Любовь на Женевском озере

Обгоняя ее, по набережной промчалась группа подростков на роликах. В ушах у них были наушники от плееров. Внезапно один из подростков взмыл в воздух и, сделав сальто, ловко приземлился на ролики. Кто-то из прохожих захлопал. А подростки уже мчались дальше. Видимо, такие сальто были для них в порядке вещей. Они были моложе Денизы всего на несколько лет, но она с завистью призналась себе, что так уже не смогла бы. Сальто на роликах над асфальтом – это удел юных.

Над ее головой шелестели последними листьями платаны. Скоро они сбросят и их. А пока листья – все еще сильные, темно-зеленые, жилистые – трепетали на несильном ветру.

Куда я иду? И зачем? – пронеслось в голове у Денизы. Ах да, я просто прогуливаюсь...

Справа обозначился бледно-желтый силуэт «Нога Хилтон» – не слишком изящный, больше напоминающий огромный комод, в который втиснули этот гибрид отеля и казино. Дениза никогда не бывала внутри – только иногда пробегала по галереям первого этажа, где располагались дорогие бутики, предназначенные для посетителей казино, в которые те, однако, практически не заглядывали. Когда возводили это сооружение, то надеялись, что Женева станет чем-то вроде нового Монте-Карло. Однако богатые арабы, на которых и был основной расчет, предпочитали играть в рулетку и баккара либо в самом Монте-Карло, либо в родном Бахрейне, где были казино не хуже. И в результате среди публики, посещающей «Ногу Хилтон» по вечерам, преобладали странные типы – лопающиеся от обилия наличных денег латиноамериканцы, больше похожие на наркоторговцев; смуглые, с узкими глазами нувориши из Таиланда и Гонконга, обвешанные золотыми украшениями как елочные игрушки; какие-то полуподпольные польские миллионеры. Одно время здесь можно было увидеть даже русских бандитов – массивных, чем-то похожих на быков мужчин в вызывающих малиновых пиджаках и с золотыми цепями на толстых шеях весом почти в килограмм. Потом они исчезли – так же неожиданно, как и появились. Но репутации казино это не прибавило, и «комод» так и стоял на набережной в центре Женевы как напоминание о далекоидущих планах и о том, во что это вылилось, столкнувшись с прозой жизни.

Когда Дениза проходила мимо, из подземного гаража отеля выкатились одна за другой две «БМВ» с тонированными стеклами, сквозь которые ничего нельзя было рассмотреть, и шмыгнули на набережную. Несколько поворотов – и они скрылись в одном из близлежащих переулков. Повезли очередных замаскированных гангстеров? Или это жены каких-то гонконгских миллионеров проигрались в пух и прах и спешили домой, под бдительные очи супругов, которые в случае чего могли и наказать их за такие проступки ударами плетью? Дениза покачала головой. Да, «Нога Хилтон» как был, так и остался весьма странным местом. Как и человек, который его построил и чьим именем – по первым буквам – он и был назван: Нессим Гаон. Он целое десятилетие воевал с российским правительством, требуя от него мифических отступных, пытался арестовывать русские парусные фрегаты, картины, боевые истребители, когда они попадали за границу, а в результате удовлетворился какой-то жалкой подачкой, которую кинули ему и которую практически тут же растратили его жадные многочисленные родственники. В конце концов его в принудительном порядке выселили из здания, поскольку он не мог больше оплачивать свои апартаменты.

Смысл истории такой: не строй казино, азартные игры – это грех. Жан Кальвин, основатель Женевской республики и кальвинизма, вообще мог бы послать строителя казино на костер. Как он делал с теми, кто пытался отвлечь женевцев от честного ежедневного труда на благо Бога и Республики.

Дениза вздохнула и по уютно изгибающемуся мосту де Берг перешла на другую сторону. Откуда-то с гор налетел порыв ветра и растрепал ее светло-каштановые волосы. Ей пришлось пригладить их рукой. С угла долетал аромат жареных каштанов – какой-то высокий худой негр стоял перед миниатюрной жаровней и изо всех сил раздувал в ней огонь, вороша каштаны. Дениза поморщилась. Жареные каштаны не относились к числу ее пристрастий. Многие любили их, а ей они совсем не нравились. Почему? Неизвестно. Может быть, кто-то из ее предков когда-то объелся жареными каштанами, а может, просто все дело в генах. Ведь это они, таинственные гены, микроскопические спирали ДНК, спрятанные где-то в глубине наших клеток и едва видимые даже в самые мощные микроскопы, определяют наши вкусы и пристрастия. Какой цвет нам нравится, какой – нет. Любим ли мы соленое или приходим в ярость от пересоленного блюда. Предпочитаем ли сладкое или, напротив, нас тянет к чему-то с кислинкой.

Дениза стиснула руки. Интересно, какие тайны скрывает ее ДНК? А может быть, там и нет никакой тайны? Все настолько элементарно и просто, что никаким особым устройством она и не обладает?

Дениза повернула направо и оказалась перед старинным зданием из серого кирпича с огромными стеклянными окнами. Сквозь стекло можно было увидеть огромные причудливые железные шестеренки, детали машин, какие-то немыслимые металлические валы с насаженными на них угрожающего вида зубцами. Это был импровизированный музей гидроэлектростанции, располагавшейся тут же, за углом. Когда отслужившие свой срок детали вынимали, то самые интересные из них помещали сюда за стекло, чтобы публика могла увидеть эти курьезные произведения технического гения. Витрина была красиво подсвечена, и в полутьме огромные металлические детали казались частями скелета какого-то диковинного ящера. Их металлические бока отливали мертвенно-бледным блеском.

Дениза пошла дальше по мосту де ля Машин, который, собственно, и представлял из себя электростанцию. До ее ушей донесся нарастающий гул воды. В этом месте Женевское озеро стремительно сужалось и из него вытекала река Рона. Та самая Рона, которая, пройдя через Лион, Валанс и Авиньон, широким победным потоком втекала в Средиземное море неподалеку от Марселя. Старинные плотины делали горловину озера еще более тесной, и вода озера хищно бросалась прямо на турбины гидроэлектростанции и вырывалась из них оглушительно шумящим потоком, отдавая Женеве дань в виде своей энергии.

Она остановились у чугунного парапета, над потоком бешено вырывающейся из железных створов воды. Еще несколько людей остановились на мосту де ля Машин, уставившись на проносящуюся внизу воду. А она на глазах меняла свой цвет от почти белой, пронизанной воздушными пузырьками, до темно-зеленой, похожей на бутылочное стекло, и дальше, успокоившись, превращалась в совсем темную, почти черную.

Дениза низко склонилась над перилами моста. Неподалеку трое испанских туристов выуживали из кошельков мелкие монетки, чтобы бросить в воду – согласно старинному поверью, это означало, что им суждено будет потом вернуться на это же место. Монетки сверкнули в пронизанном светом прожекторов воздухе и, описав плавную дугу, бесследно исчезли в кипящей воде. Туристы расхохотались и пошли дальше. У них было прекрасное настроение. Молодые, счастливые, они теперь были уверены, что приедут сюда еще не раз. Старинные поверья редко обманывают...

А я, что же я? – подумала Дениза. Почему я чувствую себя такой несчастной?

Несчастной?! Но... разве это не так?

Она застыла на месте. Конечно, она очень несчастна. Она чувствовала это почти каждый миг, каждую минуту – если только работа или какие-то неотложные дела не отвлекали ее. Почему ее жизнь стала похожей на какую-то бесконечную, растянутую во времени муку? А ведь вокруг много счастливых людей. Например, ее сестра Катрин, любящая своего мужа и искренне любимая им. Хозяин ресторана месье Жюбель и его супруга, бывшая манекенщица. Да и ее подружка Мирей, похоже, нашла свое счастье. Ее возлюбленный – студент Поль Мартиньи, хотя и не богат и намного моложе Мирей, а любит ее безумно. И Мирей от этой любви вся расцвела: стала мягче, женственнее, красивее, наконец. И у Денизы была любовь – страстная, пылкая, с необыкновенным человеком. Но она потеряла эту любовь, потеряла по собственной глупости. И нет ей прощения.

О боже, подумала Дениза, ведь так больше нельзя!