И всё только начинается (СИ)

― Последний Варик?

― Ага, вчера привезли, только разбираюсь.

Кир полуссадил, полуспихнул Антона в сторону и прилип к монитору.

― А здесь что?… Эльфы Крови? Обалдеть, дайте два… Погоди, давай вот так попробуем… Не, не хочешь?.. Тох! ― Кир мельком обернулся и нетерпеливо махнул рукой.

― Мы ушли! ― крикнула из коридора мать и хлопнула входной дверью. Антон промычал в ответ всем сразу и вздохнул. Хотелось… Да чёрт знает, чего хотелось.

Даже находиться рядом, вот так близко, соприкасаясь друг с другом и то ли невзначай, то ли специально сталкиваясь руками, прижимаясь коленями, теперь стало волнительным до дрожи в пальцах и мокрых подмышек.

И Кир, наверное, это понимал или ощущал то же самое, не сдвигаясь с мёртвой точки флирта и летящих поцелуев.

― Что там у тебя? ― Антон облокотился предплечьем одной руки на спину Кира и заклацал по клавиатуре.

Спина под его рукой напряглась и через долгое мгновение опала вместе с задержанным выдохом. Антон скривил губы, пряча довольную улыбку.

― Чего расселся? Двигайся давай!

========== 4 ==========

Тёмно-синяя кнопка звонка торчала на белом пластмассовом прямоугольнике, уходя вверх проводами. Провода бурили стену и шли дальше в квартиру, оставляя вокруг себя обломанные края штукатурки.

Антон нажал на звонок и, дождавшись жизнерадостного «чиф-чиф-чиф», сжал ладони и поднёс ко рту, дыша на них теплом. Похолодало внезапно и сильно.

За дверью затопали, брякнул замок, дверь распахнулась и обдало знакомыми запахами квартиры Кира.

― Привет, ― Кир протянул руку, пожимая в ответ. ― Замёрз?

― Есть немного, ― Антон наклонился и клюнул его куда-то в щёку, пока Кир повернулся к выключателю. Вспыхнул свет в прихожей. Из гостиной, улыбаясь во все восемь зубов, покачиваясь, как старый морской волк во время качки, вышла Алька.

― И тебе привет, ― Антон присел на корточки, поставил рюкзак перед собой и махнул ей, подзывая к себе. Алька, довольная тем, что пришёл гость, сделала круг почета до гостиной и обратно, задрала футболку, оголяя круглый живот, и на обратном пути всё-таки дошла до Антона. ― Смотри, что у меня есть.

Он раскрыл молнию и достал из рюкзака маленькие стеклянные банки с детским питанием, упаковки из мягкого пластика и сок.

― У! ― воодушевлённо заметила Алька и начала собирать подарки. Подарки не умещались. Из рук постоянно что-то выпадало - то сок, то пюре. Стеклянные банки Антон предусмотрительно отдал появившемуся из кухни Киру. Тот сказал: “Спасибо, Тох!”, и скрылся обратно.

― А родоки где? ― спросил Антон.

― Умотали в гости, оставили вот на меня Альку. Последишь за ней, я пока ужин сделаю? ― ответил Кир с кухни.

― Последишь за мной, пока Кир ужин сделает? ― поинтересовался Антон у Альки. Та сосредоточенно пыхтела, поднимая снова выпавший сок, и ничего не отвечала.

Антон тихо подкрался и обнял Кира со спины. Руками, грудью Антон чувствовал, как напрягаются мышцы, пока тот быстро мнёт варёную картошку с молоком. Антон потёрся носом о шею и, отстранившись, подул.

― А Алька где? ― спросил Кир.

― Играет. Всё нормально, ей там надолго хватит.

― Да? ― Кир оставил картошку, повернулся к Антону и первый раз за этот вечер обнял его. Антон кивнул, улыбаясь, провёл пальцами по волосам, ероша их на затылке, и надавил, наклоняя к себе. Кир послушно потянулся к нему и его губы дёрнулись.

Было хорошо, было так хорошо целоваться с Киром. Губами, языком, всем телом ― прижимаясь близко-близко.

Что-то брякнуло и раздалось знакомое «У!».

― Алька? ― нахмурился Кир.

― Телефон… Чёрт, телефон! ― Антон вылетел с кухни, добежал до детской, вернулся обратно, бросился к открытой двери туалета и застонал. Алька старательно пыталась выловить телефон, лёгший мёртвым грузом на дно унитаза.

― Ну как, жить будет? ― Кир заглянул к ним, протягивая полотенце. Антон подул на аккумулятор, протёр его ещё раз и бережно положил на бельё, висящее на змеевике в ванной. Алька стояла рядом и сосредоточенно наблюдала за ним, покачиваясь на широко расставленных ногах.

― Опять сандаль где-то потеряла, ― заметил Кир. ― Пойду поищу.

Антон посмотрел на Альку, та и вправду стояла только наполовину обутая. Второй сандаль одиноко притулился в мусорном ведре. Антон оглядел размах бедствия: свой телефон, размотанную до втулки туалетную бумагу, метко брошенный сандаль ― и расхохотался.

― Вот вырасти, я тебе такое же свидание устрою, ― мстительно пообещал он Альке сквозь смех. Алька только вытянула руку вперёд, к разложенному и сушащемуся телефону, и сказала: «У!»

========== 5 ==========

Антон слышал, как тихо, глухо разнеслась трель звонка по квартире, хлопнула входная дверь, раздались голоса матери и Кира. Он ловко наколол поверх рисунка другой — ватман с набросанным в спешке натюрмортом — и замер. Сердце билось в предвкушении. Сейчас Кир снимет кроссовки, уберёт салатово-неоновые шнурки внутрь, повесит куртку, бегло, стесняясь, так, чтобы мать Антона не заметила, посмотрит на себя в зеркало, затянет завязки на капюшоне толстовки и пойдёт к нему.

Антон стоял с карандашом в руках и ждал. Когда Кир зайдёт, он сделает вид, что очень занят штриховкой тени от чайника или прорисовыванием складок драпировки, или гжелевым узором на чашке, или любой другой мелочью, на которые уже потратил полдня. Потому что четыре часа из пяти забрал тот, другой рисунок, скрытый до поры до времени от чужих глаз.

— Привет, — Кир неслышно приблизился со спины, то ли воровато поцеловал, то ли клюнул в затылок, и тоже уставился на рисунок. — Для художки делаешь?

— Ага. На завтра задали, — на ватмане, подбоченясь, сиял цветком округлый приземистый чайник, в стороны от него разбегались тонкостенные фарфоровые чашки, изысканно и элегантно опадала складками белая скатерть.

— Красиво.

— Что ты в этом понимаешь? — Антон, улыбаясь, развернулся, сунул руку подмышку и дальше, обнимая его, прижал ладонь к спине. — Оно ужасно.

— А я говорю красиво, — начал спорить Кир, улыбаясь в ответ. Антон замотал головой, повторяя «ужасно, ужасно, ужасно», наступая на пятящегося Кира, пока они оба не завалились на неубранную тахту.

— Меня что-то в бок колет.

— Это? — Антон вытащил из-под Кира карандаш.

— У тебя опасно.

— Враг не пройдёт, — пошутил Антон. За глупым разговором ни о чем он ловил, впитывал своего Кира. Его мимику, вибрирующий голос, интонации. Волнующее тепло тела, запах: туалетной воды, свежий и грубовато-мужской; травянистый — от волос, слабый запах пота, кожи, его собственный, который, как ни старайся, не опишешь. Они соприкасались лишь бёдрами, руками через одежду, и этого было чудовищно мало и уже достаточно, чтобы смущать и будоражить.

Кир приподнялся и подпихнул под голову подушку. Антон сел к нему боком, скрестив ноги по-турецки.

— Когда меня нарисуешь? — привычно спросил Кир. Антон промолчал, опустив взгляд на абстракцию из крыш на покрывале.

«Когда просидишь два часа на одном месте», — обычно отвечал он.

Там, в ящике тахты, под старым, проеденным молью одеялом, лежала секретная папка с рисунками. Первыми, нелепыми и смешными. На память. Дома, деревья люди. Другими: резкими, чёткими набросками. Лица, фрагменты, застывшее движение. И недавними, волнующими, сокровенными. Кир — улыбающийся, хмурый, задумчивый, спокойный. Синь глаз, чернота ресниц, короткая стрижка тёмных волос.

Ворот футболки, не скрывающий ключиц, кадыка запрокинутой головы. Или толстовки, мягкими складками ложащейся вокруг шеи. Стойка косухи до самого подбородка, а выше — намотанный витками шарф.

Плечи, шея, скулы, выхваченная мимика, отражение эмоций на лице в приподнятых бровях, дрожащей линии губ, в смеющихся глазах. Настороженных, внимательных. В мягкой улыбке и белозубой, открытой — в смехе.

И руки. На грифе гитары, пальцы, перебирающие струны. Сжимающие сигарету между указательным и средним. Ручку в щепоти. Расправленные на листе бумаги, удерживающие тетрадь.