Верю тебе

Это произошло два часа назад, когда Эмма отказалась вернуть ему его жизнь.

Раф подавил стон. Он продолжал любить ее. Даже зная, что она не доверяет ему, что думает только о себе.

Однако… как мог он осуждать ее за эгоизм? Ей не на кого было опереться в жизни. Она привыкла защищаться, заботиться о себе сама, потому что некому было позаботиться о ней.

Так что важнее, Эмма или его прошлое?

Что за вопрос? Эмма была важнее для него всего остального в мире, за исключением, может быть, Габи.

Что такое какие-то воспоминания в сравнении с ней? Они не могли согреть по ночам, поцеловать или обнять его. Они не могли его любить. Эмма была второй половинкой его души, которой ему недоставало больше шести лет.

Раф откинул голову на узкую спинку кресла, поморщившись от неожиданного прозрения.

Он сделал то, чего Эмма всегда боялась. «Либо все по-моему, либо до свидания» — вот мужская логика. Мужчины в ее жизни решали свои проблемы за ее счет, заставляя поступать так, как они считали нужным.

Что и он попытался сделать.

Черт, черт, черт!

Она имела полное право не доверять ему. И теперь он должен доказать, что будет рядом с ней до конца ее жизни, что бы ни случилось.

Раф приземлился в Хьюстоне в десять и сразу направился к билетной кассе. До половины седьмого утра на Мемфис не было ни одного рейса.

Он забронировал место и подавил желание позвонить Эмме. То, что он хотел сказать, надо было сказать лично.

Он купил какой-то детектив и сел в уголке, чтобы переждать ночь.

Раф едва сдерживал нетерпение, пока пассажиры стаскивали с полок багаж и медленно тянулись к входу в здание мемфисского аэропорта.

Ему не терпелось поскорее поехать домой, к Эмме. Всю ночь он думал, в чем Эмма могла его обвинять: в том, что он никогда не любил ее, что просто использовал, чтобы восстановить память.

Нет, надо прекратить терзать себя.

Наконец впереди забрезжил просвет. Раф обогнал несколько еле тащившихся пассажиров и вошел в здание аэропорта. Сделав три шага, он остановился, и человек, шедший за ним следом, налетел на него. Раф почти не заметил этого, он видел только Эмму, сидевшую на стуле во втором ряду.

Он тряхнул головой, чтобы отделаться от наваждения, но Эмма не исчезла. Она медленно встала.

— Раф!

Он видел, как ее губы произнесли его имя, но шум толпы и громкие объявления по радио заглушили ее голос.

Еще два шага — и он обхватил ее. Ее руки так крепко вцепились в него, что он подумал, что она никогда его не отпустит.

Слава Богу.

Прости. Прости. Прости…

Они повторяли это, как молитву, одновременно.

Раф убрал прядь волос у нее со щеки.

— Как ты узнала, что я прилетаю?

— Я не знала. — Она достала билет из сумочки. — Я собиралась вылететь сейчас в Хьюстон.

Раф бросил взгляд на билет, потом внимательно всмотрелся в ее красивое и такое родное лицо. Она собиралась в Хьюстон. Она верила ему. Она любила его.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. Он улыбнулся.

— Я знаю.

— Что… — Эмма почувствовала толчок в спину, они стояли в самом центре забитого людьми прохода. Раф взял Эмму за руку и повел через зал к свободному месту. Они встали в уголке, и он обнял ее.

— Тут лучше. Теперь мы сможем поговорить.

— Что ты тут делаешь? — строго спросила она. — Ты же улетел в Хьюстон? Он кивнул.

— И первым самолетом вернулся обратно.

— Правда?

Ее лицо мгновенно озарилось любовью.

Он кивнул.

— Как только я поднялся в воздух, я понял, какую ужасную ошибку совершил. Ты права, querida. Прошлое не имеет значения. Важно то, что ты здесь, сейчас в моих объятиях.

— О, Раф. — Эмму вдруг ослепили слезы. — Твоя память…

— Плевать на мою память. — Он еще крепче обнял ее. — Это не она делает меня здоровым, а ты. Слезы потекли у нее по лицу.

— Это лучшее, что мне когда-либо говорили в жизни.

Он поцеловал ее в висок.

— Поедем домой, любимая. Он потянул ее за руку, но Эмма не сдвинулась с места.

— Нет.

Он остановился и удивленно посмотрел на нее.

— Мы полетим в Хьюстон, — твердо заявила она. — Следующим рейсом. Он грустно улыбнулся.

— Тебе не надо делать этого, querida. Я сказал тебе…

— Я помню, что ты сказал, но ты не прав. Прошлое имеет значение, во всяком случае, для тебя. Поэтому мы полетим в Хьюстон, чтобы к тебе полностью вернулась память.

— Но…

— Позволь мне сделать это для тебя. Пожалуйста. — Она ласково провела пальцем по шраму у него на лице. — Ты так много сделал для меня.

— Я думал, ты боялась, как бы я не вернулся к репортерской работе.

— И сейчас боюсь. Но если тебе это нужно… — Она криво улыбнулась. — Я буду беспокоиться, я заставлю тебя звонить каждый час, но…

Он притянул ее к себе.

— Я не вернусь к репортерской работе. Никогда. Поняла?

Она приложила ладонь к его губам.

— Тшш, мы не знаем, что принесет нам будущее. У нас есть только настоящее. Давай просто радоваться тому, что мы снова вместе.

— Но я действительно не собираюсь возвращаться к репортерской работе, настойчиво повторил он. — Мне нужно, чтобы ты поверила мне, Эмма.

Она вдруг поняла, что поверила.

— Знаешь, я верю тебе. Поразительно! Я не испытывала такого долгие годы. Я чувствую себя… такой легкой. Такой свободной. — Она обняла его за шею и поцеловала прямо в губы. — Спасибо, querido. Ты вернул мне способность верить.

— Значит, теперь ты такая, какой была, когда мы поженились, да? И я могу любить тебя такой, какой ты была, потому что ты такая же и сегодня?

Она улыбнулась.

— Люби меня как тебе угодно. Только люби. Он взял ее лицо в ладони и крепко поцеловал.

— Я буду любить тебя вечно. Эмма едва могла говорить от переполнявших ее чувств.

— Знаешь, я, наверное, должна вести себя хорошо до конца своих дней, да? Чтобы соединиться на небесах со своим ангелом. Может быть, твои крылья исцелятся к тому времени?

Он покачал головой.

— Мои крылья уже исцелились. Твоя любовь и любовь Габи сделали меня здоровым. Моя семья — это все, что мне нужно. А теперь нам пора домой.

— А что делать с моим билетом в Хьюстон?

— Давай поменяем его на билет на Багамы. Или, если хочешь, отправимся в горы на наш медовый месяц?

Сплетя пальцы, они пошли по залу.

— Теперь, когда твои крылья в порядке, почему мы не летим?

— Пожалуй, ты права. — Он наклонился и поцеловал ее. — Мне кажется, я могу сейчас взлететь.