Горячая поклонница

— Конечно. Я удивился, увидев здесь Рики.

Мальчик стоял у стола. Он был одет, как одевались все мальчишки его возраста: мешковатые штаны, едва державшиеся на бедрах, майка под расстегнутой рубашкой. Если он еще не примкнул к какой-нибудь банде, то изо всех сил старался создать такое впечатление.

Ана нахмурилась:

— Ты знаешь Рики?

— Я тебе о нем рассказывал, помнишь?

— Это был мой Рики?

— Я не знал, что он твой, до сегодняшнего дня.

Ана некоторое время молча смотрела на него.

— Представления не имела, что Рики приходил в «Надежду Ханны». Мне следовало догадаться. Ты, наверное, думаешь, что я ужасная тетя.

— Я думаю, что ты была очень занята. — Уорд кивнул на Лену. — Если она твоя кузина, почему не пришла сама? Почему сын решает за нее такие вещи?

Ана посмотрела на Лену. Та была всего на несколько лет старше, но усталость и возраст уже оставили на ее лице след.

— Мы не очень близки.

— Почему?

— Помнишь, я говорила тебе, чему меня учили родители? Лена — наглядный пример того, что бывает, когда не слушаешь родителей. Ее отец — старший брат моего отца, Лена на три года старше меня. Они жили в двух домах от нас. Лена забеременела, когда ей было пятнадцать, как раз когда мои родители переехали в Виста-дель-Мар. Она бросила школу и всю жизнь работала на износ, но денег все равно едва хватает. — В который раз Ана попыталась представить себя на месте Лены, и опять у нее ничего не получилось. — Она очень не хочет, чтобы Рики пошел по ее стопам.

— Ты думаешь, поэтому она и не пришла?

— Может быть. Она недолюбливает меня. — Ана горестно вздохнула. — К тому же она очень гордая. Почти все здесь работают на «Уорт индастриз». Никто не знает, чем обернется перемена власти, но никто и не признается, что ему или ей нужна помощь. — Ана отставила свою тарелку и повернулась к Уорду. — Поэтому «Надежда Ханны» так важна. Ты понимаешь это?

— Я давно понимаю это, — раздраженно ответил он. — А вот понимаешь ли ты?

— Что это значит?

— Ты хоронишь себя под горой бумаг, — он был очень серьезен, — потому что боишься выйти к людям и поговорить с ними лицом к лицу.

— Это смешно.

Она вскочила, подошла к мусорному баку и бросила туда тарелку.

Он пошел за ней на кухню. Все были на улице, и они остались вдвоем в маленькой уютной комнатке.

— Так смешно, что ты опять убегаешь вместо ответа?

Она повернулась к нему и ткнула его пальцем в грудь:

— Не смей говорить, что я не делаю свою работу!

— Администрирование — только полдела, самая легкая часть. Труднее всего найти добровольцев, убедить их тратить на нас свое время, а еще тяжелее протянуть людям, нуждающимся в помощи, руку и убедить их принять ее.

Его слова ранили, и она отвернулась и стала собирать грязную посуду.

— Ты думаешь, я не знаю, как это все тяжело? — Она поставила самую большую миску в раковину и включила воду. — Ты думаешь, я не знаю, как упрямы необразованные бедняки? Ошибаешься. Я выросла среди таких людей.

— И потому сегодня ты ни слова не сказала про фонд?

— Я… — Она задохнулась, пытаясь придумать подходящий ответ, и процедила сквозь зубы: — Ты прав. Я не рассказывала им про «Надежду Ханны». Но это моя семья, это тяжело…

— Поэтому ты не поговорила с Леной? Потому что это тяжело?

Ана бросила посуду в раковину:

— Это нечестно.

— А то, что ты игнорируешь ее нужду, потому что тебе тяжело, — честно?

Она не смотрела на него, но знала, как внимательно он смотрит на нее.

— Хотя, может быть, ты думаешь, она не подходит нам.

Он прислонился к разделочному столу. Ана ничего не сказала в защиту Лены.

— Наверное, ты думаешь, что она безвозвратно погубила свою жизнь. Разве справится она с дополнительной нагрузкой в виде учебы?

Ана швырнула в раковину последнюю тарелку, и гора посуды обрушилась, подняв фонтан мыльной воды с остатками еды.

— Не смей судить ее! Ты не представляешь, каково это — быть бедной латиноамериканкой в этой стране!

Уорд невесело рассмеялся:

— Мне кажется, ты тоже не представляешь.

Она покачнулась:

— Не могу поверить, что ты сказал такое.

Его лицо смягчилось.

— Ты ведь сама в это веришь: что ты другая, что их борьба — не твоя. — Некоторое время он смотрел на нее, словно запоминая ее лицо, потом покачал головой. — Я в это не верю, а вот ты — да. Иначе ты рассмеялась бы или врезала мне.

Ана сжала губы, смаргивая слезы:

— Это что, какая-то проверка?

— Нет. Это то, что я думаю.

— Зачем ты все это говоришь?..

Она замолчала. Она не станет плакать перед ним, не позволит ему понять, что он раздавил ее. Она меньше всего ожидала, что его нежность вернется, но он осторожно взял ее за подбородок и заставил посмотреть на него.

— Я должен был сказать это. У тебя огромный потенциал, Ана, но ты должна побороть свой страх, что мир оттолкнет твою протянутую ему руку. Я не всегда смогу быть рядом, чтобы помочь тебе.

Если бы Ану ударили, она была бы поражена меньше. Он только что дал ей понять, что собирается уйти от нее. Прошлой ночью он получил желаемое, и она ему больше не нужна. Он был очень осторожен, но она все равно чуть не сошла с ума от боли. Ана знала, что их отношения когда-нибудь закончатся, но не ожидала, что разрыв так ранит ее.

— Что ж, — сказала она, глядя в стену над его плечом. — Хорошо, что ты совмещаешь обязанности члена правления и психолога.

— Я говорил не как член правления.

Она посмотрела на него, давая понять, что она и так все поняла. Он говорил не как член правления, а как ее парень, точнее, не как ее парень, а как парень, с которым она переспала. Хорошо, что она не строила никаких планов на их счет. Она просто не думала, что будет так больно.

По лицу Аны Уорд понял, что она не хочет, чтобы он трогал ее. Может быть, она никогда не захочет.

— Ладно, — резко сказала она. — Если уж мы заговорили честно, ты тоже не очень-то хорошо выполняешь свои обязанности.

Такого он не ожидал:

— Что?

— Как насчет Рейфа?

— А что насчет него?

— Ты его друг, повлияй на него.

— Влияние, которое я могу оказать на него, не распространяется на бизнес. Если он хочет закрыть фабрику, я ничего не могу сделать.

— Я не говорю про фабрику. — Она яростно завернула кран. — Я говорю про то, что он мог бы уделять больше времени фонду.

Он сделал шаг назад, стараясь держать себя в руках:

— Чего конкретно ты хочешь от меня?

Она ткнула в него ершиком:

— Для начала убеди его прийти на ярмарку в субботу. Сколько бы я ни звала его, он не обращает на меня внимания. Людям нужна уверенность, которую может дать им только он. Они должны знать, что, даже если он решить разобрать фабрику по кирпичику, он все равно будет поддерживать фонд.

— И ты думаешь, что все поймут, какой он хороший парень, если он появится на празднике?

— Я не предлагаю ему делать зверушек из шариков. Достаточно сказать несколько слов.

— О чем?

— Фонд учрежден в память о его матери, я уверена, он сможет что-нибудь сказать по этому поводу.

— Иными словами, он должен выставить свою скорбь напоказ.

— Совсем нет. — Она снова взмахнула ершиком. — Ты придираешься к словам!

— Извини, но я не думаю, что Рейф, говорящий о своей матери, сделает этот мир лучше.

— Как ты можешь быть таким бесчувственным? Этим людям нужен защитник, они беспомощны перед Рейфом! Если бы ты только мог понять, что это значит…

Он не стал дожидаться, пока она проткнет его ершиком, вырвал его из ее пальцев и бросил в раковину.

— Не думай, что я никогда ничего не боялся. Знаешь ли, страх потерять работу — ничто по сравнению со страхом потерять жену.

Ана смотрела на него так, словно вот-вот расплачется или извинится. Он боялся и того, и другого. Однако она обхватила себя руками и жестко сказала:

— Весь мир вертится вокруг нее.