжимаю зубы, встав к нему спиной, и сдерживаю себя изо всех сил, чтобы не признаться этому нахалу во всем. Играет, значит. Помнит меня и… хочет? По крайней мере, я впервые слышу, чтобы он предлагал непотребщину на немецком. Хам. Иногда до меня доносилась несдержанная ругань на этом языке, когда у Алекса сдавали нервы, но чтобы такие откровенности — впервые. Чёртов немецкий, язык Сатаны.

Доска разделена на две половины. Справа — окончания предложений, слева — начало. А, ну, с таким я могу справиться. Наверное. Начинаю старательно соединять по смыслу и грамматике нужные фразы, обозначая аккуратной стрелочкой. Группа молчит. Наверняка, он успел им что-то задать из учебника, когда я была занята тем злополучным видео. Кстати, надо будет забрать мобильный Евы после пары. Не достаю до верхней строчки и встаю на носочки, чтобы дорисовать оставшуюся стрелку методом исключения. Моя юбка задирается, и я сразу успеваю об этом пожалеть, когда вижу потемневший взгляд преподавателя.

— Verdammte Scheisse… Ich würde dich hart auf meinem Schreibtisch ficken. /Мать твою… Я бы жёстко трахнул тебя прямо на моём письменном столе/, — соблазнительная ухмылка играет на губах Алекса, он смотрит при этом на мои берцы и обтягивающую бёдра кожаную юбку. Германист хренов! Я напрягаюсь, сжимая мел в руке, и он крошится, белой пылью оседая на моих пальцах.

Нет. Это уже предел! Меня прорывает.

— Ich kenne diese Sprache seit sechs Jahren. /Я знаю этот язык уже шесть лет/, — рычу в ответ, впираясь в него ожидающим взглядом. Зрачки Алекса увеличиваются, он выглядит потрясённым, судорожно сглатывая. Получай! 1:1. Парень кашляет, прочищая просохшее горло. Так тебе и надо.

— Ты можешь сесть на место, — хрипло отвечает он, когда к нему возвращается способность говорить. Давненько я мечтала проучить этого дьявола.

Не спешу уходить и смеряю его довольным взглядом. Алекс сжимает пальцами края стола, пытаясь перевести дыхание, будто пробежал стометровку. Так-то.

— Аh, und Apropos Tisch… Ich glaube, dass er verlockender ist, meine Jungfräulichkeit auf deinem Motorrad zu verlieren. /Ах, а что касается стола… Я думала, что более заманчиво лишиться девственности на твоём байке/, — добиваю его, гордо отвернувшись, дабы эффектно вернуться на своё место, но подворачиваю ногу и падаю на колени. Дерьмо. Даже не хочу знать, как это выглядело со стороны. Эти суки-однокурсники вновь ржут надо мной, а я от досады ощущаю слёзы в глазах. Не хватало только расплакаться. Обидно, так, что выть охота. Внезапное ощущение дежавю пронзает меня. Тогда я тоже стояла перед ним на коленях.