Законная наследница

— Что? — тупо переспросила Пэгги. — Вы у него спросите, зачем молодой человек, к тому же жених, преследует меня по пятам. Если вы с ним не справляетесь, я не виновата. Что же касается меня, можете не сомневаться — найду способ поставить его на место. Терпеть не могу наглецов, как он, и грубиянов, как вы.

Тут она круто развернулась и хлопнула дверью, бегом бросилась по лестнице. Все в ней клокотало. Однако на последней ступеньке Пэгги остановилась, как вкопанная. Батюшки, да никак он ревнует? Догадка несказанно обрадовала ее. Значит, у ее сердца есть надежда.

— Господи боже мой, — сокрушался Брюс. — Что я наделал?

— Ухитрились оскорбить хорошую девушку, — вздохнула Джесси, ставшая невольной свидетельницей происшедшего. — Девушку, которая, как мне кажется, к вам неравнодушна.

— Вы действительно так думаете? — растерялся он.

— У меня глаз, что ли, нет?.. Вы отличный фермер, Брюс, но никудышный психолог.

— Я… достаточно хорошо разобрался в женщинах по фамилии Макинрой.

— Нельзя ненавидеть дочь за ошибки матери. Это бессмысленно! Она изумительная девушка, мистер Брюс. Если вы опять обидите мою Пэгги, будете иметь дело со мной!

А ведь он прав, раздумывала Пэгги, перебирая свой гардероб. Нельзя идти к пастору в чем попало. Конечно, если бы заранее знать, куда Брюс ее позовет… Впрочем, она уже не злилась. Пусть грубиян, пусть ревнивец, но не ангела же с крыльями она представляла в своих мечтах — человека! И вот встретила, так терпи!

Пэгги выбрала непритязательное коричневое платье рубашечного покроя, коричневые туфли на низком каблуке. Из украшений надела небольшой золотой крестик и скромные сережки. Все это она когда-то подарила себе сама.

Брюс поджидал ее у подножия лестницы. Когда Пэгги спускалась, он невольно подумал, что платье идет ей больше, чем джинсы с кроссовками, так женственнее. Пэгги словно угадала его мысли.

— Теперь все как надо? — миролюбиво спросила она, намеренно не напоминая о недавней ссоре.

— Вы прекрасно выглядите.

— Мне никогда не приходилось заниматься организацией похорон, поэтому, признаюсь, не знала, как принято в таких случаях одеваться.

— Разве вы не провожали в последний путь отца? — удивился Брюс.

— Нет, — не сразу ответила Пэгги. — Я узнала о его смерти только через несколько недель. Его похоронили без меня. Мне осталось лишь забрать его вещи из комнаты, где он жил. — Печальные воспоминания опять нахлынули на нее. Сначала отец, теперь мать, грустная череда событий, из которых не вырваться. На глаза невольно навернулись слезы. Пэгги поискала носовой платок. — Обычно я не слезлива, а теперь, как прорвало…

— Ничего, — тихо произнес Брюс и потрепал ее по плечу. — Кто-то должен оплакивать их обоих. Если не вы, так кто же?

В машине оба долго молчали. Солнце уже поднялось довольно высоко, на улицах городка, куда они въехали, было оживленно.

Пэгги нравились такие города. Чуть старомодные, они, в отличие от крупных центров, кишащих и бурлящих многолюдьем и толчеей, сохранили некий биологический ритм, не идущий вразрез с человеком. Или наоборот — люди сообщили здешней жизни совпадающий с ними темп и ритм? Неважно. Главное — никто не суетился, не бежал, не мчался.

Ширина улиц позволяла перекинуться словечком с соседом, вышагивающим по противоположному тротуару. Высота построек — крикнуть из окна своего второго этажа торгующему внизу продавцу, чтобы занес рыбу, или отругать за шум, с каким разгружаются его ящики.

А дома? На первый взгляд — близнецы. Но стоит присмотреться — ахнешь. И крыши покрашены каждая на вкус хозяина, и бетонная дорожка к входу, конечно, идет, как у всех, окруженная зеленым газончиком, но у одних — строго ровная, у других — вьется змейкой, третьи предпочитают разноцветную плитку или гравий. В тени раскидистых деревьев, посаженных невесть в какие годы, стоят плетеные кресла, и у ног стариков, читающих газеты, лежат разомлевшие псы…

Идиллические картинки, подобные этой, всегда вносили в душу Пэгги некое равновесие. Обыкновенная жизнь не похожа на модную картинку из какого-нибудь сверхавангардного журнала. Она мудра своей бесхитростностью и простотой. И человек в ней — человек, а не экстравагантный манекен, коему к каждому сезону полагаются модные одежки. Подразумевается — старые давно пора выбросить как хлам за ненадобностью.

Счастье, что люди упрямы, и не расстаются с привычным, упорно сохраняя свое, присущее лично им: устоявшееся, удобное, знакомое, с чем сроднились или усвоили от своих предков. И ничего — не комплексуют, не терзаются! Как знать, кто выигрывает больше — те, которые участвуют в стремительной гонке, или выбравшие обочину, но успевающие почувствовать вкус жизни, где все идет своим чередом…

Глядя на проплывающий за окошком автомобиля городок, Пэгги чуть отвлеклась от грустных мыслей по поводу цели, с какой они сюда ехали. Но Брюс напомнил:

— Вот и добрались… Это наша единственная методистская церковь святого Стефания. Все Макинрои тут венчались, принимали причастие, отпевались… У каждой местной семьи на здешнем кладбище есть свой участок. Макинрои не исключение. И пастор тут замечательный, вам обязательно понравится, так что не волнуйтесь понапрасну, к тому же я буду все время рядом.

Больше всего Пэгги успокоило последнее уточнение. В церковных обычаях она ровным счетом ничего не смыслила и в самом деле боялась совершить какую-нибудь оплошность, но если рядом Брюс, можно не тревожиться.

Пока тот искал место для стоянки, Пэгги как следует разглядела церковь. Старинное здание выглядело прекрасно. Сочетание кирпича и дерева придавало ему удивительное своеобразие. К тому же аккуратно подстриженные деревья, ухоженный, в цветах дворик свидетельствовали о заботе и любви к местной святыне.

Элитон, где она жила, ничем подобным похвастать не мог. Среди однотипных современных многоэтажек глазу не на чем остановиться, а здесь такая красота! Ее размышления прервал Брюс.

— Идите сюда, Пэгги. Нам повезло — ее преподобие Бетси Шарон.

Пастор оказался высокой, худощавой седой женщиной с блестящими умными глазами. На ней были поношенные желтые рабочие брюки и выцветшая голубая майка.

— Здравствуйте, Брюс, — сказала Бетси Шарон низким, бархатным, грудным голосом, какому могла бы позавидовать и оперная певица, не говоря уж о дикторшах с телевидения.

— Мы с печальным известием — ночью умерла Пэгги Джил Макинрой. Это ее дочь. Она насчет заупокойной мессы.

— Да упокой, Господи, ее душу, примите мои соболезнования. — Бетси Шарон печально склонила голову, потом ласково взяла девушку за руку и повела за собой.

В служебной комнате храма она сняла с полки пухлую книгу регистраций и надела очки.

— Вы хотите похоронить мать на фамильном участке?

— Да.

— Понадобится и соседнее место для отца Пэгги, — добавил Брюс. — Останки придется, правда, привозить из Нью-Йорка, но мы уже начали официальное оформление процедуры. Надеюсь, обойдемся без волокиты.

Пэгги ушам не поверила. Когда он успел? С благодарностью подумала, что Брюс освободит ее и от этих печальных хлопот.

— Когда вы хотите назначить заупокойную мессу?

Пэгги растерянно развела руками, инициативу снова взял на себя Брюс.

— Сегодня понедельник, значит, служба и похороны могут состояться в среду.

Бетси Шарон кивнула в знак согласия.

— В среду утром подходит. Скажем, около десяти часов. — Она сделала пометку в своем календаре. — Я здесь служу двадцать пять лет и не припомню, когда в последний раз была в Реджвуде. Еще раз примите мои соболезнования…

— Благодарю вас, — сказала Пэгги, стараясь сдержать слезы.

Обратной дорогой они опять молчали. Только когда показался Реджвуд с дымком над крылом, где кухня, Пэгги обратилась к Брюсу:

— Можно найти кого-нибудь, чтобы приготовили закуски и напитки для поминок? Вряд ли удобно взваливать это на одну миссис Морден.

— Мне кажется, она обидится, если вы попросите посторонних. Дайте ей утолить печаль по-своему. Когда Джесси расстроена, она всегда начинает стряпать. Держу пари, у нее уже все предусмотрено. Выкиньте из головы мелочи. Честное слово, здесь есть кому обо всем позаботиться.