Я сведу тебя с ума

— Ничего! — сказала она громко, располагаясь у камина в ожидании Ральфа, который спустится, как только пожелает племянникам спокойной ночи. — Абсолютно ничего!

Но вся ее бравада испарилась в тот же миг, как отворилась дверь и он появился. Да что же с ней происходит?! И никакой он не красавец, хотя… Между тем Ральф вплотную подошел к ней, машинально пощелкивая пальцами. Опять Чем-то недоволен. Опять не угодила…

— Что это за шпионскую историю вы наболтали Софи? — потребовал он объяснений, наливая себе виски.

— Ну совершенно не умеет хранить тайны! — воскликнула Беатрис с невольным возмущением. Можно было подумать, что речь идет о ее подруге.

— Не забывайте, девочке всего семь лет, и она просто разрывалась от желания поделиться со мной. Кажется, Софи надеется, что ореол секретного агента возвысит вас в моих глазах, — фыркнул Ральф.

— Я только поддразнила ребят, — сказала Беатрис довольно уныло. — Для них интереснее считать, что я Джеймс Бонд в юбке, а не занудная гувернантка.

Ральф осуждающе покачал головой.

— По-моему, у вас весьма неординарные представления о воспитании детей.

— Я не заметила вашего недовольства вчера, когда они весь день были заняты, — резко возразила Беатрис, втайне испытывая облегчение от его нападок. Ведь это позволяло забыть свое смятение перед его приходом. Она с воинственным видом поджала под себя ноги: — Если вы так много знаете о воспитании детей, почему бы вам не заняться этим самому?

— Потому, что я плачу вам солидные деньги, чтобы вы это делали за меня, — холодно напомнил Ральф. — Надеюсь, с завтрашнего дня вы найдете лучшее применение своим педагогическим способностям. До сих пор ваша деятельность ограничивалась азартными играми и дурачеством со шлангом.

Направившись к камину, он резко опустился в кресло напротив Беатрис, уставившись на нее с нескрываемым раздражением.

— Не могу понять, что подразумевали в агентстве, воспевая вас как милую, спокойную девушку. Кроуфорд был мирным местом, пока здесь не появились вы.

Беатрис ошарашенно вскинулась на него.

— Но я не сделала ничего предосудительного!

Ральф продолжал угрюмо всматриваться в нее поверх бокала.

— Пока, мисс Обри, вы не сделали ничего из того, что входит в ваши прямые обязанности, — уточнил он. — Я ожидал уравновешенности, умения элементарно готовить. Не говоря уже о том, что дети наконец-то войдут в нормальный режим… А получается сплошная чертовщина. Опомнитесь же! Голова раскалывается от ваших абсурдных затей.

— Я думала, вы хотите, чтобы мы поладили.

— Почему вы не можете делать это спокойно, как все?

Ральф повертел бокал в руке и выплеснул остатки виски в огонь.

— Вы безостановочно бросаетесь в крайности. Я не могу сосредоточиться над книгой, ожидая очередной фортель.

Беатрис надменно скрестила руки на груди.

— Я не виновата в том, что вы консервативный шотландец.

— Что именно вы под этим подразумеваете?

Сообразив, что отступать слишком поздно, Беатрис вызывающе вскинула подбородок.

— Вы просто ненавидите саму мысль, что кто-то веселится, — упрекнула она. — Рождество — Это великий праздник, а вас при упоминании шампанского чуть не хватил апоплексический удар.

— Но согласитесь, две бутылки на двоих перед ленчем — несколько чересчур.

— Успокойтесь, никто не собирается пьянствовать… — вздохнула Беатрис, поднимая упавший с дивана журнал. — Я только старалась придумать что-нибудь, хотела сделать этот день особенным, как вы сами просили, если помните. Кто же знал, что мистер Маккензи боится выпит несколько бокалов шампанского.

Ральф, в свою очередь, не на шутку обиделся.

— Это все оттого, что я не подпрыгнул от радости, узнав, что имею шанс поцеловать вас под омелой, не так ли? — нанес он ответный удар.

— Не говорите чепухи! — Беатрис сморщила губки и нарочито уткнулась в журнал. — Уверяю, что вполне обойдусь без флирта с целомудренным бароном Маккензи.

Ральф пропустил последнюю реплику мимо ушей, и это усилило ее негодование. Сколько же самонадеянности… Какой нахал! Можно подумать, что она мечтает потискаться с ним под омелой. Ей нравились романтичные, немножко взбалмошные мужчины. Ральф Маккензи не имел с этим ничего общего. И тут до девушки дошло, что она читает статью о радостях материнства. Беатрис нахмурилась и так резко перевернула страницу, что бумага порвалась. «Как добиться поставленной цели?» Это уже ближе. Она попыталась сосредоточиться, но слова прыгали у нее перед глазами. Особенно выводило из себя баранье равнодушие Ральфа. Сидит как чурбан и даже не замечает, что она старательно игнорирует его. Беатрис бросила на него быстрый взгляд. Надо же… о чем-то задумался. Разумеется, не о ней. Беатрис подавила вздох. Почему ее это так будоражило? Он же совсем неотесанный, предвзято настроен, в общем, невыносимый. Так почему сейчас против воли она воображает, как бы он поцеловал ее под омелой… или если бы вдруг он захотел заняться с ней любовью… Беатрис со стыдом поймала себя на запретных воспоминаниях. Вот Ральф расстегивает пуговицы ее блузки в темноте машины… И кровь горячо застучала в висках.

В отчаянии она перевернула страницу. Бумага громко зашелестела в тишине, нарушаемой только потрескиванием поленьев. «Десять способов улучшить сексуальную жизнь». Ошеломленная, она пролистала статью. Если бы на месте Ральфа оказался кто-то другой, можно было бы всласть посмеяться над выдержками из такого шедевра.

Но рядом сидел Ральф, и от дискуссии о сексе стоило воздержаться. Однако, проснувшись, воображение Беатрис не собиралось подчиняться доводам рассудка. Она представляла, какой он любовник, как эти твердо очерченные губы смягчаются в улыбке и приникают к ней в поцелуе, как уверенно его руки ласкают ее… Дрожь охватила Беатрис.

Опомнившись, она с ужасом подумала, что Ральф мог наблюдать за ней в таком состоянии. Нельзя быть такой сентиментальной, чувственной дурой!

— Что еще случилось? — не замедлил съязвить он.

— Ничего особенного… — Ее голос звучал с неестественным напряжением. — Ничего.

Он с минуту странно смотрел на девушку, потом снова повернулся к камину. С огромным усилием Беатрис сосредоточилась на журнальной странице. О боже, это все еще «Десять способов…» «Разговаривайте друг с другом, — читала она, — ваш партнер не может знать, что вам нравится, пока вы ему не расскажете. Не бойтесь поверять ему свои тайные фантазии, результат удивит вас обоих».

Что, если она скажет ему сейчас: «Ральф, я не перестаю думать о том, как ты раздевал меня в темной машине»? Изумление — слишком слабое слово, чтобы описать его вероятную реакция Беатрис еле сдерживалась от нарастающего приступа истерического смеха. Она была настолько поглощена своими мыслями, что не заметила, как Ральф поднялся и нагнулся к корзине с поленьями у ее кресла.

Страшно переполошившись, Беатрис отпрянула в сторону. Журнал захлопнулся прежде, чем он успел заметить, что детская воспитательница интересуется методикой секса.

— Да что с вами опять? — Недоумевающий Ральф так и остался перед ней на корточках с поленом в руке.

— Так… не обращайте внимания, — сказала! она сдавленным голосом.

— Я только подброшу дров в огонь, — как бы оправдываясь, пояснил он. — Вы не возражаете?

— Нет, совсем нет. Хорошая мысль.

Девушка уже несколько успокоилась, но старательно отводила от него взгляд.

— Вы, кажется, очень взволнованы, Беатрис. — От слов Ральфа веяло холодком и легкой насмешливостью.

— Взволнована? — Она попыталась рассмеяться, но тщетно, раздался какой-то жалкий писк. — Из-за чего мне волноваться?

— Вот и я себя об этом спрашиваю, — медленно произнес Ральф, — и, поскольку серьезных причин нет, остается предположить, что ваше… во всем виновато ваше уникальное воображение.

Беатрис нащупала скользнувший вниз журнал.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Так уж и не понимаете?

Он без всякого предупреждения придвинулся, облокотясь на ручки ее кресла, так что Беатрис оказалась в ловушке.