На пороге любви

– Да, мне было интересно, когда вы остановитесь. Не проталкивайте ваши идеи слишком настойчиво, Клеон. Это производит плохое впечатление и оставляет неприятные воспоминания.

Она рассердилась:

– Разве вы не видите, что я хочу сказать? – Даже в полумраке было видно, что в ее глазах блестят слезы.

– Моя милая Клеон, не нужно на меня давить. У меня к этому иммунитет. Слишком часто это пытались делать. Дайте мне расслабиться и приспособиться. Дайте мне самому все увидеть и сделать соответствующие выводы. – Она молчала. Он продолжал:– Моя дорогая, большеглазая, наивная девочка, посмотрите на это с другой стороны. Перестаньте быть такой простодушной и станьте немного циничней. Вы думаете почему так много усилий направлено на удовлетворение запросов молодых людей? Потому, что это люди с деньгами, растрачивающие силу...

– Я знаю, – перебила она запальчиво, – но...

– Следовательно, – продолжал Ферс, – их причуды и капризы используются с одной целью – говоря более приземленно – выгрести наличные. Это барахло, – он показал на ряды одежды легким взмахом руки, – массовое производство для массовой распродажи, униформа для молодежи. Это нивелирует их до одного уровня. Это конформизм с большой «К». Здесь нет выражения индивидуальности. Она сглаживается рассчитанной одинаковостью одежды. Что касается кутюрье, то здесь на более высоком уровне присутствует оригинальность и индивидуальность.

– По дорогой цене, – сказала Клеон, – по огромной цене.

– Согласен, по дорогой цене. Однако многие люди считают, что стоит заплатить эту цену, лишь бы хоть немного отличаться от других.

– Но число людей, способных так дорого заплатить за платье или пальто – иногда сотни фунтов, – быстро уменьшается. И даже те, что остались, наверняка должны дважды подумать, прежде чем расстаться с такими большими деньгами, потому что они наверняка осознают, что мы живем в век выбрасывания одежды. Сейчас мода меняется так быстро, что даже они не хотят быть заваленными лишним барахлом, которое стоило им целого состояния. Во всяком случае, идея состоятельной женщины, проводящей утро у своего кутюрье – потому что ей больше нечем заняться, – примеряя дорогие потрясающие туалеты, которые она наденет всего раз, а потом отдаст служанке, слишком отдает эпохой феодализма и настолько несостоятельна, что не стоит даже говорить о ней. В наши дни мир моды более демократичен, более достижим для рядовой публики. И вся структура меняется. Высокая мода должна отозваться на эти перемены или умереть.

Он улыбнулся и ловко изменил тему.

– Не вмешивайте сюда политику, – сказал Эллис мягко. – У меня нет настроения говорить о ней. – И, все еще глядя на нее, произнес: – Здешняя атмосфера, световые эффекты, полутьма, эта громкая музыка с ее навязчивостью, примитивный ритм ударных – все это взывает к одному, главному из всех инстинктов. Если назвать вещи своими именами, то все это взывает к сексу. – Его глаза лениво задержались на ее белой хлопчатобумажной блузке, туго обтягивающей ее грудь, и перебрались на облегающие бархатные брюки. – Как и вы сами, – прошептал Эллис, заметив, как краска бросилась ей в лицо. – Вам еще никто этого не говорил? О чем думает Айвор? Должно быть, он только наполовину мужчина. – Его рука потянулась к ней, но он быстро отдернул ее и спрятал в карман. – Нам лучше уйти, а то я могу начать заниматься любовью с вами прямо здесь, а это было бы ужасно! Совсем не то время суток.

Он улыбнулся, и Клеон улыбнулась в ответ. «Если бы я сказала ему, о чем я думаю, – размышляла она, – если бы я сказала: «Я хочу, чтобы вы занялись со мною любовью, потому что люблю вас», – что бы он сделал?»

Клеон лихорадочно отыскала свою сумочку и первой пошла к дверям.

При дневном свете они оба моргали, как два человека, разбуженных от долгого и приятного сна.

– Возьмем такси, – предложил Эллис. Когда Клеон запротестовала, считая, что это удлинит путь, он просто заметил: – Никаких возражений, это за счет фирмы.

В такси она сжалась в углу. Ферса, похоже, это устраивало, и он держался своего угла. Они вернулись к обыденности. Им нечего было сказать друг другу.

«Я потерпела фиаско. Мне не следовало предлагать этого. Его убеждения ничуть не изменились», – думала Клеон.

– Мария – это модель, мистер Ферс?

Он отвернулся от окна и нахмурился:

– Прошу прощения, я не расслышал. Я был далеко отсюда.

Клеон повторила вопрос.

– Да, Мария модель. Она тоже работает у отца.

– Что происходит, когда Аннабель и Мария оказываются вместе, и тут появляетесь вы?

Он коротко хохотнул:

– Щекотливая ситуация.

– А ваши подруги – все модели?

– Нет, не все. Однако, – резко спросил Ферс, – откуда этот внезапный интерес к моей личной жизни? Я же не вторгаюсь в вашу.

Клеон потерла щеку, как от пощечины.

– Прошу прощения. – С несчастным видом она уставилась в окно.

Некоторое время спустя Эллис шевельнулся:

– Моему отцу хотелось бы видеть вас. Он хочет попросить вас об одолжении. У него капризная клиентка. Она терпеть не может примерок. – Он оглядел Клеон. – Отец говорит, что вы так схожи с ней ростом и фигурой, что для примерки можно использовать вас, если вы согласитесь.

– О, но я не думаю...

– Послушайте, я играл в ваши игры сегодня. Я посвятил вам свое время – драгоценное время – и свое внимание. У меня не было необходимости это делать. Я вполне мог отвергнуть ваше предложение.

Это был хитроумный способ напомнить ей, если она вдруг забыла, о его главенствующем положении, а также отличный способ оказать давление. Можно сказать, шантаж. Тем не менее она знала, что должна согласиться.

– Когда он хочет меня видеть?

– Сегодня вечером. Около семи.

Клеон кивнула.

– Благодарю, – сказал Эллис и снова утонул в своем углу.

Она была озадачена переменой его настроения.

– Мистер Ферс?

– Что? – Он даже не смотрел на нее.

– Мне... мне будет позволено кое-что изменить в журнале? – Эллис нетерпеливо пошевелился. – Целью моего сегодняшнего приглашения было показать вам обратную сторону медали...

– Я в этом уверен.

– ...Доказать вам, что нынешняя мода – это не только кутюрье, задающий тон. Одно время высокий «кутюр» был так влиятелен, что имел обыкновение пробиваться через все остальные пласты на сцене моды. Сейчас поток идет в другом направлении. Мода на самом деле, как река, и стили, виденные вами сегодня, – впадающие в нее притоки, наполняющие ее и заставляющие течь быстрей. – Клеон прервалась, чтобы оценить эффект от своей проповеди. Выражение лица Ферса не выдавало его чувств.

В отчаянии она продолжала:

– Если мода отражает время, как это было всегда, – стоит только заглянуть в исторические книги, чтобы подтвердить этот факт, – тогда журналы мод должны тоже отражать время, иначе они вымрут.

Эллис молчал, и на этот раз Клеон запаниковала:

– Мистер Ферс, – она помолчала, чтобы заставить его взглянуть на себя, – когда вы утверждали меня на эту должность, это должно было означать, что вы верите в меня. Можете ли вы быть последовательны в вашей вере и предоставить мне большую свободу в моей работе, чтобы я выполняла ее так, как считаю нужным?

Его смех разорвал напряженную тишину, в нем звучали бессилие и раздражение.

– Я должен отдать вам должное, юная Клеон. Если и есть что-то, чем вы обладаете в избытке, так это настойчивость и упорство. Вы просто так не сдаетесь, не так ли? – Эллис наклонился и взял руку Клеон, однако через несколько секунд отпустил. – Я могу вам обещать лишь следующее. Пока это вопрос политики, здесь задействовано правление, и все должно обсуждаться им. Если потребуется, сможете ли вы выступить в поддержку ваших идей?

– Да, если вы считаете, что это поможет.

– Поможет? Боже милостивый, если вы выйдете на них, у них не останется ни малейшего шанса. Ваше красноречие способно сдвинуть Эверест.

Они вернулись в офис и вместе вошли в здание, задержавшись у кабинета Эллиса.