Счастливое безвременье

Ей, смутно представляющей то время, когда она все-таки вынуждена будет выйти замуж и создать семью, нужен был совершенно иной, необычный спутник. Он должен был быть тонко чувствующим, но не истеричным дохляком; талантливым, но не подавляющим ее своими способностями и не перестающим развивать и свой, и ее талант. К тому же, он, естественно, должен был быть успешным и настоящим защитником, а не каким-нибудь шибзиком, повернутом на своих идеях-фикс. Именно такому она готова была бы доверить себя и свой талант актрисы. О любви Аля думала много, особенно когда читала книги и стихи, которые обожала, но Любовь в ее понимании была просто красивой метафорой, обозначающей восхищение одного человека другим - как в театре поклоняются любимым актерам (поклоняться, конечно же, должны были ей) - или выражением гармоничных отношений между двумя людьми, уважающими друг друга. Ни с чем другим она это красивое, звучное слово не связывала и каких-либо физических ощущений в присутствии одноклассников противоположного пола не испытывала.

Из тех, кто плавал в бассейне, никто ее вниманием не завладел. Она перевела взгляд вдаль, за корму, куда уносился пенный шлейф от корабля, и в голове ее начали рождаться строки:

"Качает вверх, качает вниз устойчивую палубу,

А мы летим с тобою ввысь, оторванные временем.

Уходит порт, уходит мир, подхваченные волнами,

Качают ветры нас под бриз в счастливом безвременье..."

Стихи Аля писала с раннего детства, и порой сама не понимала, что она этими стихами хотела сказать... Иногда ее стихи объяснял ей папа, а иногда благодаря этим стихам она просто ощущала свою особенность.

Часа через два солнце стало припекать, и оставаться на палубе не было больше сил. Аля с мамой ушли к себе в каюту, где и проспали по давно заведенному обычаю до пяти часов. В это время дома они даже отключали телефон, чтобы случайный звонок не потревожил их послеобеденный сон.

После ужина на свежем воздухе было особенно приятно. Отдыхающих на палубе было значительно меньше, так как многие потянулись на танцплощадку, с которой доносились волны вальса и танго вперемешку с песнями Лещенко, Хиля и Миансаровой. Танцы были интересны маме, но совершенно не интересовали Алю. К несчастью, Аля танцевать не умела. Несмотря на легкую фигурку и грациозность походки, она совершенно не понимала простых движений, а в вальсе учителю просто приходилось переставлять ей ноги, чтобы она сообразила, как ей следует двигаться. Потому на танцплощадку они не пошли, а вышли на ту же палубу, на которой отдыхали днем.

Слева от них через три шезлонга сидела блеклая полноватая девчонка примерно Алиного возраста с большим альбомом для рисования на коленях. Девочка поглядывала на Алю и быстро рисовала что-то карандашом. Аля встала, подошла к девчонке и увидела вокруг пустого, не прорисованного лица свои кудри. Девчонка явно пыталась нарисовать ее.

- Ты меня рисуешь? - спросила напрямик Аля.

- Тебя. А что, нельзя? - ответила вопросом на вопрос девочка и, не услышав отказа, представилась: - Меня зовут Катя. А тебя?

- Аля. Меня зовут Аля, - повторила для верности юная поэтесса.

- Ты ведь разрешишь мне нарисовать тебя? - переспросила Катя.

- Рисуй, если хочешь, - была приятно польщена Аля. - Меня уже рисовали однажды, вернее, писали мой портрет маслом. Настоящая художница, наша соседка. У нее даже была своя выставка в Киеве, - похвасталась Аля, умолчав при этом, что сам портрет ей жутко не понравился, потому что на портрете она была изображена в пол-оборота с абсолютно гладкими, без локонов, волосами, совсем без тени косметики, в белом гладком платье, сделавшем ее настоящим большим альбиносом с головы до ног. Хороша была лишь трава с синими васильками вокруг, но их живость делала Алю и вовсе неживой. Тем не менее, Алин папа повесил этот жуткий портрет над Алиным письменным столом и при каждом удобном случае хвастался перед немногочисленными гостями тем, что Алю писала настоящая профессиональная художница.

Аля села на стул напротив Кати, чтобы ей удобнее было делать набросок, который должен был быть впоследствии раскрашен цветными мелками.

Пока Катя рисовала набросок, девочки познакомились поближе, выяснили, что Катя всего на год моложе Али, что ей сейчас двенадцать лет и она учится в двух школах - обычной и художественной.

На следующий день шел дождь, поэтому болтаться на палубе было невозможно, и девчонки пошли в комнату отдыха, где Катя положила на стол рабочий блокнот и прежде чем начать рисовать, потянула Алю к себе на диван. Девочки сели рядом, и Катя, погладив Алю по руке и заглянув ей в глаза, проникновенно сказала:

- Ты такая красивая, Аля! Мне так приятно тебя рисовать! У тебя нежные руки и прозрачная кожа... Ты совсем ни на кого не похожа... И ты мне так нравишься... Я бы очень хотела с тобой дружить... - и Катя, вынув из кармана бесформенной юбки листок бумаги, подвинулась к Але еще ближе. - Послушай, что я вчера написала, - с придыханием произнесла она.

Пока Катя разворачивала листок, сложенный вчетверо, Аля постаралась отодвинуться от назойливой девчонки. Все, что ей говорила Катя, было и приятно, и неприятно одновременно. Казалось бы, хорошие слова, которые наверняка придется Але слышать не раз от будущих поклонников... Но было в поведении девочки что-то назойливо-липучее и нечистое. Неприятны были прикосновения посторонней девицы, неприятны были лезущие в душу взгляды... Але хотелось немедленно встать и уйти подальше от Кати, но та стала читать сочиненное ею вчера вечером стихотворение, от которого Алю бросило в жар.

"Чуть увидела тебя вчера,

Кругом завертелась голова.

Ты понравилась мне с первого мгновения,

Целовать готова я твои колени.

Буду радоваться я всегда,

Что послала мне тебя судьба.

Чудный миг записан в голове,

Пусть завидуют мне звезды в вышине.

Спасибо, мой прекрасный собеседник

За разрешение писать твой светлый лик.

Нам миг отпущен в этой жизни бренной

Запечатлеть тебя - и любоваться век".

Аля покраснела, что с ней происходило нечасто. Ей стало стыдно за эти глупые стихи, за то, что Катя такая дура, что не понимает, как они ужасны. В них вместо нормальных человеческих слов и чувств сплошь какие-то... поганки. Другого, более подходящего слова, Аля найти не смогла, но ей, как поганки, захотелось раздавить эти скользкие и ...пошлые - нашла наконец Аля слово - строчки.

Взглянув на лист блокнота, она спросила:

- Катя, зачем ты так вытянула мое лицо? Мое лицо овальное, правильной формы, а ты его вытянула и сделала длинным. Пожалуй, не стоит меня рисовать. Честно говоря, и профессиональной художнице не удалось написать меня правильно. Видно, такое у меня лицо - не поддается карандашу или кисти. Ты лучше подари мне этот листок, и больше не мучай меня.

Катя огорчилась, даже обиделась, но листок с незавершенным портретом оторвала и подарила Але, приложив к нему листок со стихотворением.

- Спасибо, - вежливо поблагодарила Аля. - Я сохраню на память о тебе.

Катя улыбнулась, прощая Але резкий выпад, и спросила:

- А что мы теперь делать будем?

Аля, которой крайне неприятно было Катино присутствие, с вежливой улыбкой ответила:

- Ох, у меня же сейчас с мамой урок английского языка! Я уже опаздываю! Пока! Еще увидимся, - и с этими словами быстро вышла из комнаты отдыха.

Английским Аля и впрямь с мамой занималась, но на отдыхе они обе решили отдохнуть, хотя общению с Катей Аля безусловно предпочла бы урок английского, который непременно пригодится ей в будущем, когда она будет ездить на гастроли за рубеж... как ей тогда казалось. Никаким английским она, разумеется, и не думала заниматься. Просто решила зайти в библиотеку, расположенную на прогулочной палубе, двумя пролетами выше, и что-нибудь взять почитать.

Погода в следующие дни не стала лучше. Мелкий дождик сменялся сильным или переходил в моросящий; прекратился он только перед самым приходом "Нахимова" в порт Сухуми, откуда до дома творческих работников Аля с мамой добирались на такси. Такси ехало по трассе Сухуми - Гагры, Аля смотрела в окно и любовалась зелеными горами, необычными стройными деревьями, кажется, кипарисами, мандариновыми рощами, красивыми трехэтажными домами отдыха и санаториями, богатенькими двухэтажными жилыми домиками и, конечно же, морем! Сказочным, сверкающим солнечными бликами, то густо зеленым, то темно-синим прекрасным Черным морем!