Ветка омелы

Жером слегка пожал плечами.

— Ну, в такие подробности он меня не посвящал, однако, зная брата, позволю себе усомниться, что он стал завсегдатаем борделей.

— Я не это имела в виду… — начала Фейт, но осеклась — подтекст и так был слишком ясен. — Извини, Жером, конечно нет. — Она подалась вперед и неожиданно поцеловала его в щеку. — Спасибо тебе, мой несостоявшийся братец. Мне очень важно знать, что хотя бы ты меня простил.

Жером взял ее руку и поднес к губам.

— Меня ты ничем не обидела. Может, тебе стоит поговорить с Эриком и убедить его, что ты его действительно любишь?

— Ты прекрасно знаешь своего брата. Неужели ты думаешь, что он поверит хоть одному моему слову? Я приехала сюда на крестины, и только. Как только все закончится, я уеду навсегда. — Голос Фейт дрогнул.

— Разве ты не приедешь на крестины моего сына?

— А если будет дочь? — Фейт не сдержала улыбку.

— Сын. Ты не ответила на мой вопрос.

— Я больше не собираюсь сюда приезжать. Ты можешь выслать мне фото, — с усмешкой ответила Фейт.

— Обязательно вышлю, обещаю тебе. — Жером наклонился и поцеловал Фейт в щеку. — Я никогда не забуду тебя, моя «почти сестричка».

Фейт сморгнула слезу, когда он скрылся в доме. В последний раз мы видимся вот так, один на один. Как только закончатся крестины — если, конечно, я выдержу до тех пор, — я распрощаюсь со всеми навсегда. Конечно, я буду поддерживать связь с Эвелиной по почте или по телефону, но поездок сюда больше не будет.

Упала книга, которую Фейт пыталась читать, и, наклонившись за ней, она вдруг замерла: на другом конце дворика показалась знакомая фигура мужчины, который направлялся прямо к ней. Эрик был в костюме для верховой езды, его лицо было угрюмым.

Фейт медленно выпрямилась, чувствуя, как сердце запрыгало в груди. Эрик явно был чем-то разгневан. Фейт хотела встать, чтобы, разговаривая, не смотреть на него снизу вверх, но ноги не слушались ее.

— У тебя осталась хоть капля стыда?! — набросился на нее Эрик. — Ты пытаешься флиртовать с моим братом буквально под носом у его беременной жены! И не пытайся отрицать, я все видел!

— Видел что? — раздраженно осведомилась Фейт.

Эрик остановился совсем рядом, нависая над ней. Его рубашка была не застегнута, и Фейт облизнула кончиком языка пересохшие губы, представив, как уткнулась бы лицом в его грудь, поддавшись острому желанию.

— Ты поцеловала Жерома, — тоном обвинителя сказал Эрик, — и добилась ответного поцелуя.

— Ничего страшного не произошло, — возразила Фейт, стараясь подавить предательскую дрожь в голосе. — Мы поцеловали друг друга в щеку. Обычный дружеский поцелуй. Я вижу, тебя раздражают любые проявления дружбы между нами, но это еще не повод, чтобы я плевала Жерому в лицо.

Его черные глаза загорелись неуправляемым гневом. Опершись коленом на край шезлонга, Эрик схватил Фейт за плечи и резко привлек к себе, так что ее губы оказались вровень с его ищущим ртом. Фейт стала беспомощно колотить кулаками по груди Эрика, стараясь хоть как-то освободиться.

Когда он все же отпустил Фейт, глаза ее были как два бездонных колодца, она часто дышала, стараясь справиться с охватившим ее волнением.

— Пора покончить с этим! — наконец смогла выговорить Фейт.

— Ты должна мне больше, чем пару поцелуев, — скрипнув зубами, процедил Эрик. — Если ты посмеешь остаться, за мой позор ты заплатишь мне сполна, уж это я обещаю!

— Если я уеду, то пропущу крестины, — дрожащим голосом напомнила Фейт. — Твой отец не заслужил такого оскорбления. Можешь ты хоть ради него взять себя в руки?

У Эрика заходили желваки на скулах, когда он посмотрел на обращенное к нему красивое лицо.

— Как ты вообще смеешь говорить об уважении? Ты и твоя мачеха привыкли действовать лишь в своих интересах!

— Когда-то ты мог думать так об Эвелине, — возразила Фейт, — но сейчас надо быть слепым, чтобы не видеть, что она действительно любит твоего отца. В конце концов, она родила от него ребенка!

— И не скрывает, что получилось так по воле случая. — Эрик засунул руки в карманы, его лицо было непроницаемым. — Ребенок — это что-то вроде страховки, если отец вдруг разлюбит ее. Эвелина ненавидела свою беременность. И к мальчику не питает материнских чувств.

Что касается беременности, тут он, возможно и прав, признала Фейт. Утраченная стройность фигуры — для Эвелины вполне достаточный повод, чтобы впасть в депрессию. Правда и то, что она не собирается полностью посвящать себя материнству. Но в материнских чувствах к ребенку Фейт не сомневалась, вспомнив нежность в голубых глазах Эвелины, когда та держала сына на руках.

— Не все женщины рождаются с материнским инстинктом, — сказала Фейт, — однако это не означает, что у них нет чувств к своему ребенку. Но беременность в качестве страховки — с этим я никогда не соглашусь! На такое Эвелина никогда не пошла бы. А что касается тебя, Эрик… — продолжала она, собрав в кулак всю свою решимость, — ты совершенно не способен на компромисс. Ну хорошо, я обошлась с тобой отвратительно. Я, как видно, напрасно пытаюсь убедить тебя, что действительно любила тебя, и не жду, что ты простишь или все забудешь. Но ты мужчина и мог бы отбросить свои обиды и претензии хотя бы на время моего пребывания здесь. Я скоро уеду, так что потерпи немного.

Что-то вспыхнуло на мгновение в глазах Эрика, но выражение лица не смягчилось.

— Значит, ты считаешь, что я не способен на компромисс, — изрек он и, резко развернувшись, ушел. Фейт медленно опустилась на подушки шезлонга. Да, это была завуалированная угроза. Мне придется расплачиваться, если я останусь. Что ж, бесстрашно решила Фейт, я пройду через это. Может, таким образом мне удастся вернуть Эрика? Ведь он любил меня. Кто сказал, что любовь нельзя воскресить? Что я теряю, кроме пресловутой гордости?

Фейт поднялась в детскую и полчаса играла с проснувшимся ребенком под недреманным оком Жюли. Малыш был просто очарователен и заливался смехом, когда Фейт тискала его. Казалось, он понимал каждое ее слово. Когда Фейт убрала свой палец, который Никки пытался кусать беззубыми деснами, малыш продемонстрировал характер, о котором говорил Гюстав. Он капризно выпятил губу и разразился пронзительным ревом, от которого чуть не лопались перепонки.

— Могучие легкие, — гордо прокомментировала Жюли. — Из него вырастет сильный мужчина. Вам надо завести своего ребенка, — добавила она. — Из вас получится хорошая мать.

Хотя год назад этой девушки здесь не было, вряд ли ей не известна история моих отношений с Эриком, отметила про себя Фейт. Но в Жюли не чувствуется враждебности, которую проявляют ко мне остальные слуги.

— Когда-нибудь рожу, — заверила ее Фейт. — И даже не одного. — И вскрикнула от боли — Никки запустил ручонки в ее волосы. — Ах ты, маленький безобразник! Мне больно!

Жюли, смеясь, пришла ей на помощь под протестующие вопли Никки. Они все еще старались освободить волосы Фейт от цепких пальчиков, когда в комнату вошел Эрик.

— Успокойте же наконец ребенка!.. — начал он, но осекся, увидев, что здесь происходит. — Какого черта…

— Твой маленький брат отрабатывает хватку Кьюте, — объяснила Фейт. — Извини, что тебя побеспокоили, но в этом возрасте малышам свойственно подавать голос.

— Можно подумать, ты большой специалист в этом вопросе, — иронично заметил Эрик.

В облегающих кремовых брюках и в темной шелковой рубашке он был великолепен. Фейт стоило больших усилий подавить восторженный вздох.

— Во всяком случае, я разбираюсь в этом больше тебя. Говорят, это природный инстинкт, который я уже успела развить в общении с ребенком подруги. — Фейт передала хныкающего малыша Жюли. — Я пойду, а вы успокойте его.

Эрик отступил, пропуская Фейт, и с нескрываемым презрением процедил:

— Кого ты тут собралась впечатлять своими материнскими инстинктами?

— Уж конечно не тебя. Сомневаюсь, что тебя так всполошили всхлипы ребенка!

— Всхлипы! — Он насмешливо улыбнулся и снова на мгновение превратился в мужчину, которого Фейт когда-то знала и любила. — Они будят меня каждую ночь!