Мельница на лугу

Они ели. Эмма рассказала им, как прошел у нее день. Ее отец был занят счетами, которые принес Марк, копируя их, чтобы дополнить свои материалы. Корби сказал, что он пишет «Ужас пришел улыбаясь».

– А вид Реонского холма? – спросил Томас Чандлер. – Вы весь полдень провели там, не так ли?

Корби пояснил Эмме:

– Это для выставки.

– О да, – сказала Эмма, – я слышала, что у вас будет выставка весной.

– Давайте сначала проживем зиму, – сказал Корби.

Марк не позвонил вечером. Эмма спрашивала сама себя, мог ли он позвонить. Она решила, что, если он объявится, она не допустит его встречи с Корби. Маневрировать было легко, потому что Корби, Кит и Крисси были их единственные посетители.

Кит бодро приветствовал Корби, Крисси поздоровалась спокойно. Она вела себя с Корби сдержанно. Крисси легко общалась со всеми. Эмма не могла вспомнить никого, даже мисс Хардич не была исключением, кого бы Крисси не одобряла. Но она была предана всему, связанному с конным заводом Хардичей, и, если бы могла, избежала бы разговора или встречи с Корби.

Кит относился шутливо к этому. Корби, казалось, вообще ничего не замечал. Он был учтив с Крисси, но редко адресовал замечания непосредственно ей, и это было, вероятно, правильно.

Несколько недель прошло. Марк Хардич не появлялся. Эмма была обеспокоена. «Хардич-Хаус» стоял на том же месте, она все так же смотрела на него из окна спальни, но Марк не выходил из своих владений.

Крисси рассказала ей некоторые новости о работе. Крисси заглядывала почти каждый вечер. Она заканчивала работу на пару часов раньше Кита и часто приходила в «Милл-Хаус» одновременно с Эммой. Они выпивали по чашечке чаю, и, пока Эмма, скинув обувь, отдыхала полчасика, Крисси обдумывала, что приготовить на ужин, листая кулинарную книгу «Шаг за шагом».

Крисси всегда думала, что у нее еще куча времени до замужества и она успеет научиться готовить, и теперь Кит мог часами рассказывать истории о кулинарных успехах Крисси. Такие, как: «Мы не наливаем наш соус. Он у Крисси получается такой густой, что мы нарезаем его вместе с мясом».

Часто она уходила из «Милл-Хаус» с пирогом, испеченным Эммой. Хорошо, что Кит не был привередлив. Если блюдо и было несъедобно, он просто заглатывал его. «Ест как конь, – говорила Крисси, трепля рыжие волосы Кита. – Именно поэтому я и влюбилась в него. И внешне также похож на коня, не так ли?»

Вторая любовь Крисси были лошади. Она по-настоящему любила свою работу в конюшнях. Восторженные рассказы Крисси не утомляли Эмму, потому что это был и мир Марка Хардича – конюшни-то были его.

Следующая суббота у Эммы была рабочей наполовину, и она решила пойти и встретить Крисси. Хорошо бы столкнуться с Марком. Если это не получится, она придумает что-нибудь еще. Не могла же она вечно ждать прихода Марка в «Милл-Хаус»! Слишком вяло он проявлял инициативу.

В следующую субботу, в эту субботу, намечала она для себя.

Телефон зазвонил вскоре после завтрака. Властным, графским голосом было сказано:

– Эмма? Как вы? – Это могла быть только Сара Хардич. – Приглашаем вас на чай сегодня в половине четвертого, – сказала Сара, и Эмма чуть не выронила трубку телефона. Она сразу поняла, что Сара никогда не сделала бы этого по собственной инициативе. Марк, должно быть, попросил ее позвонить, и в сердце Эммы затеплилась надежда.

Сара сумела подчеркнуть, что время приема назначено и что Эмма не должна опаздывать. Но Эмма больше не боялась Сары. Сейчас она почти любила ее. Она обернулась, чтобы сообщить отцу:

– Вот так дела! Сара Хардич пригласила меня на чай.

Он также догадался, что это была инициатива Марка.

– Ты идешь? – спросил он.

– Почему нет?

– Нет причин, чтобы отказываться, – сказал Томас Чандлер, а сам подумал: «Этот человек причинил тебе боль три года назад, и я боюсь за тебя теперь».

Но как мог он сказать это? И лишь добавил язвительно:

– Ранний ужин и чай с мисс Хардич. Ну что ж, королевская компания!

Самый короткий путь от «Милл-Хаус» до дома Хардичей был через Корби, по лугу Кемпсона и вдоль забора. Но Эмма решила выбрать другой путь. Окна мельницы выходили туда, и будет неприятно, если он позовет ее, тем более что она не знала, что сказать.

Фасад дома Марка привлекал внимание при взгляде с шоссе, но давил при приближении. Впечатление величественности терялось. Это был большой, серого камня дом с парадной дверью в центре, к которой вела широкая лестница.

Эмма поднялась по ступеням и постучала. Не много изменилось в облике этого дома за столетия. За исключением того, что дверь открыл не слуга в ливрее, а Пэгги Станнинг, дочь начальника почтового отделения деревни. Она позволила себе, слегка улыбаясь, узнать Эмму. В детстве Пэгги, Эмма и Кит играли вместе на старой мельнице.

Она сказала торжественно:

– Мисс Хардич ожидает вас, – и двинулась через холл к двери, за которой мисс Хардич ожидала Эмму Чандлер. Пэгги находила ситуацию презабавной. Она работала здесь только три месяца, но уже хлебнула достаточно с мисс Хардич, узнав ее своенравие.

В гостиной была красивая мебель и красивые ковры. Стены были оливково-зеленые, лепнина на потолке времен короля Георга, панели под золото. Это была длинная комната. Сара Хардич сидела у камина в дальнем конце на стуле с высокой спинкой, который показался Эмме, сдерживающей смех с момента встречи с Пэгги, очень похожим на трон.

Она не сделала никакой попытки встать. Сидела там и ждала, когда Эмма подойдет. Ее глаза глядели изучающе.

За три года Сара Хардич изменилась. Ее кожа казалась более натянутой, чем Эмма помнила. Она была похожа на Марка, и все же он был красив, в то время как она выглядела вечно чем-то недовольной. Но этот нос с высокой переносицей был фирменной чертой Хардичей.

– Садитесь, Эмма. Пэгги, чай, пожалуйста, – отчеканила Сара.

Пэгги отправилась за чаем, а Эмма уселась на удобный стул и стала осматриваться. Прежде ее никогда не приглашали. Даже в течение тех двух месяцев, когда Марк встречался с ней, он никогда не приглашал ее в дом. Она была здесь только на благотворительном обеде, который проходил десять лет назад.

Ничего не изменилось в доме с тех пор, насколько она помнила. Мебель и картины, казалось, те же самые. Эмма остановила взгляд на хозяйке. Ее окружала атмосфера богатства и достатка. Она заметила на Саре одну из тех юбок, что продавались в ее магазине, – твидовую из смешанной шерсти и в тон ей сиреневый двубортный пиджак из кашемира. Жемчуг был, конечно, натуральный.

– Итак, вы возвратились в Хардичи, – сказала Сара.

Это звучало как старая песня, и Эмма просто ответила, что да.

– Вы хорошо выглядите. – Это было произнесено с удивлением, будто та жизнь, которую Эмма вела в Лондоне, должна была наложить свой отпечаток.

– Вы также, – сказала Эмма серьезно.

Беседа не клеилась. Сара Хардич держала себя холодно. Эмма коснулась погоды, потом своей работы. Рассказала, как узнала о покровительстве Сары магазину, и удостоилась в ответ холодной слабой улыбки, как если бы она допустила бестактность, рекламируя свою работу.

Пэгги принесла чай, а Сара сама налила его из серебряного чайника. Эмма взяла бутерброд, украшенный кусочком огурца. Сара проговорила:

– Я слышала, что свадьба прошла гладко. – Она казалась удивленной, и Эмма услышала свой голос:

– Не упали в грязь лицом. Вы это хотели сказать?

Это было глупое замечание. Сара замигала и продолжала, как если бы она не слышала его:

– Жаль, что я пропустила это событие. Но я была далеко на отдыхе в то время. Гостила у наших друзей. У них вилла на юге Франции – Беннингтоны, сэр Ричард и Марго. Вы их знаете? – Она сделала паузу.

– Нет.

– Нет. – Сара натянуто улыбнулась. – В прошлом году Гиллиан и Марк тоже были там. Вы не были знакомы с Гиллиан, правда?

Эмма покачала головой.

Тонкое лицо Сары внешне располагало, но злой умысел был очевиден.

– Она была – о, невозможно описать ее – само совершенство. Она излучала свет! Дом кажется теперь темным. Она заполняла его цветами. Желтыми цветами: нарциссами, мимозой, розами, в любое время года – желтые цветы. Марк называл это солнечным сиянием. – Она протяжно вздохнула, давая Эмме время представить девушку, заполняющую дом желтыми цветами, и Марка, с улыбкой наблюдающего за этим. – Бедный Марк, – продолжила Сара уже тише, – она поклонялась ему. Ни одного грубого слова не было сказано между ними после свадьбы. Он никогда не смирится с ее потерей. Никто не заменит ее Марку.