Под небом Парижа

Интересно, что только после общения с Ференцем она почувствовала себя настоящей женщиной. Как будто именно он стал ее первым мужчиной. Только с ним она поняла, что такое ощущение сексуальной свободы и сексуальной насыщенности. И еще одна творческая проблема… Как передать трансформацию той женщины в языках пламени, в терновом венце брака, в свое нынешнее «я»… Женщины, проделавшей путь от замужней рабыни к свободной художнице. Благодаря настоящему мужчине, которого ей послало провидение. И как изобразить себя и его? В каком виде?

Наверное, над этим надо подумать вместе. Находясь рядом с ним, глядя в его глаза и слыша биение его сердце. Для любви нужны двое, и для описания этой любви на полотне тоже необходим творческий симбиоз.

Ференцу снился какой-то тяжелый и нелепый сон. О том, чего с ним никогда не было. Наверное, что-то из подсознания. Какие-то баррикады на улицах, рвущиеся из окон домов языки пламени, танки и люди в касках, рев моторов и скрежет гусениц, пули высекают искры вокруг. Он бежит из последних сил, пригнувшись, с автоматом в руке, по брусчатке мостовой, спасаясь от всего этого ужаса, скользя и падая, задыхаясь, полный невыносимого животного страха и жажды жизни. Как это часто бывает во сне, совершенно беспомощный.

Он вдруг понимает, что даже не знает, как пользоваться этим орудием смерти в своих руках. Ему уже не спастись. Танк стремительно догоняет его, еще немного, и он окажется под этими жирными от крови, безостановочно и жадно крутящимися гусеницами, которые раздавят его, разотрут в кровавые клочья, размажут по булыжнику мостовой. Он что-то отчаянно закричал… и проснулся от этого крика.

Вокруг царила тишина, которую нарушало только его хриплое и неровное дыхание. Он взглянул на светящиеся красные цифры на электронных часах. Уже четвертый час. Скоро начнет светать. Затем провел рукой по лбу. Совершенно мокрый. Грудь тоже вся потная. Надо бы пойти, принять душ, мелькнула мысль. И хорошо бы вдвоем. Это напомнило ему о другом. О том, что он не один. Уже почти два месяца. Ференц машинально провел рукой рядом с собой. Там, где должна лежать женщина с солнечными волосами и шоколадными глазами, его волшебное лекарство от всех проблем, его панацея и защита от всевозможных бед, от житейских неурядиц и кошмаров. Достаточно было коснуться рукой, прижаться к ее телу, обхватить ладонью ее спелую грудь, найти своими губами ее губы, услышать серебристый колокольчик ее голоса, и все как-то сразу становилось на свои места.

За эти недели он так привык к ее постоянному присутствию рядом, в постели, в столовой, в мастерской, на улице, в парке, в машине, что уже не мог обходиться без нее, без ее стройного тела, без ее теплого голоса, без ее ласковых рук. И без ежедневного секса. Или, правильнее сказать, без занятий любовью. Ибо это были не просто половые отношения с женщиной, а отношения с любимой женщиной. Это он понял почти сразу, с первых дней знакомства, хотя и не сразу признался сам себе. Вначале даже не поверил своим чувствам. Такого с ним никогда не происходило. У него было много женщин, очень разных. И красивых, и не очень. Пару раз совсем уж дурнушек, но по-своему оригинальных. Разных и по возрасту, и комплекции, и по темпераменту, и по цвету волос и глаз. Многие производили очень сильное впечатление, и порой даже казалось, что это навсегда, что он нашел свое счастье.

Но через некоторое время вдруг замечал, что становится скучно в присутствии очередной возлюбленной, что яркая внешность приедается и не производит должного впечатления. Что надоедают словесные банальности, что чувства угасают, сексуальные отношения становятся слишком будничными, а обнаженные прелести вызывают лишь легкий интерес. Буря эмоций затихает, шторм прекращается… Пора расставаться. Время вить совместное гнездо для него еще не пришло. Он даже начал бояться, что никогда не придет.

На этот раз все было совсем не так. С этой женщиной совсем по-другому текло время, совсем по-другому развивались отношения. Вначале он думал, что это тоже ненадолго, что все преходяще, что все пойдет так, как раньше. Небольшая прелюдия, потом быстрый всплеск эмоций и чувств, возможно, даже извержение вулкана. Но потом исторгнутая из раскаленных недр лава остынет, вулкан вновь затянет толстая кора, и останутся только комья черного шлака и пепла. Однако получилось наоборот. Эта любовь напоминала восхождение в гору. Трудные переходы день за днем, но с каждым шагом ты все ближе к солнцу, к сверкающим вершинам, все ярче становится свет.

Именно с ней он впервые серьезно задумался о том, что будет дальше. Годы проходят, а кисть и мольберт не могут заменить всего того, из чего складывается жизнь человека и его будущее. Калейдоскоп женщин в прошлой жизни убедил, что это постоянная игра в любовь, эти бесконечные качели из встреч и расставаний не для него. Он понял, что ему нужна одна, только одна, но настоящая и постоянная женщина. Такая, о которой он мечтал всю жизнь. И именно сейчас встретил то, что искал, а теперь изображает на своих полотнах.

Жаль только, что у них, скорее всего, не будет детей. Он почему-то не спросил сразу об этом. Посчитал бестактным выяснять, почему после семи лет замужества у нее никто не появился. В ходе их общения проблема защиты от беременности как-то не вставала. Он не пользовался противозачаточными средствами, просто не любил этого. Кристель не проявляла беспокойства по этому поводу. Поэтому, наверное, и не было необходимости обсуждать эту проблему.

Ладно, это не поздно будет сделать и потом. А пока надо найти пропавшее сокровище. Ибо на том месте, по которому он шарил рукой, никого не было. Других мест, куда она могла направиться, не так уж много. Он включил свет и осмотрелся. По крайней мере, в ванной комнате темно и тихо. В углах спальни, в шкафах и за шторами никто не таится, даже привидения. Остается или кухня, что маловероятно, или… Да нет, вряд ли. Это еще менее вероятно. Но стоит все же проверить. А вдруг у нее появился художественный лунатизм.

Ференц надел спортивные трусы из синего шелка, синюю хлопчатобумажную майку… Немного подумал и набросил сверху голубой махровый халат, для приличия, на случай встречи с прислугой, а также потому, что его что-то познабливало. Наверное, все же нервничал. Затем завершил ритуал одевания, натянув на ноги синие матерчатые китайские туфли на веревочной подошве, которые обычно надевал для занятий боевыми искусствами. Поход на кухню и в столовую не дал никаких результатов. Никто не стучал вилкой по тарелкам и не рылся в холодильнике. Даже отъевшийся Роланд явно потерял интерес к ночным походам на кухню.

Прогулки по двору исключались. По дому тоже. Все же он не Синяя борода, и ей не надо прочесывать его замок в поисках запертой комнаты. Для нее открыты все помещения. Почти все. Кроме хранилища его картин. Его полотен, которые никогда не были на выставке. Которые никто не видел, кроме него самого и Кристоса. Двенадцать картин, как двенадцать апостолов. Каждая отражала какую-то сторону его души и его переживаний. В этих картинах был он сам и его прошлое. Именно за ними и охотился его сводный родственник по матери, его спонсор и его управляющий делами. Может быть, когда-нибудь он покажет их и этой женщине, которая сейчас загадочно исчезла из его спальни.

Сбежать совсем она не могла, поскольку разбросанные по спальне предметы дамского туалета оставались на прежнем месте. Например, бюстгальтер, от которого он помог ей избавиться, а потом метко забросил на спинку кресла. Хоть это и маловероятно, но остается только мастерская.

Ференц открыл дверь и застыл у входа в ее собственный храм искусства, не веря глазам своим. Конечно, в глубине души он не исключал такое. Но все же…

Кристель стояла у мольберта, задумчиво глядя на полотно, не замечая ничего вокруг. В одной прозрачной и короткой ночной рубашке и босиком. В ореоле какого-то неземного, серебристого свечения вокруг тела, которое создавал струящийся через окно свет луны. Он залюбовался этим чудесным видением, боясь спугнуть нахлынувшие мысли и чувства. Боясь потревожить это воплощение своей мечты, девушку из своих снов и видений.