Домик на побережье

Петра удивленно взглянула на нее.

– На склоне лет? Ты с ума сошла? Адам женился на моей матери, когда ему было восемнадцать. Она была на десять лет старше. Он всего на пятнадцать лет старше меня. И на шестнадцать старше тебя.

– Господи! Такой старый? – с напускным изумлением воскликнула Триш.

Тридцать восемь. А ей – двадцать два. В самом расцвете. Триш принялась вытряхивать сумочку, чтобы занять чем-то руки. Он был намного старше и в то же время так молод. Ей пришло в голову, что, будь он ровесником матери Петры или даже на несколько лет старше, ей сейчас не грозила бы истерика. И было бы абсолютно наплевать, как она выглядит. Потому что они бы никогда… никогда…

– Что ты делаешь? – осведомилась Петра.

– Я… я вытряхиваю крошки из сумочки, – поспешно объяснила Триш, от души надеясь, что Петра не заметит, как от волнения у нее перехватывает дыхание.

– Понятно.

Более красноречивого «понятно» Триш еще не приходилось слышать. Но что, собственно, такого в том, что она решила привести в порядок сумочку? Триш принялась критически разглядывать свое отражение в зеркале, тщетно пытаясь взять себя в руки.

– Петра… скажи мне вот что. Я в самом деле превратилась в законченную деревенщину, пока жила в своем захолустье? – шутливо спросила она, отчаянно пытаясь скрыть неуверенность и страх. Ее темно-синие глаза встретили озорной и в то же время ласковый взгляд Петры.

Без косметики внешности Триш, как ей казалось, не хватало изысканности, хотя ее темные от природы брови и ресницы не нуждались в помощи туши и карандаша, а на щеках был здоровый румянец.

В шикарно обставленном номере отеля она чувствовала себя словно рыба, выброшенная на сушу. Неудивительно, что люди оглядывались на нее, пока она добиралась до Южного Кенсингтона. Она была похожа на деревенскую девчонку, заблудившуюся в большом городе!

– У меня ужасный вид, да? – в отчаянии спросила она.

– Прекрати напрашиваться на комплименты! Ты такая красивая, что мне хочется нацепить тебе на голову бумажный пакет. Ты же просто пышешь здоровьем, у тебя отличный загар и ноги от шеи. Ты – как глоток свежего воздуха, несносная ты плакса! – Петра с нежностью обняла подругу. – Все эти размалеванные куклы позеленеют от зависти.

Триш вовсе не польстило то, что ее назвали глотком свежего воздуха. Сейчас она с радостью обменяла бы внешность провинциальной пастушки на изысканный наряд, белоснежную кожу, накладные ресницы и длинные ногти. Она спрятала за спину свои огрубевшие от работы руки. Вот что бывает, когда без конца моешь посуду, затаскиваешь на берег лодку или возишься с каменной изгородью!

– Довольно лжи, я знаю свое место, – печально возразила Триш.

Оставив тщетные попытки придать своей внешности элегантность и лоск, Триш наконец-то расслабилась. Она улыбнулась Петре одной из самых ослепительных своих улыбок, обнажив ряд белоснежных зубов, казавшихся еще белее на фоне золотистого загара.

– Пусть рядом со мной все чувствуют себя элегантными и изысканными, – решила она. – Буду изображать провинциалку, и избранница Адама будет в восторге, потому что я такая милая забавная деревенщина.

Петра многозначительно взглянула на нее.

– Не слишком на это рассчитывай, о моя мудрая провинциалочка. Кажется мне, что Луиза уже по горло сыта рассказами о святой Триш. Думаю, она перемерила не меньше сотни платьев и сейчас взвинченна, как и ты. Идем?

Пораженная словами Петры, Триш молча последовала за ней к лифту. Неужели Адам и вправду так ее назвал? Радостная улыбка тронула уголки ее губ, но она безжалостно подавила начавшую было теплиться надежду.

Поздно. Адам уже сделал выбор, остановив его на красивой, талантливой, остроумной особе, которая умела вести себя за столом и не проливала суп себе на колени.

Женщине зрелой, которая его понимала, которая не хуже его разбиралась в компьютерах и могла устроить обед для семидесяти японских бизнесменов, следя при этом за торгами на бирже и не забывая о безупречном педикюре. Триш тяжело вздохнула при мысли об идеальной женщине, которую нарисовало ее воображение, и горько пожалела о том, что позволила Петре уговорить ее пойти на помолвку.

После того как подруга буквально засыпала ее письмами и измучила телефонными звонками, Триш нехотя согласилась совершить небольшое путешествие в Лондон и поприсутствовать на семейном торжестве. По словам Петры, она практически была членом семьи, ведь они прожили вместе два года. И потому она непременно должна была поздравить Адама и Луизу и пожелать им счастья.

По дороге Триш угрюмо пыталась отрепетировать свою приветственную речь: «Привет, Адам! Какая чудесная вечеринка! Поздравляю. А это Луиза? Вот это да! Какое красивое платье. Простите, но я обещала двум молодцам, лучше пойду, пока они…»

Не то. Глупо. Адам сразу обо всем догадается. Он посмотрит ей в глаза своим глубоким, проницательным взглядом и…

Господи, что же говорить?

Петра не переставала весело щебетать, пока они шли по коридору к массивным дверям черного дерева, ведущим в номер с садом. Это был дорогой отель, с устилавшими пол пушистыми коврами, огромными картинами на стенах и старинной мебелью. Все было настолько изысканно и красиво, что Триш не смела ни присесть, ни прикоснуться к чему-то своими влажными от волнения пальцами. А серебряные столовые приборы казались такими тяжелыми, что она начала всерьез сомневаться, сможет ли ловко и изящно удержать их.

Она изо всех сил старалась справиться с волнением и найти наконец подходящие слова. С каждой минутой все труднее было устоять перед соблазном убежать и забиться, точно испуганный кролик, в свою нору.

Лондон подавлял ее. Город был чересчур шумен и неласков – если не сказать, грозен. Она едва не заблудилась в метро. Здесь всюду царила скорость. Люди все делали в спешке, словно им ни на что не хватало времени. Уже через два дня нервы ее были на пределе.

Однако Адам Фостер предпочитал именно такую обстановку. Четыре года назад он перевел свою фирму из Труро в Лондон и достиг немалого успеха в этом чуждом мире. Должно быть, ему доставляет удовольствие жить в таком безумном темпе. И нравится дышать выхлопными газами.

Они с Адамом – полные противоположности. Как вода и огонь. В эту минуту больше всего на свете ей хотелось вновь очутиться дома.

Но любопытство упрямо подталкивало ее вперед. Ей нужно было увидеть, как он влюбленно смотрит на Луизу. Просто чтобы успокоиться раз и навсегда. Тогда ей наконец удастся отделаться от чувства, словно что-то очень важное осталось незавершенным. Что-то, что могло бы изменить ее жизнь. Как только вечеринка закончится, она сможет со спокойной душой связать свою жизнь со своим терпеливым приятелем.

Возможно, за эти годы Адам изменился и теперь даже отдаленно не напоминает мужчину, которого она некогда боготворила. Что, если он стал обычным человеком и больше не походит на разбойника? И совершенно лишился своего шарма? Она ведь тоже изменилась. В конце концов, тогда она была всего лишь впечатлительным восемнадцатилетним подростком.

Этот день! Каждая секунда той встречи навеки запечатлелась в ее памяти.

Лишь много позже, когда, мучимая угрызениями совести, она сбежала домой, Триш поняла, что толкнуло его на этот поступок. Все еще оплакивая умершую два месяца назад жену, Адам готов был броситься в объятия кого угодно. Жаль, что она вовремя не поняла этого.

Смерть бедняжки Кристин не была неожиданной: пять лет она мужественно боролась с раком позвоночника. Но Адам был настолько убит горем, что даже не пошел на похороны. Триш вздохнула. Когда он с мольбою взглянул на нее, протянул к ней руки, произнося ее имя, бедняга и думать не мог, что она поведет себя так, словно он только что признался ей в любви.

Никогда в жизни не совершала она более необдуманного поступка. Как же она потом сожалела об этом, сгорая от чувства стыда и вины. Да и теперь еще она так и не простила себе того, что случилось.

Наконец они достигли дверей в апартаменты. Сейчас она встретится с ним лицом к лицу.