Мельница на лугу

Джейн Донелли

Мельница на лугу

Глава 1

Свадьбу сыграли быстро. Но, несмотря на поспешность, все было организовано прекрасно. Деревенская церковь была наполнена гостями, праздничный стол в деревенском зале для торжеств ломился от угощения.

У алтаря Крисси Бурнетт и Кит Чандлер испуганно смотрели на друг друга. И Эмма Чандлер, сестра жениха, сидевшая во втором ряду, заметила неуверенность на их бледных молодых лицах.

Девятнадцатилетняя Кристина и Кристофер, в возрасте двадцати одного. Два месяца назад свадьба, казалось, была в туманном будущем. Но однажды после завтрака Кит вскрыл конверт с официальным штемпелем и сказал подавленно:

– Я не верю этому.

– Подоходный налог? – с сочувствием произнес отец.

– Это жилищный отдел. Они предложили нам квартиру.

– Очень любезно с их стороны, – сказал Томас Чандлер.

– Но мы были в списке очередников только десять месяцев. – Новость ошеломила Кита. Он собирался жениться на Крисси, но не думал, что придется это сделать немедленно.

Они могли бы подождать еще несколько лет, встречаясь, тратя больше, чем позволяли их жалованья, ссорясь и мирясь. Кит жил с овдовевшим отцом, Крисси – со своим семейством.

Крисси, услышав о квартире, отреагировала как Кит:

– Это слишком скоро. Вряд ли мы получим квартиру. Это ошибка.

Их заверили, что никакой ошибки нет. Организация, ведающая распределением квартир, действительно предлагала им жилплощадь. Недалеко, в местечке Алмонд-Три-Крессент, где стояли три трехэтажных здания в стиле модерн. Им повезло – одно семейство решило жить в Австралии, и, в случае женитьбы, Кристофер Чандлер и Кристин Бурнетт получали квартиру. Кит позвонил Эмме, и ее квартирная хозяйка подозвала ее из ванны к телефону. Эмма стояла, дрожа, кутаясь в полотенце, и ее мокрые ступни приклеивались к линолеуму.

Кит звонил нечасто. Эмма даже испугалась. Она вскрикнула:

– В чем дело?

Кит объявил с легкой бравадой:

– Пятнадцатого числа следующего месяца приглашаем тебя на свадьбу.

– Какую свадьбу?

– Нашу, конечно. Крисси и мою.

Он объяснил относительно квартиры, и Эмма согласилась, что им выпала удача. Одна гостиная, две спальни, кухня, ванная. Много мебели не надо.

– Необходим легкий ремонт, – продолжал Кит, – но это легко устроить. Ты не купила бы для нас диван в качестве свадебного подарка?

– Да, – согласилась Эмма.

– Диван… – Кит вычеркнул его из списка. – Поговори с Крисси.

Трубку взяла Крисси:

– Привет, Эмма, как насчет совета? Я не знаю, что делать в первую очередь. – Она хихикала. – Я нашла только пару кастрюль в ящике шкафа, и что только делать с ними, не знаю, я такой плохой повар. Да, я жду. Пятнадцатого, Эмма. Ты будешь у нас, не так ли?

– Конечно, – обещала Эмма. Потом попрощалась и вернулась в ванную. Слишком неожиданно, чтобы радоваться.

Кит взял руку Крисси, и они наконец-то спокойно взглянули друг на друга – до этого все выбирали обои для гостиной и обсуждали гостей.

– …Пока смерть нас не разлучит… – повторял Кит очень медленно, Крисси почти шептала и, перед тем как Кит надел кольцо на ее палец, посмотрела через плечо, оглядев проход к церковному крыльцу.

Имелась тысяча причин для этого взгляда, и Эмма надеялась, что это не была отчаянная проверка возможности бежать в последнюю минуту свободы.

Крисси была еще очень молода. Девятнадцать – юный возраст, а Эмме уже двадцать два. Стоять бы в этой церкви три года назад и давать те же обещания и смотреть только на Марка, если бы Марк был готов стоять рядом.

Марк не был готов. Скорее всего, он даже никогда и не собирался. Марк Хардич стоял теперь далеко позади Эммы в темном углу церкви. Серые глаза, высокий, худой, темные волосы уже седеют на висках, хотя его тридцатый день рождения был только в прошлом месяце.

С детских лет все герои Эммы имели лицо Марка Хардича. Каждое утро, проснувшись, она отдергивала занавеску – окно было рядом с ее кроватью – и смотрела через луга туда, где, как она знала, находится дом Марка, и говорила очень нежно: «Привет». Иногда она сидела так минут пять, сообщая ему о разных вещах.

Она не могла припомнить, когда начала эти приветствия, но закончила, когда ей было тринадцать. Кит прошел мимо открытой двери однажды утром и спросил: «С кем ты говоришь?» Однако она не прекратила отодвигать занавеску и всегда всматривалась в даль в поисках серого дома, как если бы это был ее талисман.

Дом Эммы, хотя она жила в Лондоне последние три года, назывался «Милл-Хаус» [1]. Мельница все еще стояла на участке, но никто не помнил, чтобы там мололи муку, а Томас Чандлер работал школьным учителем перед уходом на пенсию.

Дом Марка был центром конного завода Хардичей. Марк Хардич, как и его предки, был владельцем красивых, дорогих скаковых лошадей. Деревня Хардичи находилась на земле графства. Никто не знал, что появилось сначала – семейство или деревня.

Времена менялись, конечно, но «Хардич-Хаус» был все еще самым внушительным домом на много миль вокруг, и Марк Хардич все еще был героем Эммы, когда ей было девятнадцать. Тогда и начались золотые месяцы.

Два месяца, точнее. Только два. Одна из лошадей Марка выиграла на бегах в Стратфорде. Это была четырехлетняя каштановая кобыла Пиппа. Эмма с толпой друзей поддерживали наездника на трибунах, так как наездником Пиппы был Марк.

Позже он, проходя мимо, сказал:

– Я надеюсь, что вы поставили на Пиппу.

– Мне жаль, что не поставила больше.

– Все собрались? Пойдемте выпьем, чтобы отпраздновать.

Они были соседями всю жизнь, и предложение Марка насчет празднования было достаточно естественно, но в то время, как он говорил, Эмма чувствовала восхитительную легкость сердца. Она разрумянилась, а глаза ее все еще искрились от триумфа Пиппы.

Набралось целых шесть человек: две девушки, работающие в том же магазине, что и Эмма, Кит и два молодых человека. Они все пошли к бару – выпить за Пиппу и конный завод Хардичей.

Впервые Эмма заметила, что Марк глядит как-то оценивающе. Это было не похоже на обычные ухаживания. Пропасть отделяла его от Джимми Лоренса, студента-медика, что был последним увлечением Эммы. Да и глядел он на нее иначе. «Смотрит как доберман-пинчер на косточку с мясом», – заметил Кит.

У Марка Хардича это выражалось в легком вскидывании бровей и улыбке, которая предназначалась для Эммы, в то время как он говорил с другими. Это было восхищение мужчины женщиной.

Марк был старше, чем Эмма и ее друзья. На пять лет старше Джимми. Их шутки и их болтовня внезапно показались ей инфантильными. Она не обращала на них внимания и говорила главным образом с Марком о лошадях. Она ни за что не сказала бы, из чувства самосохранения, что предпочитает собак и кошек. Скаковые лошади нравились ей, потому что они были частью Марка Хардича.

Она задавала вопросы и слушала. Она делала замечания, и он слушал. И ему, казалось, хотелось, чтобы она осталась.

Бедный Джимми не выдержал. Он вдруг схватил руку Эммы и попробовал втянуть ее назад в компанию. Она отчитала его с терпимой улыбкой. Она была добра, и она была уже в другом измерении, где происходили замечательные вещи, и она была настолько уверена в себе, что ее почти не удивило, когда Марк спросил:

– Вы пообедаете со мной сегодня вечером?

– Хотелось бы, – сказала она, не краснея, без запинки. – Спасибо, очень бы хотелось.

Но позже, дома, в комнате, когда она готовилась к встрече, ее спокойствие уступило место волнению, столь же пьянящему, как у ребенка в ночь перед Рождеством.

Она посмотрела на свое отражение и удивилась, что оно не изменилось. В девятнадцать она все еще ожидала чуда. Она делала новые прически и надевала модные платья с неослабевающим оптимизмом. Результаты были почти всегда хороши. У нее были темные блестящие волосы, которые струились по плечам. Широко расставленные зеленые глаза, круглое лицо и чистая белая кожа. Она была красива, но никогда не выглядела сногсшибательно, хотя очень надеялась, что когда-нибудь это случится. А в этот день она почувствовала себя сногсшибательной.