Единожды отвергнув

На этот раз они любили друг друга гораздо более страстно, яростно, конвульсивно, словно понимая, что скоро их отношениям придет конец. Но даже вознесясь к самым вершинам наслаждения, Джессика не обрела покоя. Напротив, пустота в ее душе как будто увеличилась.

Когда утренние солнечные лучи позолотили белые занавески на окнах, Фелипе проснулся, сел на постели и взглянул на Джессику.

Минувшая ночь была насыщена не только эротикой, но и чувствами. Еще ни одна женщина не была настолько близка ему. Когда она вскрикивала на пике удовольствия, для него это было приятнее собственной разрядки. Они идеально подходят друг другу. И не существует никаких препятствий для того, чтобы они и дальше оставались вместе.

Разумеется, если только Джессика согласится стать его любовницей. Фелипе готов всецело взять на себя заботу о ней. У нее никогда ни в чем не будет недостатка — ни в нарядах, ни в автомобилях, ни в деньгах или украшениях. Джессика сможет путешествовать, развлекаться, управлять конезаводом — словом, делать что угодно, за исключением двух вещей.

Она не сможет носить имя Рабаля и рожать ему детей.

Дьявол! Что, если Джессика уже сейчас беременна? В спальне Фелипе не забыл о предохранении, но раньше, в кабинете, это напрочь вылетело у него из головы.

Вздохнув, Джессика потянулась и открыла глаза.

— Доброе утро, — тихо слетело с ее уст.

— Доброе, — ответил Фелипе странно хриплым голосом. Он вдруг ясно понял, что лишает Джессику того, чего она хочет и заслуживает. Он страстно желает ее, но не может обещать верности, замужества, семьи...

И все-таки ему придется проявить твердость. Нужно помнить о Серене. Проблемы сестры следует решать в первую очередь. Чтобы не повторилась трагедия, некогда случившаяся с Роберто.

Фелипе стиснул обнаженные плечи Джессики и принялся целовать уголки ее рта, глаз, кончики бровей.

— Давай пока не будем принимать окончательного решения, ладно?

— Рано или поздно к этому придется вернуться.

— Да. Но у нас еще есть время.

10

В дверь постучали, и горничная сказала, что Рабалю звонят из города. Тот быстро натянул брюки и рубашку и ушел. Не дожидаясь его возвращения, Джессика направилась в свою комнату, где приняла душ и оделась.

Завтракать ей пришлось в одиночестве. Когда она допивала кофе, появился веселый и улыбающийся Фелипе. Вероятно, ему сообщили что-то о Серене. Он предложил Джессике вечером прогуляться в город, и она согласилась.

День прошел в обычных занятиях. Ближе к пяти Фелипе усадил Джессику в свой «роллс-ройс» и повез в Санта-Крус.

— Люблю этот город, — заметил он, когда они свернули на главную улицу. — Надо было нам раньше выбраться. Поужинать в каком-нибудь известном заведении, потанцевать...

Этим они и занялись в уютном ресторане центральной гостиницы. Джессике здесь очень понравилось, хотя есть ей не хотелось. И вообще, если уж говорить начистоту, она с большим удовольствием вернулась бы в поместье, где можно было стянуть с Фелипе рубашку, прижаться к его обнаженной груди и заняться с ним любовью.

За столиком Джессика сидела как на иголках. Взглянув на нее, он наполнил вином бокалы, а затем опустил руку и коснулся ее бедра.

— Дорогая...

— Да? — вздрогнула она.

— Умоляю, не думай пока о будущем. Давай отложим тревоги на потом.

Джессика медленно покачала головой.

— Я должна вернуться домой.

— В поместье?

Фелипе прекрасно понимает, о чем я говорю, мелькнуло в голове Джессики, но ему нравится продолжать игру.

— Нет, в Техас.

— Ты в самом деле хочешь завести роман на расстоянии?

— Нет, никакого романа мне не нужно.

— Детка, я мог бы взять на себя заботу о тебе.

— Этого я тоже не желаю.

Он прищурился.

— А чего же ты хочешь?

— Ты знаешь.

— Все равно скажи. Порадуй меня. Возможно, это последняя ночь, которую мы проводим вместе.

Какие ужасные слова! От них веет тоской одиночества.

Губы Джессики задрожали, но она заставила себя ответить.

— Я хочу любви. И уважения.

Фелипе в сердцах бросил на стол салфетку.

— Неужели ты думаешь, что я не уважаю тебя? — Сидящие за соседними столиками посетители начали удивленно оборачиваться на них. — Но какого уважения ты требуешь? — продолжал он. — Я выслушиваю тебя, учитываю твои пожелания, принимаю суждения... В чем ты видишь неуважение?

Джессика сидела потупившись. Ей непросто было спорить с Фелипе.

— Никаких суждений ты не принимаешь, да и выслушиваешь вполуха, — возразила она. — Когда я пыталась побеседовать с тобой о Серене...

— Это другое, — прервал он. — Я подразумеваю нас с тобой.

— Ладно. В таком случае неуважение заключается в том, что ты не считаешь возможным жениться на мне.

— Мы едва знаем друг друга.

— Брось. Ты знаешь меня достаточно, чтобы желать. Чтобы перевезти через полмира к себе домой и даже поручить присматривать за сестрой.

— Но ты не вписываешься в мое понимание брака.

— Как можно произносить подобные слова с такой серьезной физиономией?

— Джессика, прошу тебя!

— Разве существует закон, запрещающий жениться на таких, как я?

— Официального нет. Зато есть неписаный.

— Иными словами, все упирается в обычаи и социальные предрассудки.

— Почему об этом нужно говорить именно сейчас?

Джессика и сама не знала. Просто эта тема не давала ей покоя. Вопрос брака следует обговорить, даже если это означает полный разрыв отношений.

— Я даже не уверена, хочу ли за тебя замуж, но одно то, что ты не считаешь возможным вступить со мной в брак, сводит меня с ума.

— А меня бесишь ты. Ведь тебе прекрасно известно, почему ты здесь и какое соглашение мы заключили.

— Ах да, наш контракт! — Конечно, теперь она вечно будет в долгу. Как можно было об этом забыть? Джессика поднялась и взяла сумочку. — Я возвращаюсь. Соберу вещи и улечу в Штаты.

Фелипе быстро поднялся и заставил ее снова сесть.

— Я не хочу ехать в поместье с тобой. — Она чувствовала себя так, будто душа ее сгорела, оставив после себя лишь пепел. — Лучше мне упаковать сумки в твое отсутствие.

— Для тебя, возможно, и лучше, однако я не могу позволить, чтобы ты устраивала мне сцену в общественном месте.

Судя по всему, чувства Джессики совершенно не задевали Фелипе, Его волновало только собственное достоинство и необходимость сохранить лицо.

По правде сказать, Джессика была рада, что снова оказалась на стуле. Ноги не держали ее, и она не смогла бы уйти, даже если бы захотела.

Фелипе жестом подозвал официанта и расплатился по счету. Затем встал, взял Джессику под руку и повел к выходу.

— Хорошенький спектакль ты устроила, — сдержанно произнес он, когда они сели в «роллс-ройс» и тронулись с места. — Добилась желаемого?

Джессика устало пожала плечами.

— Не стоит винить меня одну. Ты сердишься, потому что я пожелала большего, нежели обычный секс.

— Насколько мне не изменяет память, обычного секса у нас не было. Я помню только тот, что высекал искры из нас обоих.

— Это еще не дает тебе права самонадеянно полагать, что теперь я с готовностью соглашусь на роль любовницы!

— Возможно, тебе это не по вкусу, но ты уже являешься моей любовницей. Или подружкой, приятельницей, называй как хочешь. Прошлой ночью ты почему-то не делала из этого трагедии. Что же случилось сейчас?

— Наверное, я еще не до конца осознала, что оказалась в тупике.

— Я терплю твои рассуждения лишь потому, что мы оба устали. И все-таки позволь напомнить, что о браке речи никогда не велось. Тебе не хуже моего известно, что наша связь стала своего рода премией, поощрением, которое...

— Послушай, только не говори об этом, как о финансовой операции!

Сверкнув глазами, Фелипе выругался по-испански.

— Джессика, я не хочу сражаться с тобой!