Нектар любви

— Может, он и не поедет с нами. Ты ведь не возражаешь, не так ли?

— Нет, — устало сказала я.

—

Я не возражаю.

Добавить больше мне было нечего. Я заставила себя пройти в свою комнату, прихватив свой чемодан; после этого я занялась распаковкой вещей. Зачем я вообще столько суечусь с этой покупкой, если никому не нужно это поместье? Я готова была заплакать, если бы это не было такой явной слабостью. Кроме того, я была слишком раздражена, чтобы плакать. В глубине души у меня поднималась злость, злость на них на всех! Чтобы усугубить дело, мой дядя положил еще одну кучу счетов на мой туалетный столик, большинство из которых, как я обнаружила, были за непозволительные прихоти, без которых мы вполне могли обойтись.

Я села на краешек кровати и все же заплакала, а все это время маленький уличный оркестрик под окном играл одну и ту же мелодию, отчего я плакала все сильнее и сильнее.

Дядя Филипп был чрезвычайно заинтересован моим рассказом о поместье Лонкветов.

— Я убирал там тростник один или два раза, — сказал он мне. — Мистер Лонквет честный человек, с ним было приятно иметь дело.

— Он и на меня произвел хорошее впечатление, — призналась я. — Но я не так уверена в его жене и дочери!

Дядя Филипп легко рассмеялся:

— Я их не слишком хорошо знаю. Ах нет, как-то мы встречались, но миссис Лонквет давно испытывает ко мне неприязнь, и я с тех пор не видел ее. Тебе не понравилась ее дочь, ты сказала?

Я моргнула.

— Я не сказала, что она мне не нравится, — защищалась я. — Она хорошенькая и, наверное, очень милая…

— И волочится за Даниэлем?

— Я так не говорила! — быстро ответила я. Слишком быстро.

— Нет. Но это правда? — настаивал мой дядя. — Видишь ли, девочка, кажется, я понял, почему это Даниэль вдруг стал таким услужливым. Ведь перед этим он не вылезал из кожи, чтобы намазать наш хлеб маслом.

— Ты думаешь, что он делает это ради Памелы? — спросила я. Я поняла, что сама эта мысль причиняет мне почти физическое отвращение.

— А ты можешь предложить какое-нибудь другое объяснение? — мрачно поинтересовался дядя Филипп. — Если у тебя оно и есть, то боюсь, что я лично не вижу другого.

Я печально покачала головой. Я не могла поверить в это. Я не поверю этому! Но я не могла и объяснить его поведения. Аарон должен сделать это, подумала я. И это должно быть очень убедительное объяснение, иначе никакой сделки не состоится. Я почувствовала прилив гордости за свою независимость. Ничто и никто ведь не сможет мне помешать, если я раздумаю покупать поместье. Это мои деньги. Завтра я встречусь с ним и разберусь с этим делом.

Я ускользнула от дяди сразу, как только представилась возможность. Мне захотелось побыть одной, но в традициях Вест-Индии, так как я не искала физического одиночества; мне хотелось затеряться в толпе, удалиться от людей, которых я знала, и раствориться в безличном уличном веселье.

В холле никого не было, и я беспрепятственно выскользнула на улицу. Еще не начинало темнеть, но большинство людей уже закончили дневную работу и отдыхали, готовясь к карнавалу. Некоторые начали готовиться к нему еще с кануна Нового года, но волнение возрастало с каждым днем по мере приближения сезона. Теперь я понимала, почему Тринидад называли островом Песен, так как почти каждый здесь был бардом-любителем. Уличные оркестры вошли в обиход в День Победы в 1945 году, когда каждый схватил, кто что мог, чтобы отбивать триумфальные ритмы во время парада в Порт-оф-Спейне. Мусорные ящики, ведра, канистры из-под масла, горшки, кастрюли и жестянки из-под печенья — все пошло в дело, и благодаря своим природным музыкальным талантам тринидадцы умудрились извлечь из всего этого гармоничные звуки. Так и появились первые стил-бэнды — уличные оркестры. С тех пор стил-бэнды прочно вошли в моду. С трудом можно было найти место, куда не доносились бы их звуки. Они стали как бы торговой маркой островов, и я уже начинала гордиться ими, как и все остальные обитатели.

Люди сновали мимо меня, когда я спешила по запруженной людьми улице.

— Готовы подпрыгнуть? — спросила меня улыбающаяся пара негров.

Я покачала головой, не совсем понимая, что они имеют в виду.

— Подпрыгивайте, люди! Подпрыгивайте! — кричал мужчина, подтверждая свои слова замысловатыми движениями ног.

Я усмехнулась ему.

— Вы это так называете? — спросила я.

— Смотри, а вот и Джу-Вей! — закричал он, вращая глазами. — Джу-Вей! Джу-Вей! Джу-Вей! — радостно скандировал он в такт ближайшему стил-бэнду.

Это была захватывающая сцена. Все вокруг меня пустились в пляс, но я была слишком застенчива, чтобы присоединиться к остальным. Однако я с удовольствием наблюдала за всеми, и так как это никого не смущало, то я до конца насладилась этим зрелищем.

В конце улицы я наткнулась на Губерта. Он вцепился в мою руку, чтобы толпа нас тут же не разъединила, и мы засмеялись.

— Что означает «Джу-Вей»? — спросила я его.

— Так по-тринидадски звучат французские слова «день открытия», первый день карнавала, — тут же ответил он.

— О! — воскликнула я. — Так вот почему они все подпрыгивают!

— Так принято, — объяснил он. — Кажется, у них неплохо получается, ведь правда?

Он весело скакал рядом со мной, делая несколько танцевальных движений в такт одной группе, затем подтанцовывая с другой группой.

— Давай пойдем сегодня в палатку!

Я взглянула на него, озадаченная:

— В палатку?

Он объяснил, что палатка — это одна из гигантских репетиций новых песен-калипсо, написанных и исполняемых различными оркестрами, из которых будет выбрана самая лучшая песня года, и ее будут торжественно распевать во время дорожного марша огромной процессии карнавала.

— Ты хочешь пойти? — повторил он.

Я кивнула, хотя все еще сомневалась:

— Да… Да, думаю, что да.

Он поймал такси, после чего обнаружил, что у него нет наличных денег, чтобы расплатиться.

— Ты сможешь заплатить? — спросил он.

— В общем, могу, — вздохнула я. Но меня встревожил этот инцидент, напомнив, что мне жилось бы намного легче без разорительных привычек моего семейства.

Такси мчалось по запруженной улице. Мы проехали мечеть Хама-Масхида и въехали на Восточный рынок, который все еще был открыт. Перцы, зеленые и красные, тыквы всех форм, маниока, молочно-белые дашины, совершенно гигантских размеров, пурпурные баклажаны, манго, бананы и много чего еще — все это было навалено грудами на многочисленных прилавках. Продавцы были облачены в одежды ослепительных цветов и соревновались в распевании монотонных мелодий, которые приехали сюда прямо из Африки, не претерпев никаких изменений.

Здесь уже собралась огромная толпа в ожидании новых песен-калипсо. Некоторые уже надели части своих карнавальных костюмов, чтобы посмотреть, какое это произведет впечатление. Это была добродушная толпа представителей всех рас. Они болтали и смеялись и напевали куплеты разных калипсо. Губерт отыскал группу своих друзей и теперь, присоединившись к ним, попивал лимонад. Я подумала, что он забыл о том, что привел меня сюда, так как он никому меня не представил, и я раздумывала, что же мне делать. Затем один из стил-бэндов заиграл вдохновенней и напористей, толпа подалась вперед, сжимая меня все сильнее и сильнее, атмосфера становилась все удушливее, и я почти не слышала песни, так вокруг меня все громко комментировали происходящее и подпевали выступающим.

Калипсо была встречена громом аплодисментов. Мне понравился приятный ритм музыки и удачное сочетание многих слов; но здесь собралась изощренная публика, которая не глядя могла определить, у какого ансамбля лучшие «пинг-понги», «тихие кастрюли», «вторые кастрюли», «теноровые киттлы» и «мелодичные бумы». Если оркестр на минуту сбивался с ритма, то тут же находился доброжелатель, который указывал на это, выдавая с юмором собственную версию вдохновившей его калипсо.