Улыбка любви

Несколько успокоенная такой мыслью, она подошла к холодильнику и открыла его. Ничего не видя, Джесси смотрела перед собой, радуясь холодному воздуху.

— Давай сделаем бифштексы.

— Ты хочешь?

— Да.

Диллон встал сзади, глядя в холодильник поверх ее плеча.

— Вон там. — Провел рукой по плечу, с которого сполз свитер. — Мне кажется, этот свитер сам способен совершать осмысленные действия.

— В отличие от тебя.

Она отстранилась, решив оставить Диллона в одиночестве созерцать содержимое холодильника. Но у стола остановилась. С безопасного расстояния она наблюдала, как Диллон извлекал из холодильника бифштексы. Поставив их разогреваться на медленный огонь, он повернулся к ней и тихо спросил:

— Я тебя обидел? Когда прикоснулся к тебе?

— Нет.

— Джесси, я не пытаюсь скрыть, что ты мне нравишься.

— Верно, не пытаешься. — Она оперлась руками на стол позади себя.

— Ты даже не представляешь, как сейчас прекрасна. Ты очень соблазнительна, когда стоишь так, как сейчас.

Ничуть не смутившись, Джесси подняла голову, и ее волосы рассыпались по плечам.

— Ты привез меня сюда, чтобы соблазнить?

— Я очень хочу тебя и уже говорил об этом. Но не прикоснусь к тебе, пока ты сама этого не захочешь.

— Мне нужно быть в Остине самое позднее в воскресенье вечером.

— Значит, у нас еще есть три дня.

— Меньше сорока восьми часов, — поправила его Джесси. — Этого времени недостаточно даже для того, чтобы завязать хорошее знакомство. Уж не говоря о настоящей привязанности.

— Но ведь надо когда-нибудь начинать, Джесси.

— Я… — Она едва не сказала, что никогда в жизни не была с мужчиной. Ни с одним мужчиной. Вместо этого выпрямилась и с вызовом подняла голову. — Нет. Ни для одного мужчины я не буду женщиной на одну ночь. Даже для тебя. — Конец фразы она произнесла уже на пороге кухни. За дверью была свобода. Бешено стучавшее сердце говорило ей: надо спешить. Но пока она непослушными руками пыталась открыть незнакомый замок, Диллон схватил ее за плечи.

— Джесси, подожди. — Он притянул ее к себе, прижав спиной к груди.

— Пусти меня!

— Прости. Мне не следовало начинать, — ласково сказал он, обвивая ее талию руками. — Обещаю, больше этого не повторится.

— Ты не понимаешь!

— Я понимаю. — Он коснулся щекой ее волос, губами виска. — Джесси, я привез тебя сюда не для того, чтобы соблазнять. — Он крепко держал ее до тех пор, пока она не перестала сопротивляться. — Я хотел быть с тобой, и надо было не дать тебе уехать. Но веришь ты или нет, я просто хотел с тобой поговорить.

— Поговорить?

Он едва заметно кивнул.

— Но я совершенно теряю голову. Так я не поступал никогда в жизни. — Он еще сильнее сжал ее запястья и повернул к себе. — Если я пообещаю вести себя как монах, ты согласишься вернуться на кухню и пообедать со мной?

— Как монах? — Она не смогла сдержать улыбку, представив Диллона монахом. Он улыбнулся вместе с ней.

— У меня очень хорошее воображение. Джесси рассмеялась:

— Это я уже поняла.

Когда они покончили с обедом, состоявшим из бифштекса с жареным картофелем и кукурузного хлеба с маслом, над горизонтом был виден только самый краешек солнца. Беседа за обедом помогла Джесси узнать Диллона намного лучше. Они беседовали обо всем: от политики до бедности. В конце концов разговор зашел о семейных отношениях. Эта тема была ей хорошо знакома — дома Джесси всегда сравнивали с сестрой.

— Мама сравнивала меня с ней из самых лучших побуждений, — сказала Джесси печально, продолжая разговор. Они убирали со стола, составляя посуду в раковину и пряча в холодильник остатки еды. — У матерей всегда самые лучшие намерения, но все можно испортить одним-единственным словом.

— А ты когда-нибудь разговаривала об этом со своей матерью?

Диллон наполнил раковину горячей водой и насыпал туда порошок. Джесси выбросила из тарелок объедки и сложила посуду в раковину.

— Один раз. Несколько лет назад. Она ничего не помнит, но допускает, что могла так сказать. Она сказала тогда, что Ребекка хорошая, а я — непокорная. Потом она потрепала меня по щеке и улыбнулась. А делать так нельзя было ни в коем случае.

— Несомненно, ты еще не понимала, что обозначает слово «непокорная».

— Тогда мне было четыре года, и я, конечно, не понимала. Но слово казалось слишком длинным и глупым, чтобы обозначать что-нибудь хорошее. Ты будешь мыть или ополаскивать?

— Как пожелает дама.

— Тогда я буду ополаскивать. — Она встала ко второй раковине. — Ты знаешь, до того дня я считала себя хорошей девочкой. По крайней мере старалась ею быть. После же стала вести себя вызывающе и позволяла себе многое.

— Могу поспорить, ты была террористкой.

— Да, — со смехом призналась Джесси. — Наверное.

Она отчетливо вспомнила, словно это было только вчера, как она спросила у старшего брата Хоустона, что значит «непокорный». После нескольких безуспешных попыток объяснить, он показал на щенка. Счастливый и неуклюжий, он повсюду семенил за ними. Когда они на него посмотрели, он присел, наделал на полу лужу и побежал, оставляя за собой мокрые следы. Ей тогда очень понравился этот пример.

— Выяснив, что значит «непокорный», я поняла, что это описание ко мне очень подходит. Иногда я даже была рада, что не такая, какой меня хотели видеть родители. Бедная Ребекка. Я приобрела свободу, а она ответственность.

— Ей это не нравилось?

— Иногда. Ребекка на самом деле очень мягкая и добрая. Она всегда была готова жертвовать собой, и это делало ее очень уязвимой. Мне приходилось заботиться о ней, поскольку сама о себе позаботиться она не могла. Она была мамой для всех, а я для нее.

Последнюю фразу Джесси закончила почти шепотом, думая о том времени, когда помогать Ребекке она уже не могла. Сердце Джесси сжалось от чувства вины перед сестрой, и она отвернулась, чтобы скрыть неожиданно выступившие слезы.

На месте сестры следовало быть ей. Никто бы не удивился, когда в один прекрасный день выяснилось, что она беременна и отказывается объясняться по этому поводу. Все бы просто восприняли это как очередную проделку Джесси, на сей раз несколько худшую. Но она никогда не забеременеет. В отличие от Ребекки Джесси не могла иметь детей.

Чувство вины растаяло, уступив место печали. Еще некоторое время она стояла, повернувшись спиной к Диллону, продолжая думать о себе. Сердце ныло. Она еще никогда никому не рассказывала об этом. И почти никогда об этом не думала, спрятав все глубоко в себе. Она отдала бы все на свете только за одну надежду, что когда-нибудь у нее родится ребенок. Только один маленький ребенок, которого она сможет назвать своим. Бесценный дар ей и любимому человеку. Она хотела этого больше всего на свете. Но именно этого у нее не будет никогда.

Глава 6

— Джесси! — Диллон коснулся ее плеча. — С тобой все в порядке?

— Все отлично.

Джесси умела владеть собой. Она прогнала из глаз слезы и повернулась к Диллону с улыбкой, которая была способна сиять сквозь холод, ветер и дождь. Привыкнув улыбаться, когда устала до изнеможения, она могла улыбнуться и тогда, когда сердце разбито.

— Мы закончили?

Диллон взял у нее из рук последнее блюдо и поставил его на сушилку.

— Да. Если хочешь, отдохни на кушетке, а я поставлю какую-нибудь музыку.

— Это было бы неплохо.

Джесси смотрела на него из-под ресниц, боясь взглянуть прямо. Она уже поведала ему секреты, которыми не делилась ни с одной живой душой, кроме Ребекки. С ужасом заметила, что хочет рассказать и то, что еще не успела разболтать.

Диллон обнял ее за талию. Этот жест был и покровительственным, и властным. Хотя он и обещал вести себя невинно, но оставался мужчиной. Он этого не забыл и не даст забыть ей. Когда они вошли в комнату, она высвободилась и с удовольствием опустилась на мягкую, сильно потертую кожаную софу. Диллон направился в отгороженный гардинами угол. Не поддаваясь искушению посмотреть на него, она укрыла ноги лежащим на софе шерстяным платком.